На вопрос репортера «Вечернего времени», что заставляет их жить вдали от людей, «лесные люди» отвечали: «Нас никто здесь не беспокоит, мы ведь прописаны в селе Александровском, а потом, живя здесь на вольном воздухе и имея бесплатную квартиру, получаем возможность пропить лишние три-четыре рубля в месяц». Однако городок «лесных людей» вовсе не был простым сборищем вольного люда. У них была своя организация во главе со старостой, который следил за порядком. Ослушники подвергались изгнанию из «лесного рая», ведь «лесным людям» вовсе не были нужны осложнения с полицией, с которой они жили по принципу: мы вас не трогаем, и вы нас не касайтесь.
К «лесным людям» нередко приходили гости из города, и тогда у них происходили своего рода «ассамблеи». Это особенно пугало добропорядочных обывателей близлежащих мест, которые вынуждены были мириться с соседством с «лесными людьми». «Среди ближайшего населения «лесные люди» пользуются доброй репутацией: своих не трогают, – отмечал репортер „Вечернего времени“. – А раз не трогают, пусть живут себе на здоровье. Только бы не приглашали из города гостей, которые придерживаются иных взглядов».
Так называлась местность от нынешнего Театрального моста, перекинутого через канал Грибоедова в месте соединения канала с Мойкой, к Дворцовой площади и Адмиралтейству, так как здесь в самые первые десятилетия существования Петербурга селились шведы и финны. Некоторые из них переехали из разоренного войной Ниеншанца.
Возникшая слободка получила характерное название «Финские шхеры», поскольку, по словам современника, в ней жили «большей частью финские и шведские изгнанники». Речь шла о шведском и финском населении Ингерманландии, вынужденного перебраться в новый город из своих мест, опустошенных Северной войной. Как писал очевидец, население этой слободы ютилось в «маленьких домишках, которые пристроены друг к другу, как ловушки для синиц, как кто сумел».
Название этих слободок в старину связывалось с хлебными провиантскими магазинами. Одна такая слобода получила название по складам, находившимся некогда на берегу Мойки. От нее пошло название существовавшего в середине XIX в. Хлебного переулка между Английским проспектом и рекой Пряжкой.
Другая хлебная слободка располагалась в первой половине XIX в. в районе нынешней Витебской улицы. Она звалась сначала слободкой, а потом улицей, так как вела к хлебным провиантским магазинам на Лоцманской улице.
А в начале ХХ в. за Александро-Невской лаврой возник целый район, который современники называли «хлебным городом». В 1907 г. купец 2-й гильдии Давид Израилевич Мордух начал строить паровую мельницу на Шлиссельбургском проспекте – на участке, ограниченном Обводным каналом и Глиняной и Глухоозерскими улицами. Впервые в России мельницу строили из железобетона. Однако у купца вскоре не стало хватать средств на строительство столь грандиозного сооружения, поэтому в нем приняло участие учрежденное Мордухом вместе с несколькими коммерсантами акционерное общество «Петербургские товарные склады, холодильники и элеваторы».
Оно развернуло возведение настоящего «хлебного города»: строились склады, пакгауз и железобетонный элеватор большой емкости. Оборудование было самым современным: прием и подача зерна на мельницу выполнялись с помощью пневматики. В 1914 г. мельницу электрифицировали, а спустя три года для «хлебного города» проложили специальную сеть железнодорожных путей, соединившую его с Николаевской (ныне – Октябрьской) железной дорогой.
После революции мельницу национализировали, а осенью 1918 г. передали в ведение хлебного отдела Петроградской губернской потребительской коммуны. С конца того же года она стала называться «Первой государственной мельницей», в 1922 г., еще при жизни Ленина, ей присвоили имя вождя.
В начале ХХ в. Петербург готовился к своему двухсотлетнему юбилею. Круглая дата обязательно должна была ознаменоваться грандиозными строительными проектами. Одним из них стал «Царский городок» за Невской заставой.
«С 1902 г. для нашей столицы наступит новая эра: огромное пространство земли с правильно размежеванными и замощенными улицами, с садами, парками, целой сетью электрических дорог и водоснабжением присоединится в совершенно благоустроенном виде к Петербургу, – сообщала одна из газет. – В 1902 г. новый Петербург сольется в одно целое со старым и заживет с ним одной, лучшей жизнью. Это будет чудным подарком к двухсотлетию Петербурга».
Местом для реализации столь грандиозного проекта стали полузаброшенные местности Стеклянного завода (Стеклянки) и бывшей Глухоозерской фермы. Когда-то здесь была усадьба «Озерки», принадлежавшая князю Потемкину, потом в его имении построили два стекольных завода, а в XIX в. Городская дума отвела Глухое озеро под свалку, и постепенно когда-то живописный водоем заполнили отбросами и засыпали.
К концу XIX в. земли здесь принадлежали Кабинету Его Величества, и специальная правительственная комиссия начала работать над осуществлением этого проекта, утвержденного самим государем императором. Новый район Петербурга получил название «Царский городок». Численность его населения предполагалась в 40 тысяч человек, и, согласно плану, «Царский городок» должен был стать «одной из красивейших и живописнейших частей города».
Центром его намечалось сделать большую площадь, в центре которой разместился бы обширный сад. От него веером должен был расходиться целый ряд улиц. Всего предполагалось проложить 29 новых улиц, устроить церковь, рынок, 4 площади, 4 сквера, паровую и электрическую станции, сделать паровую и электрическую железную дорогу и построить новые мосты через Обводный канал.
Все работы по благоустройству предполагалось закончить к январю 1902 г., однако, как известно, гладко бывает только на бумаге. Одним из самых сложных вопросов оказалось, как водится, разграничение полномочий: чем будет заниматься Кабинет Его Величества, а чем – городское управление.
По всей видимости, до конца договориться так и не удалось, и в итоге в том грандиозном виде и к намеченному сроку, как все замышлялось, «Царский городок» построен не был. Тем не менее он появился на картах столицы, со всеми улицами и проездами. «Это был своего рода аванс на будущее, имевший глубокие исторические традиции, – отмечает историк Петербурга Дмитрий Шерих. – В середине XVIII в. картографы нередко поступали так же: запечатлевали на картах еще не созданные, но намеченные в замыслах кварталы». Улицы назывались 1-й, 2-й, 3-й и 4-й Луч, а также 1-й, 2-й, 3-й, 4-й и 5-й Круг. Здесь же возникла и Казачья улица – в честь казаков, квартировавших за Невской заставой.
Будущий «Царский городок» на карте Петрограда, 1916 г.
Будущий «Царский городок» даже стал одним из мест, где в 1913 г. проходили народные гуляния по случаю 300-летия царствования Дома Романовых. По соседству с «Царским городком» попечительство о народной трезвости арендовало участок земли для размещения десятков тысяч прибывающих в Петербург рабочих.
До наших дней от построек «Царского городка» не сохранилось почти ничего, кроме зданий психоневрологического института, выстроенного тут в конце 1900-х гг. Он носит имя своего основателя – ученого Бехтерева. Его именем названа ныне и проходящая здесь улица – бывшая Казачья.
Правда, следы «городка» можно все-таки отыскать на картах современного Петербурга, сравнивая их с предреволюционными. Вот они на старых планах – улицы-радиусы, расходящиеся веером. В результате перепланировки и застройки новых кварталов улицы под названиями 1-й, 3-й и 4-й Лучи исчезли, а 2-й Луч остался и по сей день. Часть 4-го Луча вошла в состав улицы Профессора Качалова, часть 1-го Круга – улицы Книпович, а Казачья улица получила имя ученого Бехтерева. От остальных Кругов и Лучей не осталось и следа…
Свое название эта местность на Васильевском острове получила от колотушек-«чекуш». Ими приходилось разбивать постоянно подмокавшую муку, которая хранилась в находившихся тут когда-то амбарах.
«Чекуши стоят рядом с Галерной гаванью, примыкая к Неве, – писал столичный бытописатель начала ХХ в. журналист Анатолий Бахтиаров. – Если с Большого проспекта вы повернете налево, по Кожевенной линии, то придете в Чекуши. Местоположение Чекуш чрезвычайно живописно: прямо – Нева, а правее – взморье. Когда иностранное судно из Финского залива вступает в устье Невы, то оно проходит мимо Чекуш, славящихся своим кожевенным производством».
Когда-то напротив Чекуш, на другой стороне Невы, находились городские скотобойни. Поэтому по соседству с ними и появилось кожевенное производство. Потом скотобойни перенесли за Обводный канал, а кожевенные заводы на Чекушах так и остались. Память о них до сих пор сохраняется в названии Кожевенной линии. Впрочем, и сегодня тут находятся большие кожевенные заводы, входящие в объединение имени Радищева.
