Парня, конечно же, с собой не взяли, но по-другому и быть не могло. Хозяин в последнее время стал значительно добрее и даже купил своему ученику билет на трибуну, который стоил по мнению внука трактирщицы просто невообразимую сумму. О подобном подарке Оболиус даже не мечтал. Да что там — за последний месяц судьба ему надарила столько, что хватило бы на все дни рождения до конца жизни. Вроде бы господин — враг Империи, а относится лучше, чем иные родственники. Как так — было совершенно не понятно.
А чего только стоили уроки Искусства — пугающие и манящие одновременно! Старик, похоже, взялся за учебу всерьез. Вопрос «зачем» оставался открытым. Пока что подросток не ощущал тлетворного влияния заграничной скверны, как ни старался заметить в себе изменения. Для себя он решил, что до тех пор, пока все в порядке, есть смысл научиться как можно большему. Может быть, его знания пригодятся Родине в борьбе с Кордосом. Именно поэтому парень без устали тренировался с утра до вечера, требуя от наставника еще и еще. Это давало свои плоды: прогресс был налицо.
Правда, стала беспокоить постоянная головная боль. Не помутнение сознания, не мысли о том, что надо предать Оробос — нет. Иначе Оболиус тут же все бросил бы и сбежал. Скорее это было похоже на обыкновенную болезнь. Как-то он пожаловался старику на свое самочувствие, но тот лишь усмехнулся и сказал: «А ты как хотел? — Это же тебе не посох!» Но потом успокоил, что ничего страшного в этом нет. Просто как мускулы болят после тренировки, так и тут: от частой практики наращивает «мышечную массу» аура. Это было похоже на правду, и парень продолжил занятия.
Бабка Сабана еще дома втолковывала, чтобы внук внимательно следил за кордосцем в надежде хоть чуть-чуть чему-нибудь научиться. Но даже ей не могло прийти в голову, что заезжий искусник возьмется совершенно бесплатно обучать ее непутевого внука. Или все-таки она думала об этом? Мысли взрослых бывают очень странными. К сожалению, трактирщица сейчас была далеко, поэтому спросить ее совета не было никакой возможности. Больше никто не мог подсказать подростку, к чему может привести такая учеба и как следует поступить.
Если бы Толлеус был чародеем, пусть даже не оробосцем — все было бы по-другому. Тогда бы Оболиус без тени сомнения учился круглые сутки, причем в первую очередь для себя. Потому что чародеи — это вершина общества. По своему статусу они даже выше аристократов, хотя среди них много неблагородных. Никто не откажется занять такое теплое место под солнцем, если вдруг появится такая возможность.
Странное дело. Искусство все вокруг клеймят как тупиковый путь, ведущий к саморазрушению. Кордосцы, де, ни на что не годные слабаки. Но вот приехал старый искусник, собрал голема и с первой попытки прошел отборочный турнир! И что-то не похоже, что он слаб. Да, без посоха — наверное… Кстати, что это за Искусство такое, которому обучает его старик, которое без посоха? Оболиус никогда не слышал о таком.
Сейчас, пока он не погряз в Искусстве глубоко, приобретенные умения идут только на пользу. Толика страха, который всем внушали кордосцы, теперь исходила и от него. Когда он вернется домой, легко можно будет произвести впечатление на Сабрину: дочка лавочника посмотрит совсем другими глазами на того, над кем раньше смеялась. Да и не только на нее: с некоторым удивлением он недавно обнаружил, что красивых девочек вокруг много, и каждая хочет дружить с ним. И ребята тоже — теперь никто больше не посмеет дразнить и обижать его.
Оболиус, занятый своими мыслями, сам не заметил, как вывел из стойла кобылу учителя и поскакал вслед за караваном. Улицы в столь ранний час были еще пусты. Ночью был туман, и остатки его, красиво клубясь в первых лучах солнца, все еще плыли над дорогой, скрадывая звуки. Опасно, конечно, скакать так: вдруг в мостовой будет выбоина — тогда лошадь сломает ногу. Но была в этом и своя прелесть. Казалось, будто плывешь в волшебной молочной реке.
Сказка закончилась аккурат у Серебряной Башни. Если через Бронзовые Ворота подростка пропустили без проблем, то тут стражник оказался менее сговорчивым. Утопая по пояс в тумане, он «выплыл» из-под арки и, ковырнув пальцем в ухе, больно ткнул древком алебарды Оболиуса под ребра.
— Я везу своему хозяину билет на Турнир, — скривившись от боли, промямлил подросток.
— Да ну?! — издевательски осклабился стражник. — А ну-ка покажи!
Юный искусник послушно протянул затейливо украшенную вензелями металлическую пластину.
— Так-так! — оживился охранник, пряча билет под кирасу. — Обчистил, значит, благородного господина? Вот ты и попался, воришка! — при этом он не сделал ни одного движения, чтобы схватить предполагаемого преступника. Напротив, он повернулся к парню спиной и неторопливо «поплыл» на свой пост.
Оболиус побледнел так, что веснушки стали казаться почти черными на молочно-белом лице. Сжав кулаки, он срывающимся голосом крикнул вслед толстяку:
— Мой господин этого так не оставит! Он чародей!..
Стражник обернулся и зло прошипел:
— Проваливай!
Сжав кулаки, подросток нечеловеческим усилием заставил себя успокоиться. По подбородку вновь побежала кровь из прокушенной губы.
Сделав еще пару шагов, охранник неожиданно споткнулся и, опутанный искусными нитями, с грохотом рухнул на землю, скрывшись в тумане.
— Тревога! — поплыл над утренним городом его заполошный крик. Оболиус в этот момент уже шарил у него под кирасой в поисках своего билета. Из башни как горох посыпались стражники, выискивая врагов. В мгновение ока парня схватили за шиворот и еще раз чем-то ткнули под ребра так, что он закашлялся.
— Я не могу пошевелиться! — верещал стражник, которого товарищи подняли с земли и безуспешно пытались поставить на ноги.
Сержант в шлеме с высоким красным плюмажем склонился к самому лицу Оболиуса и вкрадчиво спросил:
— Знаешь, что тебе полагается за нападение на Стража Серебряных Ворот? — Отвечай, что за яд ты использовал?! — вдруг крикнул он, отвесив подростку хлесткую пощечину.
Не в характере рыжего оболтуса было драться. Раньше бы он потупил глаза и смиренно принялся извиняться. Но слишком велика была злость, что клокотала в нем. К тому же раньше он попросту не мог дать сдачи никому, но теперь…
Сержант вдруг захрипел, схватившись за горло и рухнув на колени. Красивый шлем упал в туман, звякнув о полированный камень Красной дороги.
— Я заколдовал его! Этот человек хотел отобрать у меня ценную вещь, которая принадлежит моему господину! Он чародей, а я его ученик! Он нашлет на вас проклятие, если со мной что-нибудь случится! (Подросток импровизировал на ходу, решив не акцентировать внимание солдат на различиях между Чародейством и Искусством. Чары и проклятия им ближе и понятнее.) С этими словами он разорвал искусную нить, что стягивала горло сержанту, чтобы тот смог вздохнуть.
Довод подействовал: в глазах стражников появились сомнения, и никто больше не бил парня. Напротив, инцидент разрешился легко и быстро. Оболиусу даже принесли извинения, пообещав наказать нерадивого служивого, и всунули в ладонь горст монет «в качестве компенсации». Подросток отправился дальше, провожаемый взглядом чародея, который все это время с усмешкой выглядывал в маленькую бойницу башни, контролируя ситуацию, но не участвуя в конфликте.
Толлеус. Настоящий Турнир
— Можно как-нибудь повлиять на жеребьевку? — с надеждой спросил Толлеус посла, когда они возвращались на арену.
— Увы, нет! — сочувственно ответил тот. — Даже скажу больше: сначала тебе подсунут Черепаху и Змею, да и то ближе к концу, когда ты уже устанешь от ожидания на солнцепеке. А Осьминога приберегут напоследок. В комитете тоже не дураки сидят и твои шансы просчитали не хуже нас. Хорошо еще, что они ничего не знают про руки, с помощью которых ты легко сможешь всюду дотянуться и нажать на нужные плиты, чтобы поднять решетку. Иначе бы ты так спокойно не отсиделся в своей мастерской: была бы у нас полная чаша, начиная проклятиями, и заканчивая большим городским пожаром в Бронзовом Кольце… Эх, жаль, что нам никто не шепнул про их идею отобрать у тебя посох. А ведь в администрации у нас есть каналы. Наверное, директива вышла на самом высоком уровне. Знать бы заранее — тогда бы мы не стали заявляться на три попытки. — Маркус тряхнул головой, отгоняя грустные мысли: — Ты там поаккуратнее: нам ты нужен живой и невредимый.
— Ты же говорил, невелики шансы? — изумился старик.
— Вот именно: невелики, а значит, они есть! Ты не понимаешь, что будет, если ты дойдешь до финиша! Уже только то, что ты сюда попал — замечательный инструмент в политической игре. Посмотри! — профессор обвел широким жестом трибуну: — здесь собрался цвет чародейства, выступают лучшие из лучших, но преодолеет трассу их меньшая часть.
