совершенно бесполезную.
Другое дело приобрести парусник на дармовой червонец. Не я его зарабатывал, не мне его жалеть. Завтра же, решил я, после работы куплю парусник. На телевизоре ему самое место. Буду получать еще большее наслаждение от передач о морских путешествиях.
На другой день, не успеваю занять свое рабочее место, как возникает Сорокин из месткома, интересуется моей жизнью.
— Живу просто замечательно, — отвечаю я, не подозревая никакой пакости. — Вот десять рублей нашел.
И для наглядности демонстрирую деньги.
— Поздравляю, — радуется за меня Сорокин. — Вовремя тебе подкинули. У нас как раз два события. У Варенцова день рождения, а у Шматько теща померла. С мужиков на того и на другого собираем по пятерке. Итого червонец.
И берет у меня заветную десятку. И сам того не понимая, от лица месткома рушит мою мечту. Корабль с голубоватыми парусами тает в дымке, как летучий голландец.
Приятель подарил мне блокнот. Да не простой, а весь в золотистом орнаменте, обложка под крокодилью кожу выполнена. И по толщине не блокнот, а целая книга.
Ну, думаю, не иначе как на писателей рассчитан. Кто, кроме писателей, столько испишет? Однако открываю обложку, а там по-английски напечатано: «Металлопоставка». Вот те на — писатели здесь ни при чем! На снабженцев узкого профиля рассчитан блокнот. А именно на специалистов по металлопоставкам. И они, выходит, не чураются бумагомарания.
Перелистываю страницы — каждый листочек имеет дату, а листочков, — сколько дней в году. Отсюда и толщина блокнота.
А приятель поясняет:
— Это чтобы память не засорять. Наметил дело, скажем, на среду, черкни пару слов на соответствующем листочке.
— А если не наметил? — спросил я.
— Значит, вольготно живется тебе, — сказал приятель.
— Не так уж и вольготно, — успокоил я его. — Дел невпроворот. Только все они сваливаются нежданно-негаданно. Я их не планирую, а они все равно сваливаются.
— Назначь деловое свидание, — посоветовал приятель. — Договорись с каким-нибудь Иваном Ивановичем о встрече на этой неделе. Вот тебе и пометка в блокноте.
— Здорово! — восхитился я. — А другие дни недели? Так и останутся пустые?
— Тебя начальство на ковер вызывает? — поинтересовался приятель.
— Не без того, — вздохнул я.
— Пожалуйста, еще запись. Фиксируй каждый нагоняй, чтобы в конце года определить периодичность выволочек. Веди такую статистику ежегодно, и ты узнаешь, меняется ли с годами отношение к тебе начальства и в какую сторону.
— Не так уж и часто гневается на меня руководство, — с сожалением сказал я. — Жди, когда дойдет твоя очередь. А чем в промежутках заполнять блокнот?
— Тебе мысли в голову приходят?
Я задумался.
— Наверное. Сейчас не могу точно вспомнить.
— Мысли ко всем приходят, — с уверенностью сказал приятель. — Выбирай самые любопытные — ив блокнотик. Записывай и отдельные наблюдения. Фиксируй факты. Даю рыбу: седьмого апреля Окороков выиграл стиральную машину, а двадцать пятого сентября Марья Антоновна обозвала Закидаева саблезубым тигром. Второго октября Закидаев демонстрировал изображение саблезубого тигра, пытаясь доказать, что не похож на него. Но все решили: что-то общее между ними есть.
— Вот фиксировать это пара пустяков, — сказал я. — Это мне под силу.
С нетерпением я ждал наступления следующего года, на который был рассчитан блокнот. И наконец первое января. Открываю блокнот и начинаю регистрировать факты:
«Я проснулся. Жена тоже. Я сказал: «С Новым годом!» Жена тоже. Не одеваясь, сел за стол, где были остатки вчерашнего пиршества. Жена тоже. Попробовал салат — он скис. Жена тоже».
— Что ты пишешь? — спросила жена, заглянув в блокнот.
— Пока только факты, — ответил я. — Пол-листка буду посвящать дому, остальное работе.
Пробежав запись, жена побледнела.
— Значит, я скисла? — с обидой спросила, она.
— Не ты, а салат.
— Сначала салат, а потом я.
— Ты не поняла. Сначала я попробовал салат, который скис, а потом ты его попробовала.
— А здесь, что написано? — ткнула жена в блокнот.
— Что я, не одеваясь, сел за стол.
— Дальше!
— Жена тоже.
— И этот интим ты собираешься тащить на службу! — схватилась жена за голову. — А если кто-нибудь прочитает? Немедленно вырви листок!
Пришлось вырвать.
Второго января на работе я решил начать фиксацию с моего друга Капотова. Понаблюдав за ним, я сделал запись:
«Капотов смотрит в окно. Минуту смотрит. Две. Десять. Прошло полчаса, а Капотов все смотрит в окно…»
Подойдя к окну, я увидел толпу перед магазином «Вино». На нее-то и глазел Капотов.
«За окном, — продолжил я, — Капотов разглядывает толпу, ждущую одиннадцати часов».
Когда стрелка перевалила за одиннадцать, я записал:
«Магазин открыли. Капотов нервно ерзает на стуле».
В обеденный перерыв я прихватил блокнот в столовую. Как всегда, обедал вместе с Капотовым.
— Что ты уставился на меня? — спросил Капотов, когда мы сели за стол. — Не видел, как я суп ем?
— Видел, но никогда не писал про это, — ответил я, показав на блокнот.
Капотов поперхнулся супом и открыл мой блокнот. Пробежав глазами написанное, он набычился.
— Не знал я, что ты шпионишь за мной, — тихо сказал он. — Хорош дружок! Подсчитал, сколько времени я смотрел в окно! И на что смотрел, определил! Только ты сначала докажи, что мне опохмелиться захотелось! Пимен какой нашелся!
Вырвал я еще один листок. Не терять же друга! А третьего января схитрил: блокнот оставил дома, объектом наблюдения избрал чертежницу Ниночку, а заполнял страничку вечером.
Четвертого января просыпаюсь, в душе нетерпение — так и хочется бежать на работу для очередных наблюдений. Вот она, оказывается, какова страсть к отображению действительности, к бумагомаранию! Сажусь завтракать, а жена говорит:
— Завтрака нет. Пускай Ниночка накормит тебя — ты с такой любовью отзываешься о ней!
И, держа в руках мой блокнот, с выражением цитирует:
«Ниночка, наша чертежница, поднесла к губам помаду и, заметив, что я наблюдаю за ней, озорно улыбнулась».
— Так вот, — сказала жена, — или я, или этот дурацкий блокнот!
Я вырвал и третий листок и, поднеся его к газовой горелке, спалил на огне свою, бесспорно, самую художественную запись.
Блокнот я вернул приятелю, чтобы он подарил его по назначению — тому, кто занимается металлопоставками.
ЧЕЛОВЕК В ШЛЕПАНЦАХ,
ИЛИ ПОЖИРАТЕЛЬ ОГУРЦОВ
Вот идет человек. Не лауреат, не медалист ВДНХ, не победитель социалистического соревнования, не кандидат каких-нибудь наук, не руководитель солидного учреждения, а просто человек. Нет, возможно, и даже наверняка он что-нибудь эдакое собой представляет, имеет либо медали, либо звание, либо степень, либо пока еще ничем не отмечен, но как высококвалифицированный специалист пользуется уважением товарищей по работе, что, согласитесь, тоже недурно.
