А. Майкапар - Бруклинский музей Нью-Йорк

В верхнем регистре этой стелы бог солнца Ра сидит в лодке, которая пересекает небо с востока на запад. Текст вокруг него представляет собой гимн заходящему солнцу. Стела, как можно предположить, была установлена внутри небольшой пирамиды на вершине находившейся в ней гробницы некоего человека по имени Анхоркави.

Надписи и изображение призваны помочь умершему в его стремлении к слиянию с богом солнца в загробной жизни. В нижнем регистре Анхоркави преклонил колено. Эта поза в системе древнеегипетской символики — знак обожания. У него на голове — традиционный парик. В древнеегипетских текстах и росписях главной темой проходит мысль о том, что жизнь и смерть взаимосвязаны. Жизнь порождает смерть и наоборот. Олицетворением этого являются два главных бога пантеона — солнечный Ра, бог живой, спускающийся в преисподнюю, и бог мертвых Осирис, который умирает и воскресает.

Стела восхищает изысканностью линий, в частности, вероподобным облачением Анхоркави. Известные попытки реконструировать одежды, опираясь на их изображения, неизменно вызывали восхищение древней модой.

Ушебти — специальные фигурки, изображающие человека, как правило, со скрещенными на груди руками либо с какими-нибудь орудиями труда. Они были необходимы, чтобы, согласно верованиям древних египтян, было кому выполнять для хозяина различные работы в загробном мире. Персонажами этих изображений, таким образом, чаще всего были слуги. Но иногда в жанре ушебти представали сами вельможи, как в данном случае. Изготовлялись статуэтки обычно из дерева или мягкого камня — алебастра и стеатита. Размеры этих изваяний совсем невелики — в сравнении с другими подобными фигурками бруклинская может считаться большой, что отражено в ее музейном названии. Некоторые усыпальницы, особенно фараонов, по данным археологов, хранят порой несколько сотен таких статуэток. Считалось, что в усыпальнице их должно быть 365, по одной на каждый день года. Но на самом деле такого полного комплекта сейчас не найти. Крупные мировые собрания древнеегипетского искусства имеют в своих фондах множество образцов ушебти.

Бруклинская фигурка изображает Тахарку — фараона XXV (эфиопской или нубийской) династии. Его облик вполне традиционен. Пространные тексты, как правило, украшающие подобные скульптуры и бруклинскую, в частности, заимствованы из 6 главы Книги мертвых.

Египетские правители Птолемеи были македонско-греческого происхождения. В силу этого они изображались и как фараоны, и как цари и царицы греко-эллинистической цивилизации. Бруклинский бюст представляет именно египетский тип, и в таком случае это, возможно, как считают историки, Птолемей II (285/282-246 до н. э.). Голова царя еще украшена клафтом — полосатым платком со спускающимися на плечи концами. У правителя было прозвище Филадельф («Любящий сестру»): влюбившись в Арсиною, свою родную сестру, он женился на ней, совершив то, что у македонцев ни в коем случае не позволялось, но было в обычае у египтян, над которыми Птолемей II властвовал.

Зная многовековую установку древнеегипетских скульпторов добиваться максимального портретного сходства с моделью, можно предположить, что и в данном случае зритель имеет вполне достоверное представление о правителе. С эстетической точки зрения этот портрет восхищает передачей удивительной улыбки царя. Кажется, охарактеризовать ее так же трудно, как улыбку Моны Лизы Леонардо да Винчи.

Как и многие образцы прикладного искусства мусульманского мира, этот кувшин восхищает изысканностью формы и филигранностью выгравированного на нем рисунка. Надписи на горлышке и основании емкости сделаны шрифтом насх, ставшим основным в арабском языке. В искусстве каллиграфии это стиль беглого курсивного письма с легкими, размашистыми штрихами как бы летящих букв. В эпоху, когда был создан кувшин, скоропись насх встречается на многих изделиях — керамике, вышитых тканях, изразцах, предметах из металла. Чаще всего используются фразы с пожеланиями добра, удачи, сонеты восточных поэтов — рабай. Особенности художественного мышления в мусульманском искусстве сделали возможным превращение письма насх в эпиграфический орнамент — использование букв для построения изысканных переплетений вне текстового смысла.

В данном случае буквы венчаются изображением человеческой головы, тогда как их низ оформлен в виде ног. Таким образом, вся надпись символизирует человека. Она читается: «Слава, успех, власть, безопасность, счастье, забота, и долгих лет жизни владельцу». Строка в нижней части кувшина — вариант верхней: «Слава, успех, власть, счастье, безопасность, заступничество, и долгих лет жизни владельцу».

Этот замечательный предмет исламского прикладного искусства — верхняя часть так называемого хабба (хибба), сосуда для воды. Культ воды и сосудов для ее переноса и хранения в исламской культуре восходит к древнейшим традициям Востока. Ал-Кушайри (986-1072), хорасанский богослов, автор классического трактата «Послание о суфийском знании» выразительно писал: «Хубб (любовь) — производная от хибб (сосуд для воды), потому что он объемлет воду, и, когда он полон, здесь нет места для чего-то еще. Точно так же и в сердце, исполненном любви, нет места ни для чего, кроме возлюбленной».

Неглазурованные керамические сосуды использовались для охлаждения воды. Это их свойство было хорошо известно еще в месопотамской культуре, иными словами, такие емкости применялись с доисламских времен. Дошедшие до нас памятники являются невероятной редкостью, поскольку эти предметы созданы из очень хрупкого материала, и впору не сожалеть об утрате их фрагментов, как в данном случае, а радоваться тому, что сохранилось. Хаббы различаются по степени отделки и разнообразия орнамента. Данный искусно украшен изображением правителя, восседающего на ковре, его окружают вооруженные слуги и гарпии — мифические птицы с женскими головами, их хвосты венчают головы драконов. Фон этой сцене создают переплетения ветвей лозы и фантастические птицы. Подобный тип украшения характерен для многих памятников придворного искусства исламского мира в период Средневековья и встречается как в архитектурном декоре, так и в живописи.

Мухаммад Заман — крупнейший представитель так называемого европейского стиля в персидской живописи второй половины XVII века. Особенностью его манеры является ассимиляция достижений европейских мастеров своего времени, это очевидно как в технике, так и в выборе сюжетов. Даты рождения и смерти художника неизвестны. Отсутствие сведений о жизни Замана породило ряд легенд, в частности, что он уехал в Италию, сменил веру и вернулся на родину скорее европейцем, чем персом. Однако в результате последних исследований установлено, что автор Италию не посещал. Европейские сюжеты в его искусстве — плод знакомства с голландскими гравюрами. Творчество художника делится на две тематические части: работы на персидские сюжеты и копии с европейских произведений, среди которых — «Святая Троица», «Венера и купидон». Тема бруклинского рисунка нетипична для персидского искусства XVII столетия. Произведение невольно заставляет вспомнить А. Дюрера и сопоставить данный «Ирис» с его рисунками этого цветка, хранящимися в бременском Художественном музее и мадридском Эскориале.

Иранский принц Яхья родился в? 817 и был сорок третьим сыном каджарского правителя Фатх Али Шаха. В возрасте пяти лет (!) он был назначен губернатором провинции Гилян (область страны на юго-западном побережье Каспийского моря). На картине имя князя и его титул даны в картуше (декоративной рамке для надписей) в левом верхнем углу. Инкрустированные часы, лежащие на ковре, символизируют, что принц стал правителем «в добрый час» — благоприятное время, вычисленное придворными астрологами. Герой выглядит очень импозантно. Произведение не датировано, однако, поскольку Яхья изображен безбородым, с розовыми щеками и ему на вид 16–18 лет, оно могло быть написано в 1830-х. На принце корона с драгоценными украшениями, соответствующая его сану, на груди — орден Льва и Солнца. Это, безусловно, официальный портрет, какие обычно украшали дворцы. Они размещались в специальных высоких нишах над уровнем глаз посетителей, что подчеркивало высокий статус изображенного.