плавали нутрии, выдры, ондатры… Семейство бобров строило себе домик.
Дети были счастливы.
Они кормили белок, играли с медведем, катались на оленях, прыгали с кенгуру… Ведь животные, пока они были шубами и воротниками, привыкли к людям и их не боялись. Как заявили потом пионеры двенадцатой средней школы корреспонденту нашей «Вечерки», это были самые счастливые каникулы в их жизни.
Ну, дети веселились, а взрослые, естественно, принимали необходимые меры, милиция этим делом занялась, и в последний день каникул виновника отыскали, точнее, он сам объявился и признался во всем.
— Зачем хулиганите? — спросили у него.
— Вы же, — отвечает, — всю фауну распугали, отравили и перестреляли. Вашим детям лисица даже присниться не может, потому что они ее никогда не видели… Скоро кошка станет музейной редкостью… Вы уже третий вытрезвитель в городе строите, с фонтаном и сауной, а на самый маленький зверинец средств не найдете, я уже не говорю о заповеднике!.. Вот я и решил детишек побаловать, ради Нового года… Хотите, оставлю все, как есть, жить веселей будет?
Ну, конечно, на это никто не согласился. Первыми запротестовали наши модницы: как же это мы без мехов обойдемся?.. Их поддержали ателье, которые шубы и шапки шьют, им же без плана оставаться. Руководящие работники зароптали: раньше их по пыжиковым шапкам узнавали, а теперь чем же они будут отличаться от своих подчиненных?.. Да и отцы города не одобрили: благосостояние народа растет, каждый может богатую одежду приобретать, зачем же себе в потребностях отказывать, пусть иностранцы видят!.. Только мы, общество охотников, не возражали, если только нам круглогодичные лицензии на отстрел выдадут.
Огорчился волшебник, нахмурился.
— Эх, вы! — крикнул, махнул рукой, дунул, плюнул и исчез. И сказка сразу закончилась: лиса опять к пальто жены директора рыбозавода прицепилась, ондатры в шапки свернулись и на головы кооператоров прыгнули, бобры свой домик недостроили и обратно в воротники превратились, медведи по полу распластались, олени на стенах повисли… А крокодил выполз из воды, снова заплакал и свернулся в сумку.
Надели мы все шубы, дубленки, кожухи, гуляем по улицам, чинно, солидно, благородно, нафталином попахиваем… А на улицах опять тишь да благодать — ни одной зверюги: на деревьях никто не скачет, по аллеям никто не шастает, из фонтанов никто воду не лакает.
Только детишки малость затосковали, все в парк бегали: может, какая животина осталась… Тосковали, грустили, а потом ничего, успокоились. Привыкли к пустому парку, к пустым улицам. Даже стали будочникам помогать последних собак отлавливать… Дети — они есть дети, их ко всему приучить можно. Мы ведь тоже когда-то мальцами были, зверюшек ласкали. А потом наши папы-мамы нас отвадили, научили их ловить, стрелять, шкурки сдергивать… Так что ничего: и наши детки привыкнут!..
Станция наша махонькая, тихая. Поезда мимо проскакивают, даже скорость не снижают. У нас только дрезина с обходчиками останавливается, и то, только когда баба Мотя семечки на платформе продает.
И вдруг — трах-бах-тарарах — тормозит экспресс дальнего следования. Машинист мне в зубы приказ тычет, мол, бригада вместе с тепловозом срочно уезжает на какое-то задание, а мы, значит, обязаны собственными силами организовать отправку экспресса и обеспечить прибытие его на станцию Узловую точно по расписанию в шестнадцать ноль-ноль, то есть через пятьдесят пять минут.
Сунули они мне эту бумагу, отцепили тепловоз, посигналили и укатили. Остался я в совершенно мазутном состоянии, поскольку ничего подобного у нас никогда раньше не случалось. И, как назло, именно в мое дежурство!
Но часы стучат, время идет, приказ выполнять надо. Кликнул я начальника депо Ваську Бондаря и командую:
— Немедленно разыскать машиниста Бахмета, он поведет экспресс до Узловой.
— Не поведет, — отвечает Васька, — у них соседи свадьбу справляют: Бахмет со вчерашнего вечера еще пьян.
— Тогда, — приказываю, — вызывай помощника машиниста Махно. Доверим ему это задание.
— А Махно уже пьян, — отвечает Васька. — Они с братом новый самогонный аппарат испытывают.
Ну, что ты скажешь! Хоть гудком гуди!.. А до шестнадцати всего сорок минут остается.
— Тогда сам поведешь, — говорю я Ваське. — Срочно выводи паровоз.
— Нечего мне выводить, — заявляет начальник депо, — потому как паровоза у меня нету.
— Как это нету? — тихо балдею я.
— Очень даже документально, — говорит Васька. — Его списали и отдали пионерам на металлолом.
— Да как же вы посмели? — спрашиваю.
— А нам команда была: заменить паровоз тепловозом.
— Ну и туннель ты! — говорю я Василию Бондарю. — Что ж ты дорогое время тормозишь, так бы сразу и объяснил… Дуй, выкатывай тепловоз.
— А тепловоза у нас тоже нету, — сообщает Васька.
— Это как же нету? — изнемогаю я.
— А так. Паровоз нам уже списали, а тепловоз еще не выписали.
— Выходит, у нас никакого транспорта не имеется?
— Выходит, — соглашается Бондарь.
— Тогда беги сообщи об этом начальнику станции.
— А его тоже нету.
— А когда он будет?
— Через пятнадцать суток.
Вижу, надеяться не на кого и не на что. А медлить тоже больше нельзя: до сроку всего тридцать минут остается. И пришлось мне отправить экспресс без паровоза, без тепловоза и без машинистов. И что вы думаете?.. Дошел точно по расписанию, как миленький. Потому что приказ есть приказ и выполнять его надо любыми средствами. И даже без них. Так-то!
…Неправильно это у нас происходит, непродуманно. Почему Новый год по всей стране одновременно встречают?.. Это же создает большие производственные трудности: где на всех сразу столько снега взять?.. Я заведую зимним отделом Небесной канцелярии и только и слышу, как нас ругают: «Опять напутали!.. Опять растаяло!.. Что с климатом творится?..» А ничего не творится, каким был климат, таким и остался, просто у нас снега на всех не хватает: лимитировано. У кого есть наряд, тому и отпускаем. А остальных как обеспечить?.. Нет, на урожай я не жалуюсь: в этом году много снега взяли, и града, и крупы. А хранить негде, все портится, тает. Можно было бы заморозить, так холодильники в срок не подвезли, поэтому и мороза тоже нет, еле-еле иней наскрести удается. Вот и приходится туману напускать, чтоб с рук сошло…
А работать с кем? Кто умеет вкалывать, на производство стремится. Вот и остались у
