западню.
Флеминг уже несколько дней поддразнивал Амалию в связи с их поездкой на Средний Восток.
— Вы хотите, чтобы мы поехали? Ладно. Я там заражусь тифом и умру.
Амалия просила его сделать противотифозную прививку, но он уклонялся.
В четверг Комптон сообщил леди Флеминг, что ему, наконец, удалось сделать прививку сэру Александру.
— Он не хотел спуститься в мое отделение, тогда я пришел к нему в лабораторию и сделал ему прививку, — удовлетворенно сказал он.
Флеминг проработал в Институте весь день. Он рассказал Фримену, как рад, что избавился от ответственных обязанностей и может снова заняться настоящим делом, «стоять у рабочего станка». Он, казалось, хорошо чувствовал себя, был в великолепном настроении и радостно готовился к новой исследовательской работе. После больницы он, как и всегда, отправился в клуб Челси сыграть партию в бильярд. Его старый друг доктор Брин, встретив его в клубе, нашел, что он очень хорошо выглядит, и сказал ему об этом. Флеминг ответил, что бодр, как никогда, и что его радует предстоящая поездка с женой в Грецию.
Выйдя из клуба, Флеминг зашел за Амалией, и они отправились на какой-то прием. После ужина к ним пришли его сын Роберт со своей невестой, которым продемонстрировали новый проекционный аппарат. Амалия падала от усталости; Флеминг был оживлен, заставлял восхищаться своей чудесной игрушкой и только время от времени почесывал руку, побаливавшую после прививки.
В пятницу 11 марта Флеминг проснулся очень веселым. Его рассмешило, что Амалия с поспешностью принялась разбирать почту.
— Вы надеетесь, что вам пришлют печатку? Вы ее не получите.
Ему предстоял очень напряженный, но приятный день: обед в «Савое», ужин у Дугласа Фербенкса-младшего в обществе Элеоноры Рузвельт. Флеминг встал, пошел в ванную, но вернулся очень бледный и пожаловался на тошноту. Амалия в испуге кинулась к телефону, чтобы вызвать врача. Флеминг яростно запротестовал:
— Это смешно, не следует беспокоить доктора по пустякам.
Но Амалия уже набрала номер, и доктор Джон Хент ответил:
— Приеду через час.
— Только через час! — в тревоге воскликнула она.
Флеминг твердил, что его просто вырвало и ее волнения смешны. В общем он был прав, и она подумала, что неплохо было бы ей поучиться у мужа невозмутимости и не беспокоиться по любому поводу. Вспомнив об ужине у Дугласа Фербенкса, она хотела позвонить и сказать, что сэр Александр неважно себя чувствует и поэтому они не придут.
— Подождите, — остановил он ее. — Может быть, все еще обойдется.
Флеминг попросил, чтобы ему дали выпить горячей воды, и принял соды. Он встал и походил по комнате. Его здоровый, могучий организм пытался побороть неожиданный недуг, не желая сдаваться. Но все же он вынужден был снова лечь.
Амалия вышла, чтобы одеться, оставив его на короткое время с горничной. Доктор Хент, обеспокоенный взволнованным голосом леди Флеминг, позвонил по телефону. Флеминг настоял, что поговорит с ним сам.
— Это не терпит отлагательства? Может быть, мне попросить моих пациентов подождать и приехать?
— Ничего нет спешного, — ответил Флеминг, — займитесь сперва вашими больными.
Амалия, вернувшись в спальню, увидела, что муж лежит тихо и спокойно. Она решила, что его недомогание прошло, и, вспомнив, что ему накануне сделали прививку, спросила, не могла ли рвота быть вызвана запоздалой реакцией.
— Нет, — ответил он.
Его голос звучал очень серьезно. Помолчав, он попросил:
— Причешите меня.
Когда она это сделала, Флеминг сказал:
— Теперь у меня приличный вид.
Она хотела пощупать у него пульс. Рука оказалась совершенно холодной.
— Да, — сказал он. — Я как лед и весь в поту. Не понимаю, почему у меня такая боль в груди.
Амалия испуганно спросила:
— Вы убеждены, что это не сердце?
— Нет, не сердце, — сказал он. — Боль идет по пищеводу и спускается в желудок.
Его голос звучал необычайно спокойно и серьезно. Казалось, он о чем-то сосредоточенно думает, пытается что-то понять.
Внезапно он упал лицом вперед. Александр Флеминг скончался. Так, из-за своей предельной скромности и стремления никого не беспокоить, из-за твердого решения никогда не пользоваться никакими преимуществами человек, давший медицине самое мощное оружие против болезней, умер в центре Лондона, не дождавшись медицинской помощи. Он умер так, как он хотел бы умереть, — счастливым, полным сил, не утратив своих блестящих умственных способностей. Он умер так, как жил, — скромно, мужественно, молчаливо.
Нужны совершенно исключительные обстоятельства, чтобы имя ученого попало из науки в историю человечества.
Бальзак
Его похоронили в соборе св. Павла — честь, которой удостоились лишь несколько очень прославленных англичан. Почетный караул несли студенты и медицинские сестры Сент-Мэри. Надгробное слово произнес профессор Паннет, друг Флеминга и его товарищ по работе — они вместе вступали на медицинское поприще.
«Пятьдесят один год назад, — сказал он, — в Медицинской школе Сент-Мэри встретилось несколько студентов… В тот день я познакомился с Александром Флемингом. Он был несколько старше нас и более сложившимся, чем все мы. Это был спокойный человек с живыми голубыми глазами, проницательным и решительным взглядом. Первые годы мы с ним были соперниками, потом наши дороги разошлись, но наша дружба никогда не ослабевала, потому что у Флеминга был твердый и сильный характер — залог надежной дружбы… Он был исключительно постоянен. Друзья верили в него, и он оправдывал их веру.
В то осеннее утро, когда мы впервые встретились, никому, конечно, не могло прийти в голову, что среди нас находится один из величайших людей нашего века. Мы были далеки от мысли, что настанет день, когда, оплакивая Флеминга, огромная толпа соберется в этом прекрасном соборе, чтобы почтить память гения науки, признанного всем земным шаром… Общеизвестно, что он своими работами спас больше людей и облегчил больше страданий, чем кто-либо из живущих ныне на земле, а возможно, даже из живших когда-либо прежде. Это одно уже способно внести переворот в историю человечества.
Я не буду говорить о том, сколько раз он надеялся, сколько он трудился, сколько раз разочаровывался, терпел неудачи… Путь, знакомый каждому ученому, и этим же путем шел Флеминг… Но в его судьбе есть одна особенность, которая менее известна. Окидывая взглядом весь его путь, мы замечаем, что в его жизни было много случайностей, на первый взгляд не связанных между собой, но, не будь любой из них, жизнь Флеминга не достигла бы такого апофеоза. Но этих случайностей было слишком уж много, и все они были направлены к одной цели, поэтому мы волей-неволей приходим к убеждению, что их нельзя отнести целиком за счет одной только удачи.
Его выбор
