— Зачем тебя кормить, если ты бесполезен? — строго спросил старик, взвешивая камень на ладони. Можно, конечно, поймать конструкт своим ловчим плетением, высосать ману и выбросить управляющий камень, только сколько там той маны? Тем более что кристаллы Маркус поставляет исправно — не скупится. Можно продать, только кому и где? Нет, не те деньги, чтобы ради них так заморачиваться. Подарить Оболиусу? — парень ловко обращается с Оком, даже немного завидно.
— Обойдешься! — пробормотал Толлеус, обращаясь к отсутствующему помощнику, вспомнив, для каких целей рыжий недоросль использовал конструкт в Палатке.
Око, точно чувствуя, что решается его судьба, заметалось туда-сюда. Накатило раздражение от свистопляски перед глазами, и старик активировал плетение, заключив ни в чем не повинный конструкт в медленно сжимающуюся сферу. Тот затрепыхался пуще прежнего, пока обреченно не замер, не в силах пошевелиться. Когда последние судороги прекратились, искусник вновь принялся разглядывать свою жертву.
Искусник провел мозолистой ладонью по отполированному за долгие годы древку посоха. «Не в силах пошевелиться…» — что-то было в этой мысли, что-то тревожило подсознание, удерживая от последнего необратимого шага. Неожиданно, словно вынырнувшее из-за тучи солнце, в голову снизошло озарение. Само по себе Око — замечательная вещь. Проблема была в управлении: конструкт оказался слишком чувствителен к эмоциям хозяина. Но вот сейчас, когда он надежно заперт и связан «по рукам и ногам» полем, эта проблема решена! Прищурившись, Толлеус заглянул в красный камень: изображение, передаваемое Оком, не дрожало, застыв, словно нарисованное. Теперь управление — не проблема! Всего-то нужно: зацепить за плетение сферы искусную нить и потянуть. Бывший настрощик попробовал, и упрямый конструкт послушно переместился в нужную сторону, а следом и картинка. Все оказалось очень просто! Теперь непослушный чародейский Глаз, который так долго не давался искуснику «в руки», «объезжен» и готов к работе. Надо лишь собрать специальный амулет, чтобы не отвлекаться каждый раз на работу с посохом. Совсем скоро старик этим займется, вот только перекусит немного. Заботливо спрятав Камень обратно в карман, он, наконец, нашел свою ложку и пододвинул миску с лепешками.
* * *
Второй день в мастерской также прошел лишь в ожидании настоящей работы. А что делать: кузнецы трудились день и ночь, но раньше послезавтра выполнения заказа ждать не приходилось. Без этого Толлеусу практически нечем было заняться. Паук самостоятельно отрабатывал движения, более не требуя контроля со стороны человека.
С утра приезжал Маркус, не поверивший словам своего големщика. Смотрел, проверял, удивлялся. Убедившись во всем лично, он в задумчивости убыл обратно в посольство. Артефакт, как и мечтал старик, остался у него. По крайней мере, до финала турнира.
Визит начальника не занял много времени, и Толлеус занялся доводкой до ума мелочей, которые все время откладывал на потом. К концу работы шестиног вместо лавочки-сундука обзавелся удобным креслом со спинкой и плетеным ремнем. Теперь в бадью можно было забраться только спереди, зато сидеть внутри стало не в пример комфортнее, и не вывалишься, даже если Паук перевернется. Все простые амулеты Толлеус все-таки убрал, перенастроив управление на выданный Маркусом амулет из раскопок. Артефакт бывшего заключенного был тут же. Его назначение — не дублировать функции первого, а разрабатывать для него цепочки команд. Поэтому старик предусмотрел возможность легкой установки и отключения этой реликвии. Установил, отработал движение, записал параметры в управляющий амулет, снял. Очень удобно, особенно когда големов будет несколько. Также Паук обзавелся защитным пузырем, который Толлеус так и не успел поставить до отборочного турнира. Причем это плетение сможет активироваться само, без искусника, если начнут деформироваться железные дуги. Пускай профессор искусства говорит, что они укреплены и ничего с ними не может случиться: лучше перестраховаться. Да и на других големах подобного усиления конструкции не будет, а решение нужно для всех типовое.
Последним нововведением, которым Толлеус искренне гордился, было управление големом. Раньше перед стариком торчало несколько десятков нитей, с помощью которых Паук приводился в движение. Даже он сам, привычный к этому, иногда путался. Точнее, задумывался над выбором нити, теряя драгоценные секунды и отвлекаясь от процесса управления. Мысль об использовании рычагов и вентилей просилась давно, и он два дня назад даже заказал через Маркуса их изготовление. Однако ожидание затягивалось, и нашлось другое, в чем-то более изящное решение. Толлеус, побродив по окрестным лавкам, купил медный поднос от столового сервиза. Все управляющие нити он вывел на него, сгруппировав по смыслу и жестко закрепив каждую в определенном месте. Слегка изменив плетение, которое разрабатывалось для меча интенданта, он сформировал на подносе маленькие области для каждой нити. Теперь достаточно было ткнуть пальцем в такую точку, как нить сама собой активировалась. В довершение всего старик чернилами подписал все такие точки на подносе, а когда чернила высохли, не поленился разработать небольшое плетение, которое заставляло все надписи светиться мягким синим светом. Теперь Пауком мог управлять любой человек, не обремененный искусными талантами, причем в полной темноте! Катаясь по двору, старик улыбался: получилось удобно!
Оболиус, предоставленный последние два дня самому себе, высунул любопытный нос из мастерской и снова стал клянчить покататься. Сегодня он выбрал хороший момент, поймав старика в правильном расположении духа, и тот милостиво разрешил. Парень заполз в бадью едва ли не быстрее, чем искусник выбрался оттуда. Зеленые глаза светились азартом, а рот приоткрылся в счастливой улыбке. Толлеусу даже показалось, что еще чуть-чуть, и у помощника от вожделения закапает слюна. Это будило тревогу.
— А может, запретить? — предложил себе старик, с сомнением глядя на такое нездоровое поведение. В этот момент Паук побежал. Шельмец запустил голема по старинке, просто найдя нужную нить. Готовый к чему-нибудь подобному, искусник посохом ловко затормозил шестинога. Потом он потихонечку развернул и подвел Паука к себе. Нет, никуда он больше не убежит! Сейчас Толлеус сам контролировал свое детище. Но на случай своего отсутствия он тоже позаботился: голем не сдвинется с места, если рядом не будет ауры хозяина.
Оболиус сжался в кресле, предчувствуя наказание. Но искусник просто показал ему пульт управления, объяснив простейшие действия. Потом он сделал шаг в сторону:
— Пробуй!
Ученик нерешительно прикоснулся пальцем к отметке «вперед», и Паук неторопливо протопал мимо старика. У стены он также медленно повернул. Ученик не сразу сообразил, что надо касаться отметки до тех пор, пока совсем не повернешь, поэтому едва не врезался в стену. При этом он не забывал жать «вперед», иначе бы давно остановился. Ничего, обвыкнется быстро.
Чтобы двигаться быстрее, надо нажимать сильнее — это помощник выяснил уже на следующем повороте, когда Паук резко дернулся в сторону. Толлеус спрятал улыбку: испытание проходило замечательно, результаты радовали. Практика показала, что после небольшой тренировки практически любой человек мог стать знатным големоводом. То-то смеху будет над чародеями, которые этому десятилетиями учатся! Старик как-то не задумывался раньше, но за такое запросто можно получить «заслуженного искусника Кордоса», что сулило определенные привилегии. Только сейчас подумал, взвесил все хорошенько: а ведь и в самом деле, такое возможно. Только пессимист внутри не дремал, омрачая приятные размышления: за свои дела можно получить совсем другую «награду» — проклятие в ауру или другую гадость.
Развалившись на дровяной поленнице и вдыхая сладкий запах еловой смолы, парень сквозь прищуренные веки наблюдал за искусником. Пожалуй, кордосец оказался не таким уж вредным старикашкой, каким представлялся по-началу. Сегодня даже дал покататься на настоящем живом големе! По ощущениям, конечно, мало чем отличается от поездки на телеге, но так ведь и не в том дело. Главное — голем, и Оболиус сверху. Жаль, только, не видел этого никто. Но, может быть, не в последний раз.
Несмотря на умиротворенное, благодушное состояние, парень снова и снова возвращался к мысли, которая не отпускала его от самого Олитона: «Зачем бабка определила его в помощь кордосцу?» Искусники — враги — это совершенно понятно, это каждый знает. Будь Оболиус на месте своей бабки, он бы недрогнувшей рукой сыпанул заграничному клиенту крысиной отравы в похлебку. А что? — Дело благородное. Когда старик слег с непонятной болезнью, он даже подумал, что она именно так и сделала. Но старая Сабана почему-то носилась с искусником, точно с полным молока кувшином. Даже лекаря вызывала. А потом, когда дед оклемался и засобирался в дорогу, она строго-настрого наказала внуку помогать ему во всем и ума-разума набираться.
