Никогда прежде не переживала Гера такого предательства и унижения. В тот миг она поклялась вечно враждовать с сыном Алкмены и Зевса.
Но который из двух близнецов от Зевса, а какой – от Амфитриона? Оба хорошенькие младенцы, энергичные, сильные и – как можно предположить, раз их восемь дней передержали в утробе, – довольно увесистые. Родители души в них не чаяли; первого появившегося из материнской утробы назвали Алкидом, в честь деда Алкея, сына Персея, а второго – ИФИКЛОМ[24]. Глядя на отпрысков, не понимали они, кто из них – сын смертного, а кто – бога.
Но вскоре все узнали, кто тут сын Зевса.
Виллу, какую царь Креонт предоставил Амфитриону и Алкмене, пока те жили в Фивах, заливал в ночном безмолвии лунный свет. И лишь внимательнейший часовой с восприимчивым чутьем заметил бы, как самую малость раздвинулась высокая трава у дальних границ владений и по лужайке к террасе скользнули две бирюзовые змеи.
Гера не желала терять время и обрушила свою месть на дерзкое смертное дитя, что посмело родиться. Нимало не интересуясь, который из близнецов незаконнорожденное чадо ее мужа, наслала она двух ядовитых змей – пусть прикончат обоих мальчиков.
Встревоженная ласка бессильно наблюдала, как змеи проползли по террасе к комнате со спящими младенцами. Ничего тут Галанфида поделать не могла – лишь надеяться и молиться.
Наутро Амфитрион с Алкменой пробудились от заполошных воплей Историды.
– Скорей, скорей! – звала она, стягивая с них одеяла.
Переполошившись, они вбежали за вопившей девушкой в детскую, и их глазам открылось необычайное зрелище. Младенцы лежали в кроватке. Лицо у одного было перекошено страхом и пунцовело от крика.
Второй лежал на спине и сучил ножками в воздухе. В каждом пухлом кулачке ребенок сжимал удушенную змею. Глянул на родителей, склонившихся над ним, и помахал им дохлыми гадюками, как игрушками, радостно курлыча[25].
– Так, – сказал Амфитрион, переводя взгляд с одного младенца на другого. – Похоже, можно с уверенностью сказать, ктó тут сын Зевса.
– Алкид.
– Именно.
– Это все Гера, – сказала Алкмена, поднимая из колыбели Ификла и утишая его перепуганные всхлипы. – Змей наслала она. Ни перед чем не остановится, чтобы прикончить моих деток.
– Это несправедливо по отношению к Ификлу, – ярился Амфитрион, ласково беря своего настоящего сына за подбородок. – Надо еще раз потолковать с Тиресием.
За советом к старцу они отправились тем же вечером. Пока их не было, бог Гермес тихонько пробрался в детскую, вынул Алкида из люльки, прилетел с ним на Олимп и вручил ребенка ждавшей их Афине.
Боги прокрались туда, где спала Гера. Афина осторожно опустила малыша Алкида Гере на грудь. Тот немедленно присосался. Однако насыщался он от нее с таким пылом, что Гера проснулась с воплем боли. Глянула вниз, оторвала Алкида от своего соска и с отвращением сбросила ребенка с себя. Молоко брызнуло из груди широкой дугой через все небо и усеяло его звездами. Звездами, которые с тех пор именуются Млечным Путем[26].
Гермес ловко подхватил малыша и поспешил обратно в Фивы – вернуть ребенка в люльку, прежде чем кто-нибудь заметит пропажу.
Вся эта неудавшаяся проказа – Зевсова затея. Он хотел, чтобы его сын Алкид напился Гериного молока, а это сделает его бессмертным. Его любимые сын и дочь, Гермес и Афина, очень старались, но Алкиду удалось насосать лишь полный рот молока, и повторно ввязываться в такое никто не желал[27].
Тем временем в храме Тиресия Алкмена с Амфитрионом слушали совет провидца.
– Вижу, творить Алкиду чудесное, – говорил он. – Сражать ужасных чудовищ. Свергать тиранов и основывать великие династии. Он достигнет такой славы, какой ни один смертный никогда не ведал. Другие боги станут помогать ему, но Гера будет изводить и преследовать его безжалостно.
– Можно ли хоть как-то ее умилостивить? – спросила Алкмена.
Тиресий задумался.
– Ну, есть один способ. Можно попробовать сменить мальчику имя.
– Сменить имя? – переспросил Амфитрион. – Какой от этого толк?
– А что, если назвать его «Славой Геры», например? Или «Гордостью Геры».
На том и порешили. С тех пор Алкида стали звать Гераклом[28].
Юность героя и его образование
Юный Геракл рос вместе с братом Ификлом. Амфитрион и Алкмена растили их как равных, но из-за скорости, с которой Геракл набирал рост, вес и мышечную массу, окружающие довольно быстро начали воспринимать мальчиков очень по-разному.
Близнецы получили образование, в то время обычное для отпрысков благородных кровей. В вождении колесниц, метании копья и диска, беге – обычном и с препятствиями – их натаскивал Амфитрион. ЭВРИТ, царь Эхалии, знаменитый на всю Грецию лучник, внук самого бога-лучника Аполлона, учил Геракла натягивать тетиву и пускать стрелы быстро и точно. К своим десяти годам Геракл уже заслужил репутацию могучего бегуна, прыгуна, наездника, колесничего, копейщика и лучника. Впрочем, было замечено, что Геракл приветлив и дружелюбен, но вместе с тем – натура вспыльчивая и свирепая. Когда падала ему на глаза багровая пелена, унять его не мог никто, кроме отца.
Помимо воспитания физических способностей, в образовании благородных юных греков важнейшее место занимали риторика, математика и музыка, и среди знатных семей предметом гордости было обеспечение ребенка лучшими учителями. ЛИН, брат ОРФЕЯ и тоже превосходный музыкант, учил Геракла и Ификла настраивать лиру и играть на ней, сочинять музыку и петь, выстукивать точные ритмы и танцевать. Никакие из этих изящных искусств Гераклу не давались легко, его злило, каким робким, неловким и неумелым он себя ощущал, пытаясь спеть в ноты или станцевать в ритм. Пришел день, когда Лин, взбешенный отказом Геракла слушать его наставления, вскинул палку и приложился к спине мальчика. В сознании Геракла разразилась буря; он схватился за палку и с диким ревом дернул ее на себя, лицо Лина при этом оказалось прямо перед Геракловым. Геракл мотнул головой, расшиб наставнику лоб, а затем швырнул его в угол. Лин упал замертво – ему переломало все кости рук, ног и спины.
Такой скандал не скроешь, но в конце концов Геракла простили. Ификл присутствовал в классе и потом рассказывал всем и каждому, что его брата возмутительно спровоцировали. Обучение продолжил ЭВМОЛП, сын АВТОЛИКА[29]. В то же время сам КАСТОР, брат-близнец ПОЛИДЕВКА и, как и Геракл, плод божественной гетерпатернальной суперфекундации[30], предложил довести до совершенства навыки юноши во владении оружием и в мужских искусствах.
Убийство Лина показало, что запал у Геракла очень короткий, и в дальнейшие годы это свойство допекало и самого Геракла, и многих жертв его вспыльчивости. В оставшиеся годы обучения выяснилось, что… как бы помягче выразиться?… выяснилось, что пусть природа и судьба[31] и наделили Геракла многими прекрасными – качествами, но смекалка и мудрость, хитрость и находчивость среди них не значились. Был он, как мы бы ныне сказали, не самым ярким пикселем на мониторе. Отнюдь не тупица, Геракл вовсе не был безмозглым болваном, но нешуточная сила его состояла в… его нешуточной силе.
Ибо одно можно сказать с уверенностью и восхищением: ближе к концу своего второго десятка Геракл стал самым высоким, широкоплечим, сильным и быстрым юношей на белом свете. Боги, вступившиеся за него когда-то, выказали ему знаки своего благоволения, оснастили его для воинской жизни, для испытаний и преодолений. Афина преподнесла ему тунику, Посейдон – великолепных лошадей, Гермес – меч, Аполлон – лук и стрелы, ГЕФЕСТ – чудеснейшую нагрудную пластину из чистого золота.
Крепнувшую репутацию юноши окончательно упрочила его победа над свирепым львом с горы Киферон, когда Гераклу было всего восемнадцать лет[32]. Сорок девять дней выслеживал он того ужасного зверя; царь Феспий, благодарный повелитель города Феспии[33], чьи владения страдали от этой напасти более всего, наградил Геракла за его героические усилия, отправляя к нему еженощно по одной из своих пятидесяти дочерей.
Когда наконец занялась заря пятидесятого дня, льва изловили и убили. В тот вечер, в пятидесятый раз насладившись очередной дочерью царя, Геракл отправился домой. Каждая дочь позднее родила по мальчику, а старшая и младшая дочери – по паре близнецов. По сыну на каждую неделю года. В занятиях любовью Геракл был столь же зрел и могуч, как и в смертоубийствах.
Вернувшись, Геракл единолично защитил Фивы от нашествия войск царя ЭРГИНА Орхоменского. Народ Фив и прежде гордился Гераклом, но теперь гордость переросла в обожание. Они преклонялись перед ним как перед величайшим фиванцем со времен Кадма, основателя города. Будь их воля, они сделали бы Геракла своим царем. Но у Фив уже был царь – Креонт, а ему хватило ума и политической хитрости, чтобы предложить Гераклу руку своей дочери Мегары[34].
И все-то вроде гладко складывалось у молодого Геракла. Слава его росла и ширилась, шли счастливые годы, у них с Мегарой родились сын и дочка, Геракл возмужал как преданный супруг и отец – и очень вероятный наследник фиванского престола.
