дверь, и Иван Андреевич вошёл. Почему-то открывшаяся картина показалась ему накренённой набок, под углом в сорок пять градусов вправо. Стол, криво стоящие скамейки, бутылки-бутылки-бутылки, рюмки, кружки, закуски, и полуголые хохочущие тела с пьяными глазами. При виде него поднялся хриплый залихватский рёв и смех, как это принято в компании мужчин, которая решила вести себя как компания мужчин. Было в этом рёве и что-то от смущения и от желания показать, что никакого смущения нет. Один из них вдруг запел диким голосом:
– Мы к вам заехали на час!
Привет! Bonjour! Hello!
А ну скорей любите нас!..
– Лёша, сядь, – осадил его Сергей Моисеевич.
И обратился к гостю:
– Просим, просим, к столу! Водочки?
Иван Андреевич сдержано поприветствовал всех, сел на предложенный стул во главе стола и от водки отказался. Тут не следовало есть и пить, во всяком случае, пока шла работа, чтобы избежать лишнего сближения, перехода на «ты», фамильярности и панибратства. В таком деле лучше сохранять вежливую и добрую дистанцию.
Сергей Моисеевич угомонил собравшихся. Иван Андреевич сразу подметил холодный и слегка насмешливый взгляд Дмитрия. Есть такие люди, встречаются редко, но есть – знающие и понимающие больше других.
– Господа, – начал Иван Андреевич, – какую тему желаете обсудить? Смысл жизни? Любовь? Этика или эстетика?
Он сразу предложил на выбор расхожие популярные темы, которые всегда шли хорошо у дилетантов.
Но Лёша – тот, что хотел даму в очках, – грубо перебил:
– Ты лучше скажи нам, зачем твоя философия нужна.
Иван Андреевич не растерялся. Он уже давно привык к различным троллям и знал, как с ними обращаться. Лучше всего – добром. Хуже всего – унижать в ответ, какой бы ни был хам, потому что тут срабатывает групповая солидарность, и остальные будут на его стороне.
– Вы слышали о Сократе? – спокойно спросил Иван Андреевич.
– Как же, слышали, – крякнул насмешливо Лёша, сев враскоряку, руки в колени и как бы нависнув над Иваном Андреевичем. – Тот, что в бочке жил?
– Нет, это Диоген был. Но Сократ был в чём-то похож на него. Непривлекателен. Беден. Имел речь простую и грубую…
– Короче, как мы? – засмеялся Сергей Моисеевич.
– Ну отчасти, – с улыбкой кивнул Иван Андреевич. – Но, поговорив с ним, люди бросали всё и начинали новую жизнь…
– Ну я тоже так могу поговорить! – сказал Лёша. – Сергей Моисеевич, помните того козла?
– Лёша, ты сор не выноси, – строго сказал ему Сергей Моисеевич. – Ладно. Давайте про добро и зло! Что там ваша философия про это говорит?
Иван Андреевич многозначительно кивнул:
– Хорошо! Вот вам моральная дилемма. Допустим, друзья, на Землю прилетели высокотехнологичные инопланетяне. Ясно, что враждовать с ними бесполезно, они в своём развитии превосходят землян во много раз. И вот они ставят условие: либо забираем миллиард землян (вы сами решаете кого) и увозим их в рабство – они будут работать на радиоактивных рудниках и скоро умрут в мучениях, либо мы объявляем войну и уничтожаем вас всех. У вас есть время подумать. Десять минут.
Вспыхнули жаркие споры. Сергей Моисеевич и большая часть собравшихся решительно были за то, чтобы отдать миллиард. Есть много преступников, больных, сумасшедших и престарелых, которыми они были готовы пожертвовать. Но и в команде Сергея Моисеевича не было единодушия – кто-то посчитал, что это негуманно и нужно найти добровольцев. Но миллиард добровольцев… Предложили решать по жребию, кому лететь. Но Сергей Моисеевич был против жребия.
Тогда Иван Андреевич рассказал хорошо известную историю про знаменитого философа Иммануила Канта.
– Суть вкратце в следующем. Кант считал, что никогда нельзя поступать аморально. Рассмотрим такую ситуацию. Допустим, вашего друга преследует преступник. Друг прячется у вас. Подбегает преступник, и спрашивает: здесь ли прячется тот, кого я ищу? Что вы сделаете?
– Скажем, что нет тут такого, – усмехнулся Сергей Моисеевич. Его все поддержали.
– А Кант его бы выдал. Потому что никогда нельзя лгать. Ни в каких ситуациях. Ложь – это зло.
Тут все разом заорали про Канта самые плохие слова. Но выше всех был голос Андрея Ивановича, который даже вскочил от волнения:
– Я понял, я понял! Кант не отдал бы людей инопланетянам! Потому что это зло!
– Ты чего, Андрей? – удивился бардовый Лёша. – Убьют же всех!
– Зато это правильно! Мы ответим добром, потому что зло умножает зло!
– Чего правильно? Чего добром? – заорали на Андрея Ивановича. – Добро – убить всё человечество?
Прервав ссору, Иван Андреевич обратился к истокам этического учения – к античной философии, неожиданно вернувшись к Сократу.
В какой-то момент Дмитрий вполне отчётливо произнёс: «Попса», зевнул и стал собираться домой. Но другие слушали и спорили ещё долго. Когда закончилось время и Иван Андреевич стал подводить итоги, поступило предложение продлить ещё на два часа. Деньги были немаленькие, и Иван Андреевич согласился – тем более, проблема ещё не была обсуждена с религиозной и научной точек зрения.
В конце концов устали все. Кто уехал домой, кто выпил лишнего и дремал на диване, кто пошёл париться. Только Андрей Иванович не отпускал Ивана Андреевича, желая узнать как можно больше. Он не спорил, но он спрашивал, уточняя детали того или иного учения, и не раз уже ставил Ивана Андреевича в тупик своими вопросами.
Это была самая долгая лекция в жизни преподавателя. Где-то в два ночи Андрей Иванович перевёл на счёт Иван Андреевича всё, что было у него на карточке, тем самым окончательно решив вопрос с продлениями. Иван Андреевич, бодрясь и стараясь не зевать, всё говорил-говорил-говорил, уже не совсем понимая, что сам говорит, и думал о том, что теперь год вообще может не работать.
Лекция внезапно закончилась около пяти утра. Андрей Иванович вдруг резко встал, сказал «спасибо» и пошёл собираться. А Иван Андреевич вернулся к банщику. Тот дремал на диванчике, он разбудил его, быстро оделся и поехал на такси домой. Спустя час он уже крепко спал. Ему приснились инопланетяне, предлагающие миллиард за то, что он продаст им свою душу, и он, к стыду своему, согласился.
Андрей же Иванович, вернувшись, не лёг спать. Он разбудил жену и объявил ей, что начинает новую жизнь. В течение следующей недели он устроил свои дела: уволился, отказался от имущества, часть оставил жене и детям, а часть раздал в благотворительные организации. Под слёзы жены и дочерей он собрал самые необходимые вещи и уехал на поезде в Сибирь, куда-то в глушь, к берегам Енисея, вести, по его словам, правильную и добродетельную жизнь.
«Послушай меня» (цыг.).