Жернова начали затягивать отчаянно барахтающегося голема, одна его лапа уже попала между ними, но неожиданно произошла удивительная вещь: с протяжным скрежетом, который был слышен на всю арену, огромные круги встали. Они мололи в пыль камни, они плющили железные болванки в лепешку, только тонкая нога голема почему-то оказалась им не по зубам. Угроза искуснику быть раздавленным исчезла, но он оказался в западне: попавший в капкан Паук не мог выбраться. Над трибуной почему-то стало тихо-тихо: люди просто переглядывались и пожимали плечами, не в силах понять произошедшее.
Шестиног продолжал дергаться, и зажатая лапа в месте сочленения вдруг оторвалась. Голем был явно не приучен ходить на пяти конечностях, но доковылять до ворот, которые были совсем близко, он смог без особых проблем.
Зрители подняли оглушающий рев — представление им понравилось, а что же еще нужно? Только Примус, который вырвался из круговерти школьных хлопот, чтобы посмотреть Турнир, молчал, до крови прокусив губу: он узнал искусника, что обращался к нему за лечением. Будущее, которое этот старик принес Оробосу, чародею совсем не нравилось.
Толлеус. Издержки профессии
Тяжело опираясь на заботливо поданную руку Маркуса, Толлеус выбрался из бадьи. Он заполошно дышал и был бледен — опасности и треволнения заезда не прошли для него даром. По дороге к своему столику посол сердечно поздравил големщика: в этот раз судьям придраться было не к чему, выступление засчитано, программа выполнена!
Старик жадно отхлебнул из кружки — он держал ее двумя руками, но даже так немного расплескал — его конечности заметно подрагивали.
— Что же, теперь не нужно выступать на Осьминоге? — отдышавшись, спросил он.
— Если силы остались — дерзай! Теперь, когда ты взял Черепаху, я не берусь предсказывать. Вдруг твоя звезда приведет тебя к победе? Все-таки наш Паук наилучшим образом приспособлен именно для последней трассы.
Толлеус немного помолчал, а потом тихо сказал:
— Я до смерти боюсь… Там, в бассейне с тварью — я думал, мне конец… Но если надо, я буду участвовать. Только мне бы съесть пару жизнегубок, а то что-то нехорошо…
— Что съесть? — удивился Маркус.
— На рынке в чародейском секторе продаются такие штуки, похожие на их накопители для маны, только с жизненной силой. Очень бодрит, — принялся объяснять искусник. Посол кивнул.
— Еще надо починить голема. Или, если лапа безнадежно повреждена, переставить конструкты на запасного.
Маркус снова утвердительно склонил голову и тут же отдал распоряжения неслышно появившемуся охраннику. Мужчины замолчали. Толлеус просто отдыхал, улегшись на лавочке, а профессор думал о чем-то своем, глядя на выступление очередного чародея. Их осталось всего с десяток, причем все они нацелились исключительно на путь Осьминога. Старик тоже время от времени бросал взгляды на иллюзию в небе, но происходящее как-то проходило мимо его сознания. Он встрепенулся только тогда, когда появился посланный за жизнегубками искусник.
Азарт борьбы, если он и был, давно испарился, и с этим ничего не могли поделать даже чародейские штучки, зато они вернулись силы. Маркус, заметив благотворную перемену у подчиненного, наклонился и заговорщицки спросил:
— Как думаешь, хорошо ты выступил или не очень?
Толлеус пожал плечами: вот уж о чем он совершенно не думал, так это о месте в табели. Сумел пройти трассу — и то счастье. Оказалось, что его результат замечателен. В Черепахе он занял второе место, обогнав Тиция почти на пять минут, в абсолютном зачете занимал сейчас третью позицию, лишь немного уступив второе место Тигру. Причем последнего потеснил совсем не именитый фаворит, а такой же новичок, как и сам старик.
— Этот чародей откуда-то с побережья и, похоже, немного разбирается в Искусстве. Хоть он и прикрыл ауру, но големы у него не совсем обычные. Конструкт, общая компоновка чародейские, но суставы точно наши. Вон он — видишь? Тоже собирается поучаствовать в Осьминоге, хотя уже прошел и Змею, и Черепаху, причем оба раза с блестящими результатами, удивив всех оригинальностью своих творений.
Толлеус посмотрел, куда указывал посол, и тотчас узнал чародея.
— Так это ж Он!
— Кто «он»? — сбился с мысли Маркус, который продолжал рассказывать последние новости.
— Ну, тот пленник, который сбежал из моей тюрьмы и который потом починил Паука! — помнишь, я рассказывал? — договорить он не успел, потому что профессор резво вскочил и куда-то помчался. На взгляд старика было бы глупо пытаться арестовать беглеца, особенно здесь и сейчас. Но тогда причина, по которой умчался начальник, совсем другая. Не иначе, виноград, на который тот налегал весь турнир, оказался испорченным.
Чародей, что выступал в этот момент на арене, основательно застрял в предпоследней клетке и после многочисленных безуспешных попыток добраться до заветной кнопки, сдался. Провожаемый недовольным галдежом зрителей, он покинул Турнир. По невероятному стечению обстоятельств, предсказанных Маркусом, следующим оказался Толлеус. Судебный комитет даже не дал ему перевести дух, выждав лишь положенный минимальный перерыв.
Паук, на котором готовился выступать искусник, был все тот же. Оторванную лапу все еще не могли вытащить из зажевавшего ее механизма, поэтому сотрудники посольства пересадили голему новую конечность от донора. Так было проще и быстрее, чем переставлять амулет и пересаживать конструкты на запасного шестинога.
Старик чувствовал себя не лучшим образом, но все же поднялся и медленно побрел на арену. Неприятно ныло сердце — скорый предвестник приступа. Уже целую неделю оно так не шалило, но стоило разок поволноваться, и готово — этот своенравный орган опять забарахлил, невзирая на лечебный конструкт. Причем целебные плетения жилета, если вдруг они начнут срабатывать в процессе выступления, тут же будут расценены оробосцами как помощь себе Искусством. Толлеус на этот случай отключил их самостоятельную активацию, хотя подобный шаг был рискован.
Дань традиции — демонстрация публике возможностей своего голема — прошла на «ура». Паук вытянул в стороны свои длинные «руки» и закрутил, завертел ими, точно мельница крыльями. А потом и вовсе поднатужился и сделал стойку на руках. И в этот раз тоже зрители увидели лишь иллюзию. Да, искусник делал все это на тренировках, но было бы нехорошо, если бы в финале что-то не получилось.
Отзвучал гонг, распахнулись ворота, но голем так и не двинулся с места: приступ, точно именно этого момента и дожидался. Возможно даже, что именно сигнал к началу забега его спровоцировал. Как бы то ни было, но теперь применять плетения было нельзя. Какое-то время Толлеус просто дышал, обмякнув в кресле, в надежде, что сердце утихомирится. Иногда такое случалось. Но нет — на этот раз чуда не произошло. Тогда он, махнув рукой на заезд, решился активировать свой лечебный комплект, но неожиданно возникла проблема. С помощью механических регуляторов можно было менять силу некоторых плетений. Но сейчас вся система была отключена. Запустить ее вновь с помощью посоха не заняло бы и двух вздохов. Только незадача — этого искусного инструмента под рукой не было, и требовалось как следует постараться, чтобы дать старт жилету. Из темных задворок подсознания высунулся паникер, но старик усилием воли заставил себя успокоиться и начал работать аурой. Все же ему не хватило буквально нескольких секунд: тело болезненно скрючилось, а сознание уплыло в темноту.
* * *
Толлеус очнулся в посольстве — он сразу же догадался об этом по искусному светляку под потолком. Наличие вокруг плетений подтвердило его догадку. Впрочем, прежде чем осматриваться по сторонам, он проверил свой жилет — все системы работали, угрозы здоровью не было. Правда, маны в накопителе осталось совсем чуть-чуть — надо при первой же возможности поменять манокристалл.
— Как же так? — искренне вслух удивился старик: манокристалла вообще не было — жилет работал он обычного крохотного накопителя. Такого хватит часов на десять, не больше. В ауре тоже пусто — вся мана словно испарилась.
Поискав взглядом посох и не найдя его, искусник приметил другую интересную деталь: окошко совсем крохотное, дверь оббита железом, а по обилию плетений в стенах вообще можно предположить, что это камера для преступников. И, кстати, ведро в углу очень смахивает на нужник… Поднявшись, Толлеус убедился в своей догадке — он если и не в тюрьме, то явно под арестом.
— Как же так? — снова вопросил пустоту големщик и начал колотить пустым ведром в дверь.
Тут же на пороге возник охранник — старик видел его в посольстве и теперь узнал. Тот довольно дружелюбно посоветовал не буянить и пообещал позвать Маркуса, «который все объяснит».
