Слышались гудки пароходов. Они доставляли грузы из Сомали, Аравии, Индии. Воздух был пропитан запахом гвоздики: неподалеку находились маленькие фабрики, производящие гвоздичное масло. Но ветер налетал с другой стороны, и этот аромат заглушался запахом тухлой рыбы.
— Вы не скажете, где здесь можно найти работу? — вежливо обратился Рашиди к стоящему рядом мужчине.
— Да у тебя еще молоко на губах не обсохло. Иди-ка ты лучше отсюда.
Ничего не ответив, Рашиди повернулся и тихо пошел к причалу, где швартовались маленькие суденышки и рыбачьи лодки. Рабочие разгружали там баржу с углем. Рашиди постоял немного и направился к арабу-шихири[5], надзиравшему за работами.
В руках у надсмотрщика был пакет с жестяными жетонами. За каждую корзину с углем грузчики получали по жетону, а потом все жетоны обменивались на деньги.
— Ты что, вздумал шутки шутить?! Наполняй корзину доверху! — закричал надсмотрщик на одного из грузчиков, корзина которого, как ему показалось, была наполнена не до краев.
Рашиди подошел к арабу, но заговорить с ним боялся. Наконец, набравшись смелости, он начал:
— Э-э, господин…
Надсмотрщик свирепо посмотрел на него:
— Чего тебе?
Рашиди не решился продолжать разговор. Он постоял, посмотрел, как работают грузчики, и пошел к набережной, где какие-то люди удили рыбу, но потом возвратился и, подойдя к надсмотрщику, робко сказал:
— Господин, я хотел бы получить работу.
— Получить работу? Ты хочешь сказать, что сможешь поднять корзину с углем? — насмешливо спросил надсмотрщик.
— Я смогу, я попробую! — воскликнул Рашиди, решив, что он уже принят.
— Мал еще. Убирайся отсюда, молокосос!
— Послушайте, господин, я могу нести не одну, а сразу две корзины с углем.
— Слушай, парень, тот, кто хочет работать, приходит рано утром, а не в час дня, как ты.
— Значит, если я приду рано, вы меня возьмете? — спросил Рашиди.
— Сказал тебе: уйди отсюда! Не путайся под ногами! Эй, ты! Хочешь получить два жетона за одну корзину? — Надсмотрщик отвернулся от Рашиди и обратился к рабочему, который подошел к нему за жетоном.
— Последнее время вы слишком часто придираетесь к рабочим, хозяин. Это несправедливо.
На сей раз надсмотрщик вынужден был уступить: все видели, что грузчик только что высыпал уголь в кучу и держал в руке пустую корзину.
Нещадно палило полуденное солнце. Работа кипела. Грузчики обливались потом. Пот оставлял дорожки на их покрытых угольной пылью телах. Рабочие сновали взад и вперед. Они спешили, стараясь перенести как можно больше корзин — от этого зависел их дневной заработок.
Рашиди молча постоял, а потом снова пошел туда, где сидящие на парапете набережной люди удили рыбу. Юноша пристроился рядом и полными легкими вдохнул свежий морской воздух. У него засосало под ложечкой: за весь день он съел только пару галет и выпил чашку чая в закусочной в Мландеге.
Дома тоже были одни неприятности. Денег, которые мать Рашиди зарабатывала, торгуя овощами, едва хватало. Да и развалюху, которую они снимали после смерти отца, трудно было назвать домом. Это была глинобитная хижина без потолка, крытая пальмовыми листьями. В сезон дождей вода протекала внутрь и капала в подставленные консервные банки, кишевшие муравьями. Молодые побеги разрушили стену, и с улицы можно было увидеть, что происходит в доме. Дыру в стене обычно занавешивали мешком, почерневшим от дыма очага.
Домой Рашиди идти не хотелось: уж больно там было неуютно, да и на кухне, как всегда, шаром покати.
Он поднялся и быстро пошел назад, к воротам порта. Вдруг он увидел мужчину, склонившегося над котлом, в котором что-то варилось. Рашиди подошел поближе, и мужчина спросил:
— Ты что здесь делаешь?
— Ничего, просто гуляю, — ответил Рашиди.
— Что, нечем заняться?
— Нечем.
— Тогда иди сюда, я дам тебе работу.
— Дадите работу? Какую? Я сейчас же все сделаю! — радостно воскликнул Рашиди. Наконец-то он получил то, о чем мечтал весь день.
— Видишь миски? — мужчина указал пальцем на гору грязной посуды, лежавшей у небольшого ручейка. — Вымой-ка их хорошенько!
Рашиди спустился к ручью и принялся за работу. Мисок было много, около пятидесяти. По налипшим на них остаткам пищи было видно, что их не мыли день или два.
— У вас нет мочалки? — спросил Рашиди.
— Какая мочалка! Оттирай их песком и споласкивай водой, — ответил мужчина.
Юноша работал с усердием, изредка поглядывая на своего "работодателя", который помешивал пищу в котле. Через некоторое время, когда она была готова, кашевар спросил:
— Ну что, закончил?
— Осталось совсем немного. — Рашиди быстро домыл оставшиеся миски. — Готово, господин, — сказал он, ожидая, что кашевар похвалит его. Но тот не проверил, как вымыта посуда, даже головы не повернул в его сторону.
— Ставь их сюда.
Рашиди стал расставлять миски на скамье возле очага. Кашевар позвал его:
— Давай снимем котел с огня. Берись крепче, чтобы не перевернулся!
Рашиди обеими руками взял котел с одной стороны, мужчина — с другой, они поставили его на землю, и кашевар стал раскладывать по мискам кукурузную кашу.
— Полные отставляй в сторону, а пустые подавай мне.
Рашиди быстро выполнял приказания, и скоро все миски были наполнены. Тогда кашевар привез небольшую тележку и два бидона вареных бобов.
Погрузив миски, он потащил тележку к причалу, а Рашиди с бидонами пошел за ним.
Грузчики уже собрались и ждали обеда. Они сидели на земле, громко переговариваясь.
— Сколько можно ждать? Не можешь работать — не берись! Целый час здесь сидим, — закричал на кашевара один из грузчиков.
— Заткнись, — ответил ему кашевар. — На свою жену ори!
— Обед-то нам должен приносить ты, а не моя жена.
Не ответив, кашевар стал расставлять миски и раскладывать в них бобы. Подобные перепалки были в порту обычным делом. Ругались все: от начальника порта до самого последнего грузчика.
Шум и крики смолкли. Грузчики быстро ели и расходились.
— Послушай, парень, — кашевар замялся, — как зовут-то тебя?
— Рашиди. Рашиди бин-Маджалива.
— Рашиди, собери миски и сложи их в тележку.
Юноша сделал все, как ему было сказано, и они с кашеваром отправились в обратный путь. Вернувшись к очагу, Рашиди сразу же сел на землю, а кашевар принес полную миску каши и маленький котелок бобов.
— Давай-ка и мы поедим, — подозвал он юношу.
Голодный Рашиди не заставил себя долго ждать. Набросившись на еду, он стал уминать ее за обе щеки. Ему даже пришлось расстегнуть верхнюю пуговицу на брюках, чтобы в него больше влезло. Поев, Рашиди отошел в сторону и растянулся в тени. Голова его стала клониться набок, и он тут же заснул как убитый.
Обед, который съел Рашиди, и стал платой за его труд.
Машаву не находила себе места от волнения: ее Рашиди вопреки обыкновению целый день не появлялся дома. Наконец она не выдержала и пошла к Факи, другу Рашиди.
— Можно войти?
— Кто там? Войдите, — раздался детский голос. В дверях показалась Аша, младшая сестра Факи.
— Братишка твой дома? — спросила Машаву.
— Он давно ушел. Сказал, что идет играть в футбол.
— А он ушел один или с Рашиди?
— Один, — ответила Аша.
— А куда же Рашиди исчез? Как ушел с утра, так и пропал.
— Сегодня он к нам не заходил, — покачала головой девочка.
Машаву обегала весь квартал и везде спрашивала, не видели ли ее сына, ее Рашиди, единственного родного для нее человека на всем белом свете. Но Рашиди нигде не было, и ей ничего не оставалось, как вернуться домой. Она не знала уже, что и думать, но к ее приходу сын уже как ни в чем не бывало лежал вытянувшись во весь рост на своей скрипучей узенькой кровати.
— Где это ты весь день шлялся? Я здесь вся извелась!
Машаву любила поскандалить и по любому ничтожному поводу могла ругаться целый день кряду. Пожалуй, во всем квартале не было женщины, которая превосходила бы ее в этом искусстве. И Рашиди прекрасно знал свою мать. Когда она начинала ругаться, он замолкал: ведь стоит ему ответить — и мать раскричится так, что всем соседям будет потом о чем поговорить.
— Куда ты ходил? Отвечай, если спрашивают! — кричала Машаву.
— На море, — тихо сказал Рашиди.
— Ах, на море! Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не играл там! Совсем недавно твоего друга, сына госпожи Мшибе, унес Чунуси[6]. Ты хочешь, чтобы и с тобой так случилось?
— Я на море не играть ходил, я работу искал, — сказал Рашиди еще тише, чтобы и мать в свою очередь тоже понизила голос, а не кричала на весь квартал.
— Какую еще работу? Значит, здесь работать тебе не нравится? За водой ты не сходил — кувшины вон пустые стоят. А ведь знаешь, что воду иногда на целый день отключают. И наверное, голодный? — Постепенно Машаву начала отходить и последний вопрос задала уже подобревшим голосом.
