Уже ночью весть о забастовке распространилась по всей округе. Портовые рабочие предупреждали безработных держаться от порта подальше. Кто-то из портовиков вызвался пройти с гонгом по рабочим кварталам, призывая людей не выходить на работу.
Наступило утро. Солнце осветило землю первыми лучами. Океан был беспокоен, только иногда из воды выпрыгивал дельфин и снова нырял в глубину. Вдали маячили корабли, похожие на гребни волн на поверхности океана.
Время шло, и в половине восьмого утра, как обычно, раздался гудок, но, казалось, его услышали только мистер Джордж да еще несколько европейцев из компании "Смит-Макензи". В порту было безлюдно, не было привычной суеты и сутолоки. Краны, беспомощно повиснув, замерли в воздухе. У ворот одиноко стоял индиец Рамджу с никому не нужными сейчас пропусками.
Колониальная администрация встревожилась не на шутку. Часов в десять утра машина Отдела информации, оборудованная громкоговорителем, проехала по улицам города, приглашая на работу в порт всех желающих. Но все было напрасно.
А тем временем Фараджи и Бакари все еще сидели в полицейском участке Нгамбо.
— Фараджи, ты не помнишь, кто взял мою кожаную папку? — спросил Бакари.
— Кажется, Рашиди. Если папку взял он, то можешь не беспокоиться. Это свой парень.
Железная дверь их камеры с грохотом открылась, и вошел полицейский.
— Выходите! — скомандовал он.
Конвойный отвел их в комнату, где за столом сидел незнакомый полицейский офицер-англичанин. Огромный и толстый, он был похож на сидящего бегемота.
— Вы что, хотите неприятностей? — спросил офицер.
— Нет, мы хотим человеческих условий работы, — спокойно и твердо ответил Фараджи.
— Сегодня же все должны выйти в порт, — злобно отчеканил офицер.
— У рабочих есть право на забастовку, — сказал Фараджи.
— Если ваши люди не выйдут на работу, мы будем вас судить! — повысил голос офицер и позвонил в колокольчик.
В дверях вырос полицейский.
— Уведите их обратно в камеру! — приказал офицер.
* * *
На третье утро после ареста Фараджи и Бакари в здании профсоюза стали собираться люди. Первым пришел Чум — один из членов исполкома профсоюза портовых рабочих. В зале повсюду валялись сломанные стулья и скамьи, разбросанные бумаги. Скоро подошли другие рабочие. Стали решать, как быть дальше. Чум предложил срочно созвать заседание исполкома профсоюза, а остальным во избежание полицейских преследований пока разойтись. Так и сделали.
На заседании решили послать в комиссариат полиции делегацию рабочих.
На переговоры с комиссаром отправились Чум, Убва и Мбарака. Они сели на велосипеды и быстро добрались до дворца Бейт-эль-Аджаб, где располагался комиссариат полиции. Комиссар согласился принять рабочих, но заставил их прождать в приемной около часу. Он встретил их, сидя за столом в своем просторном кабинете.
— What can I do for you?[14] — нарочито вежливо спросил он.
Чум и его друзья, которые не знали английского языка, недоуменно переглянулись и пожали плечами.
— Я спрашиваю, что вам здесь нужно? — резко меняя тон, спросил комиссар, переходя на суахили.
Чум и Убва снова переглянулись, решая, кому начать. Убва уже открыл было рот, но резкий голос полицейского комиссара прервал его:
— Вы что, тоже захотели в тюрьму?
— Мы пришли сюда, чтобы узнать, за что арестовали наших друзей, — с достоинством проговорил Убва.
— Ваши друзья — смутьяны, и если вы будете устраивать беспорядки, то тоже окажетесь в тюрьме.
— Мы не устраиваем и не собираемся устраивать беспорядки. У нас, рабочих, возник трудовой конфликт с администрацией порта. Разве это повод для того, чтобы бросать людей за решетку?
— Listen, you, fools![15] Мы вас всех пересажаем, если будете бунтовать. — И он встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен.
Повернувшись к Чуму, Убва прошептал ему, что пора уходить, но Чум упрямо не двигался с места, пока вконец выведенный из себя комиссар не приказал им убираться вон.
У штаб-квартиры профсоюза их с нетерпением ждали рабочие.
— Ну как? Что решили?
— Они не хотят их выпускать, но…
И в эту минуту раздался крик:
— Вот они! Идут!
Власти все же выпустили из тюрьмы рабочих вожаков. Портовики с радостью приветствовали их. Встретившись с друзьями, Бакари сразу же спросил:
— Как забастовка? Продолжается?
— Забастовка продолжается, но есть трудности, — ответил Чум.
— Без трудностей в таком деле не бывает, — заметил Бакари.
— Семьи рабочих голодают, — сказал Чум. — У них кончились деньги. В профсоюзе денег тоже нет. Прямо не знаем, что делать. Уже есть такие, кто не выдержал и вернулся на работу, но, к счастью, их немного. В основном все работы в порту заморожены.
— Нам надо продержаться до тех пор, пока руководство компании не согласится обсудить с нами наши требования… А где моя папка? — вдруг вспомнил Бакари.
— Мы ее спрятали в твоей комнате. Ее вчера принес Рашиди.
— Вот здорово, — облегченно вздохнул Бакари.
* * *
Когда пошла вторая неделя забастовки, положение портовиков стало отчаянным, но они не сдавались. Рабочие брали деньги в долг у ростовщиков, покупали продукты в кредит в небольших лавчонках, их жены начали приторговывать на рынке — все это давало им возможность хоть как-то держаться.
Порт словно вымер. В гавани застыли корабли. Рядом с ними беспомощно покачивались на волнах брошенные баржи. На причале громоздились сотни мешков гвоздики, предназначенные для отправки за границу. Представители торговых фирм осаждали администрацию компании "Смит — Макензи". Капитаны кораблей, ждущих разгрузки, предупреждали, что уйдут из порта вместе с грузом. В этих условиях директорат компании был вынужден пригласить руководство профсоюза для переговоров. Их решено было провести в здании правления компании "Смит — Макензи".
С утра все было готово для переговоров. В просторном зале заседаний по обеим сторонам длинного стола сияли полировкой тиковые стулья. Перпендикулярно этому стоял другой стол, поменьше. Зал находился на первом этаже, и в его широкие окна, которые были сейчас открыты, дул приятный ветер с моря.
Когда в девять часов утра представители профсоюза — Бакари и Фараджи — вошли в зал, там их ждало все высшее руководство компании: четверо англичан, одетых в одинаковые белые рубашки, белые шорты, белые гольфы и шоколадного цвета ботинки — униформу служащих компании.
— Well, get them some tea[16], — распорядился один из англичан.
Тогда другой поднял телефонную трубку и что-то отрывисто сказал по-английски. Не прошло и минуты, как в зал с подносом в руках вошла красивая девушка-индианка. Она поставила чашку с чаем перед каждым из присутствующих и грациозно удалилась.
— Угощайтесь, — сказал один из англичан, поднося к губам свою чашку.
— Мы пришли сюда не чаи распивать, — ответил Бакари.
— Uncivilized people[17]! — прокомментировал другой служащий, делая очередной глоток, и все англичане рассмеялись.
Бакари все понял, но промолчал, решив не вступать в посторонние разговоры.
Англичане закурили сигареты, и только один из них, видимо самый главный, сидевший за небольшим столом лицом к присутствующим, безуспешно пытался раскурить трубку.
Бакари и Фараджи сидели и спокойно ждали. Иногда Фараджи бросал взгляд за окно, туда, где виднелся порт: застывшие в воздухе краны, покрытые брезентом баржи, мерно покачивающиеся на волнах. Изредка до них доносились звуки рога — это рыбаки-васегеджу[18] предупреждали друг друга, что лов закончен и пора возвращаться на берег.
— Ну так что же вы решили? Собираетесь возвращаться на работу или нет? — прервал молчание англичанин, куривший трубку.
— Не собираемся, — ответил Фараджи. — Вы сами прекрасно знаете — почему.
— Послушайте, — вступил в разговор англичанин, сидевший как раз напротив Фараджи, — вы ведь знаете, что на Занзибаре полно людей, которые болтаются без дела. Мы можем взять на работу их.
— Знаем, — сказал Фараджи.
— Не надо с ними так, Моррис, — сказал по-английски человек с трубкой. Он положил ее на пепельницу и оперся локтями на стол. — Вот что я скажу, — продолжил он, переходя на суахили. — Мы давно хотим увеличить вам заработную плату, но, понимаете, в настоящее время компания терпит убытки…
— Вы терпите убытки? — перебил его Бакари. — Почему же вы тогда не закроете компанию и не уберетесь восвояси?
— Какую прибавку к зарплате вы хотите? — сухо спросил один из представителей администрации.
— Мы хотим не только прибавки к зарплате. Вот наши требования. — Фараджи положил на стол лист бумаги.
— Хорошо. Мы рассмотрим их. И не стоит из-за этого бастовать. Скажите вашим людям, чтобы они приступали к работе, а мы будем постепенно решать все поставленные вами вопросы.
