За неделю до похода тщательно испытали байдарки на плаву, после чего разобрали и сложили в мешки, проверили по описи все припасы и снаряжение. Круцкий счел необходимым съездить лично к Яствину и доложить ему, как старшему, о готовности материальной части и экипажей.
Вообще‑то к Яствину можно было не ездить, а сообщить просто по телефону о месте и времени сбора группы, но Круцкий, отправляясь в главк, имел другую цель, хотел, как говорят, «одним махом всех побивахом…» Ежели у Яствина окажется подходящее настроение, воспользоваться случаем и выклянчить у него пяток восьмишпиндельных токарных автоматов фирмы «Мицубиси». Дошли слухи, что всю партию первоклассных японских станков собираются передать другому заводу. Если на самом деле так, нужно действовать без промедления, хоть что‑нибудь урвать для себя. Ведь каждый главный инженер и директор стараются обновить парк оборудования, а заводов у главка — ого–го! На всех не хватит.
Яствин принял Круцкого в кабинете с решетчатыми шторами на окнах, приятном потому, что даже при гнетущей июльской жаре здесь можно свободно сидеть в пиджаке и не париться. Яствин — светловолос, рыхловат, со здоровым румянцем на щеках, и хотя шу уже за шестьдесят, он кажется мужчиной вне возраста.
Да, люди, занимающие высокие посты, должны уметь скрывать свой истинный возраст так же, как ц свои чувства и настроения, иначе недоброжелатели и завистники быстро подловят и займут место сами. Что касается Яствина, то он был человек с душой, как говорят, нараспашку: мысли и чувства его проявлялись ежеминутно и на лице, и в искренних словах. О его демократизме, о его знании рабочих, начиная чуть ли не с подсобников, о его потрясающей памяти на лица и события просто легенды ходили по заводу.
Однако Круцкий, как, впрочем, и другие заводские руководители, подозревал, что все это игра, устаревшие примитивные приемы в расчете на простачков. Себя Круцкий к таковым не относил и всегда стремился подобрать ключик к яствинскому «замку» с шифром, подглядеть, что кроется на самом деле под внешним простодушием и откровенностью этого человека. Будь Яствин действительно старомодным, будь в нем действительно те черты, которыми обладали прежние руководители высшего ранга, разве он просидел бы столько лет на посту? Не–е-ет, не так все просто и однозначно, как это представляется со стороны.
Представители заводов редко являются к Яствину с радостными вестями и приятными делами, чаще приходят чего‑то выпрашивать, утрясать, требовать и тем вызывают у него неудовольствие и гнев. Зная это из собственного опыта, Круцкий решил подступиться к нему иначе. Поздоровавшись, он произнес торжественно:
— Пора, пора, Федор Зиновьевич, как говорится, рога трубят! Наступил час рассеяться нам, снять с себя гнет проклятого стресса! Итак, мы готовы, и как договорились двадцать пятого отчаливаем, если вы не против и не забыли в своем круговороте?
— Не забыл… — вздохнул Яствин.
— Значит, порядок! — воскликнул обрадованно Круцкий.
— Не совсем… — возразил Яствин. — Опять запарка на нескольких заводах, в такой момент как оторвешься?
— Запарки есть всегда. Заводов много, а вы один. Напряженная деятельность должна обязательно перемежаться активным отдыхом. Это альфа и омега современной медицины всего мира. Это просто по–человечески необходимо во имя вашего здоровья. Не отказывайтесь от намеченного мероприятия, тем более, что комплексная подготовка велась с огромной вашей помощью, Федор Зиновьевич.
— М–да… Задаете вы мне задачку, между нами говоря… — почесал Яствин пальцем за ухом.
Круцкий испугался не на шутку. Еще бы! Он так надеялся сблизиться с демократичным начальником главка, войти к нему в полное доверие за время турпохода, и вдруг все насмарку! Этого допустить нельзя. И Круцкий воскликнул:
— Ехать надо, Федор Зиновьевич! Ехать, и никаких гвоздей! Все по боку и — вперед! Как только коснетесь природы, все волнения и заботы останутся позади. Под вами — прозрачная, как дистилат, вода, а вы на байдаре лавируете среди свисающих ветвей и любуетесь бронзовыми телами купальщиц, загорающих на желтом песочке.
— Купальщиц? Кхе–кхе!.. Поздновато мне… — ухмыляясь сказал Яствин, польщенный словами главного инженера.
— Вовсе нет! Годы роли не играют. Да и чего предосудительного поглядеть на юных м–м-м… выражаясь фигурально, фей в веночках, которые водят, так сказать, хороводы? Это просто эстетическое наслаждение! В том смысле, что природа и поэзия — родные сестры, как говорят наши классики. А сколько ягод по лесам, а грибов! Вы только представьте себе, Федор Зиновьевич, что творится сейчас на просторах! Сенокосная пора завершается, копны по лугам… Сено первой косы само на вас дышит, небо чистейшее, в воздухе ни «цэо», ни пылинки… Лежишь среди ромашек и слушаешь, как стрекочут кузнечики, а потом скользишь медленно, плавно по тихой речке, а в ней вода — зеркало…
— Вы просто… этот… поэт–соблазнитель, между нами говоря. Мефистофель, право!
Круцкий усмехнулся про себя.
«Я такой Мефистофель, как ты — Маргарита…» — но воскликнул с жаром, заискивающе, ибо успел изучить ястзинские слабости:
— Да вы… да вы, Федор Зиновьевич, врожденный байдарочник!
Яствин понимал, что все это чушь, лесть в угоду начальству, но ему было приятно слушать Круцкого. Об его участии в спортивном походе узнают заместители министра и не исключено, что и сам министр, а это что-то да значит! Черта два найдется еще начальник главка, а тем более в его возрасте, который обладал бы такой физической закалкой и пользовался среди низовых работников таким высоким авторитетом.
— Вам, конечно, приходилось раньше ходить по малым рекам, — продолжал нажимать Круцкий, но Яствин закачал отрицательно головой:
— Увы! Между нами говоря, никогда не бывал. Всю жизнь приходилось вот на таких дубовых байдарках с двумя тумбами плавать. И маршрут мой был отработан до сантиметра: с собрания на совещание, с совещания на конференцию и так далее. А если и удавалось куда-либо оторваться, то в лучшем случае на санаторную промывку потрохов.
— Да… Такой жизни не позавидуешь. Зато теперь, когда вы приобщитесь к природе, к терра–матер…
— Ладно, достаточно… Оставьте свои лисьи штучки. Попробую все же оторваться на пару неделек. Если удастся.
Лишь теперь, почувствовав, что Яствин готов, Круцкий пошел на следующий приступ.
— Конечно, Федор Зиновьевич, для вас производство — прежде всего. Мне и самому хотелось бы уйти в отпуск со спокойным сердцем, когда знаешь, что все задействованно, что все идет, как по маслу.
— А разве у вас… — начал было Яствин и, поперхнувшись, буркнул: — О заводских делах поговорим в другой раз.
Но Круцкого щелчком по лбу не смутить, он знал, что делает. Воскликнул горячо:
— Я лишь попутно насчет автоматов «Мицубиси». Без них нам, Федор Зиновьевич, форменный зарез! Вы же прекрасно знаете. Харакири без «Мицубиси»!
— А что «Мицубиси»? При чем они? У меня что, инкубатор? У меня они плодятся? — взвился, поймавшийся на крючок, Яствин.
— Нам положено в этом квартале пять единиц, Федор Зиновьевич. Я ведь не чужое требую! Без них мы не выполним годовое задание по росту производительности. Вот взгляните… Тридцать девятый пункт первого раздела, — открыл Круцкий заранее заложенную страницу в принесенной с собой папке, но Яствин смотреть не стал, откинулся на спинку кресла, постучал грозно пальцем по столешнице.
— Попробуйте мне только не выполнить план! Я с вас и с вашего директора мартышек наделаю! Ишь, деятели! Импортные станки им положены, видите ли, а место для них в корпусе подготовили? Что? Хаос и мерзость запустения. Приемо–сдаточный акт по сей день не подписан.
— Ва сегодняшний день помещение для монтажа оборудования готово. Все недоделки устранены еще на той неделе. Я даже выговор схлопотал от директора за то, что снял людей и технику со строительной площадки пионерского лагеря и перебросил на корпус «Б».
Яствин покрутил головой:
— Ох, худо будет вам, если наврали! Специально приеду, проверю, чего вы там наустраняли…
Его угрозы на Крупного впечатления не производили, но психологический поединок требовал выдержать роль до конца, и Круцкий воскликнул, придав голосу оттенок обиды:
— Неужели я позволил бы себе бросить завод на произвол судьбы и уйти в отпуск! Никогда в жизни! Вот сейчас, например, я совершенно четко ощущаю, уверен, что отпуска мне не видать. Придется завершать на заводе аварийные дела. За техническое перевооружение, кроме меня, никто не болеет, — покривил душой Круцкий, Яствин, побарабанив ногтями по столешнице, проворчал:
— Хорошо, так и быть отдыхайте, а я прикажу, чтобы вам выделили дефицитные станки.
Довольный Круцкий покинул главк. Одержана двойная победа.
