Перед читателем две повести занзибарского писателя Адама Шафи Адама. Это первое знакомство советских читателей с литературным произведением, созданным на острове Занзибар, то есть на островной части Объединенной Республики Танзании. Нельзя сказать, чтобы танзанийская литература была совсем неизвестна у нас. За последние четверть века в Советском Союзе не раз публиковались и фольклорные тексты, и произведения старейшины современной литературы Танзании Шаабана Роберта[1].
В том, как происходило знакомство советского читателя с суахилийской литературой, наблюдается некоторая невольная "нелогичность". У нас переводили фольклор — эпические поэмы, сказки, пословицы — и авторские литературные произведения, созданные на материке, то есть на обширной полосе восточноафриканского побережья, тянущейся от Кисмайю в Сомали до Софалы в Мозамбике. А между тем сами суахилийцы считают центром "чистого", если угодно, нормативного языка суахили именно Занзибар. И как раз занзибарский диалект — "киунгуджа" — от Унгуджа, суахилийского названия острова Занзибар, лег в основу современного литературного языка суахили.
Само название этого языка и говорящих на нем людей — свидетельство давних и широчайших контактов Восточной Африки со своими соседями. Слово "сахель", множественное число "савахиль", — арабское по происхождению. Так называли восточноафриканское побережье арабские авторы начиная с IX века. Писатели оставили нам немало доказательств того, что к этому времени здесь существовали довольно крупные и могущественные объединения африканских племен.
Занзибар — остров сравнительно небольшой. И тем не менее на нем можно найти следы самых разных культур, которые, сливаясь в ходе веков, создали наконец суахилийскую культуру, какой мы ее знаем сегодня. В самом городе Занзибаре — столице острова — встречаются постройки, напоминающие любой ближневосточный город: узкие извилистые улочки с нависшими над ними балконами, глубокие галереи вдоль домов, спасающие от беспощадного африканского солнца, резные деревянные двери, из которых каждая может рассматриваться как самостоятельное произведение искусства, настолько изысканна и затейлива покрывающая их резьба, минареты мечетей, большой оживленный базар. А рядом со всем этим восточным великолепием из сказок "Тысячи и одной ночи" вполне современные административные и жилые постройки.
Многие десятилетия экономика Занзибара держалась на двух основных культурах — кокосовом орехе и гвоздике. Кокосовые пальмы — высокие стройные деревья, слегка наклоненные в сторону, противоположную господствующим ветрам с океана. И даже центральная площадь в городе Занзибаре до сих пор называется Мнази-Моджа — "площадь одной пальмы". С этим названием читатель встретится в повестях Адама Шафи Адама.
В любой точке острова ощущается густой пряный запах гвоздики. Гвоздичные плантации покрывают большую часть территории острова, а посреди этих плантаций стоят типично африканские деревни, облик которых ничем не напоминает ни Занзибар, ни лежащий прямо напротив него на материке старинный суахилийский город Багамойо, через который осуществлялись в прошлом все торговые связи Занзибара с внутренней Африкой.
Географическое положение острова, удобная гавань, налаженные связи с побережьем в точке, куда выходили сразу несколько караванных путей, обеспечили Занзибару важную роль во всех контактах между Восточной Африкой, Ближним Востоком и Индостанским полуостровом. И они же сделали его объектом небескорыстного внимания со стороны завоевателей, сменявших друг друга в попытках закрепить за собой этот важнейший клочок благодатной африканской земли.
Занзибару "не повезло" даже по колониальным меркам. Если в материковой части Танзании, носившей до 1918 года название Германской Восточной Африки, а затем до 1961 года считавшейся сначала подмандатной, а потом подопечной территорией Великобритании под названием Танганьика, все же ощущались какие-то новые веяния, и в частности появилась незначительная, но все же реальная прослойка образованных людей в современном понимании этого слова, то на Занзибаре все обстояло по-иному.
Остров считался британским протекторатом, на нем сохранялась власть султанов и арабской феодальной аристократии, к которой как раз и принадлежат господин Фуад и его отец господин Малик, персонажи одной из повестей Адама Шафи Адама. Британская администрация совершенно сознательно сохраняла Занзибар в качестве своего рода феодального заповедника. Здесь оставались не просто феодальные отношения, но практически и рабство, хотя в свое время проникновение британских колонизаторов на остров начиналось под лозунгами борьбы с арабской работорговлей в Восточной Африке. Местная, "своя" реакция, опорой которой служили крупные помещики, британская администрация и британские капиталистические фирмы жестко ограничивали связь Занзибара с внешним миром.
Но именно эта относительная замкнутость обусловила лучшее, чем в прибрежных районах материка, сохранение на острове многих форм и проявлений традиционной культуры. Она создавалась разными африканскими народами — не только жителями побережья, но и обитателями глубинных районов континента, которых тысячами пригоняли на побережье арабские и африканские работорговцы. Часть из них оседала на Занзибаре, вливалась в среду носителей суахилийской культуры, обогащая и разнообразя ее.
У Адама Шафи Адама описано одно из интереснейших проявлений такой культуры — нгома. Значение этого понятия трудно передать одним словом. Самое первое его значение — "барабан", а затем и все формы танцев — ритуальные, бытовые, развлекательные, которые танцуют под звуки этого барабана. Нгома включает в себя пение и ритмический аккомпанемент. Это также торжество, которое может происходить по любому поводу: от деревенской вечеринки до карнавала по случаю Дня национальной независимости, — но в основе праздничного действа всегда остается танец, своего рода хоровод.
Исторический путь занзибарцев не был гладким и безоблачным. Первые пришельцы с Ближнего Востока и из Южной Азии появились здесь еще до начала нашей эры. Постепенно на побережье и прилегающих к нему островах возникали торговые города со смешанным населением — африканским, арабским, индийским, персидским. Суахилийские легенды и исторические хроники сохранили воспоминания о нескольких волнах таких пришельцев. Конечно, случались и столкновения между разными группами жителей побережья и островов, но в целом преобладали мирные отношения. Именно в результате мирного сотрудничества и родилась блестящая суахилийская культура, запечатленная в остатках великолепных построек, исследуемых сейчас археологами, в изделиях прикладного искусства, в памятниках литературы.
Резкий перелом в развитии суахилийской культуры наступил с конца XV века, когда португальские завоеватели начали "осваивать" морской путь в Индию. Многие города были разрушены, оживленная морская торговля с Индией, районами Персидского залива и Красного моря прекратилась, десятки тысяч людей погибли.
Когда к концу 20-х годов XVIII века султаны арабского города Маскат в Омане изгнали португальцев из их последнего опорного пункта на суахилийском побережье — города Кильвы — и утвердили здесь свою власть, это не принесло облегчения основной массе жителей. Более того, с этого времени началось быстрое увеличение масштабов работорговли, одним из результатов которой явился смешанный состав населения прибрежных районов и островов.
Особого размаха работорговля достигла в первую половину XIX века, когда Занзибар стал центром независимого султаната, управлявшегося членами прежней маскатской династии. Труд невольников, пригнанных из глубинных районов, служил основой хозяйства самих султанов и окружавшей их арабской аристократии. На Занзибаре контраст между бесправием огромного большинства черного населения и всевластием арабов-помещиков был особенно острым. И это предопределило события 60-х годов нашего столетия, когда вынужденный уход англичан лишил султанский режим его главной опоры: между ликвидацией британского протектората и революцией, свергнувшей последнего занзибарского султана, прошло всего несколько месяцев. Первые шаги революционных властей по ликвидации помещичьего землевладения ярко отражены в повести "Усадьба господина Фуада".
Творчество танзанийского писателя Адама Шафи Адама неразрывно связано с современной историей Занзибара. Его повести рисуют нарастание протеста против колониальной эксплуатации на Занзибаре в конце 40-х годов, формирование борцов за независимость, пробуждение политического и классового самосознания у трудящихся.
Не будет преувеличением сказать, что повести Адама Шафи Адама знаменуют собой новый этап развития суахилийской литературы. И вместе с тем, резко расширяя круг рассматриваемых явлений, касаясь каких-то совершенно не традиционных для классического искусства пластов жизни, они сохраняют преемственность по отношению к предшествующему периоду суахилийской литературы.
