Я спросил Тайлера, почему он следил за мной.
– Забавно, – говорит Тайлер, – но я хотел тебя спросить о том же самом. Ты разговаривал обо мне с другими людьми, говнюк. Ты нарушил обещание.
Тайлер сказал, что он удивлен тем, что мне удалось его вычислить.
– Каждый раз, когда ты засыпаешь, – говорит Тайлер, – я выхожу из дома и совершаю какой-нибудь безумный поступок, что-нибудь из ряда вон выходящее.
Тайлер становится на колени возле моей кровати и шепчет:
– В прошлый четверг, пока ты спал, я летал в Сиэтл, чтобы посмотреть, как там идут дела у бойцовских клубов. Чтобы узнать, сколько парней хочет в них попасть и все такое. Найти новых вождей. У нас в Сиэтле тоже есть отделение «Проекта Разгром».
Тайлер проводит пальцем по шраму у меня на лбу.
– У нас есть отделения «Проекта Разгром» в Лос-Анджелесе и Детройте, в Вашингтоне, округ Колумбия, и в Нью-Йорке. А уж в Чикаго размах такой, что ты просто не поверишь.
Тайлер говорит:
– Не могу поверить, что ты нарушил уговор. Ведь первое наше правило: никому не рассказывать о бойцовском клубе.
Он был в Сиэтле на прошлой неделе, когда бармен с шеей в корсете сказал ему, что полиция готовится совершить налет на бойцовские клубы. Этого потребовал лично комиссар городской полиции.
– Дело в том, – говорит Тайлер, – что есть полицейские, которые с удовольствием ходят в бойцовские клубы. И репортеры газет, и помощники юристов, и сами юристы, так что нас предупреждают обо всем заранее.
Значит, собирались закрыть?
– По крайней мере, в Сиэтле, – говорит Тайлер.
Я спрашиваю, какие меры предпринял Тайлер.
– Какие меры мы предприняли, – говорит Тайлер.
Мы созвали собрание «Комитета Разбоя».
– Нас больше не существует по отдельности, тебя и меня, – говорит Тайлер. – Надеюсь, ты уже это понял.
– Мы пользуемся одним и тем же телом, но по очереди.
– Мы дали специальное домашнее задание, – говорит Тайлер, – мы сказали: «Принесите нам дымящиеся яйца его достопочтенной светлости комиссара городской полиции, или как его там положено называть».
Все это мне не снится.
– Да, – подтверждает Тайлер, – не снится.
Мы собрали команду из четырнадцати обезьянок-астронавтов, пятеро из которых были полицейскими, и направились в парк, где его честь выгуливает собаку.
– Не волнуйся, – говорит Тайлер, – с собакой все в порядке.
Нападение заняло на три минуты меньше, чем мы планировали. Мы положили на операцию двенадцать минут. Заняла она девять.
Пять обезьянок прижали комиссара к земле.
Тайлер рассказывает мне это, но каким-то образом мне все уже и так известно.
Три обезьянки стояли на стреме.
Еще одна поддерживала связь по радио.
Другая обезьянка стянула с его светлости тренировочные штаны.
Собака – это был спаниель – все лаяла и лаяла.
Лаяла и лаяла.
Лаяла и лаяла.
Одна обезьянка-астронавт обмотала резиновую ленту три раза вокруг основания члена его чести.
– Другая встала между ног его сиятельства с ножом в руке, – шепчет мне Тайлер прямо в ухо, – а я стал шептать достопочтенному комиссару полиции прямо в его достопочтенное ухо, что если он не отдаст команду отменить налет на бойцовские клубы, то останется без своих достопочтенных яиц.
Тайлер шепчет:
– Не слишком ли вы далеко зашли, ваша честь?
Если перетянуть член резиновой лентой, то он онемеет.
– Какая вас ждет политическая карьера, если избиратели узнают, что у вас кое-чего не хватает?
Похоже, что у его чести онемел не только член, но и язык.
Друг, ты посмотри, да у него яйца холодные, как лед.
Если хотя бы один бойцовский клуб будет закрыт, мы пошлем его яйца почтой: одно на восток, другое – на запад. Одно – в «Нью-Йорк Таймс», другое – в «Лос-Анджелес Таймс». Это будет вроде как наш пресс-релиз.
Обезьянка-астронавт сдирает липкую ленту со рта комиссара, и комиссар говорит: нет.
А Тайлер отвечает:
– Нам нечего терять, кроме своего бойцовского клуба.
Комиссару же есть, что терять.
На нашу долю в этом мире осталось только дерьмо и помои.
Тайлер подает знак той обезьянке, которая держит нож возле мошонки комиссара.
Тайлер говорит:
– Представь себе, что весь остаток жизни проходишь с мешочком между ног.
Комиссар говорит: нет.
Не надо.
Перестаньте.
Пожалуйста.
О!
Боже!
Помоги!
Мне!
Помоги!
Нет.
Мне!
Боже!
Мне!
Останови!
Их!
Обезьянка-астронавт, взмахнув ножом, перерезает резиновую ленту.
Мы уложились в шесть минут.
– Запомни это хорошенько, – говорит Тайлер. – Люди, которым ты пытаешься помешать, это те, от кого ты зависишь всю жизнь. Мы стираем ваше белье, готовим вам еду и подаем ее на стол. Мы расстилаем вам постель. Мы храним ваш покой, пока вы спите. Мы водим машины скорой помощи. Мы отвечаем на ваш звонок на телефонной станции. Мы – повара и водители такси – знаем про вас все. Мы обрабатываем ваши страховые полисы и банковские счета. Мы – нежеланные дети истории, которым с утра до вечера внушают по телевизору, что когда-нибудь мы можем стать миллионерами и рок-звездами, но мы не станем ими никогда.
– И мы начали понимать это, – говорит Тайлер, – поэтому лучше не трогайте нас.
Связисту приходится вырубить рацию, потому что из-за рыданий комиссара все равно ничего не слышно.
Обезьянки-астронавты одевают комиссара и отводят его и его собаку домой. После этого все зависело только от того, насколько он умеет держать язык за зубами. И, конечно же, мы были абсолютно уверены, что никаких налетов на клубы не последует.
Его достопочтенная светлость возвращается домой до смерти перепуганный, но невредимый.
– После каждого домашнего задания, – говорит Тайлер, – все больше парней, которым нечего терять, кроме бойцовского клуба, вовлекаются в «Проект Разгром».
Тайлер становится на колени возле моей кровати и говорит:
– Закрой глаза и дай мне твою руку.
Я закрываю глаза, и Тайлер берет мою руку. Он прикладывает губы к шраму от поцелуя.
– Я сказал, что если ты будешь говорить обо мне у меня за спиной, ты никогда не увидишь меня больше, – говорит Тайлер. – Мы – не два разных человека. В немногих словах дело обстоит так: когда ты бодрствуешь, ты можешь называть себя как угодно и делать все, что ты хочешь, но когда ты засыпаешь, наступает моя очередь, и ты превращаешься в Тайлера Дердена.
Но мы же бились друг с другом, говорю я. В ту ночь, когда мы придумали бойцовский клуб.
– Ты бился не со мной, – говорит Тайлер. – Это тебе показалось. Ты бился со всем, что ты ненавидишь в своей жизни.
Но я же тебя вижу.
– Во сне.
Но ты же снимаешь дом. И работаешь. На двух работах.
Тайлер говорит:
– Запроси в банке копии чеков. Я снял дом на твое имя. Ты увидишь, что почерк на чеках совпадает с почерком моих бумаг, которые ты набирал на компьютере.
Тайлер тратил мои деньги. Не удивительно, что у меня все время было превышение кредита.
– Что же касается работ, то почему ты все время чувствуешь такую усталость? Ха, это вовсе не бессонница! Как только ты засыпаешь, ты становишься мной и идешь на работу, или в бойцовский клуб или куда-нибудь еще. Тебе повезло, что я не устроился работать, к примеру, в серпентарий.
Я говорю: а как же насчет Марлы?
– Марла любит тебя.
Марла любит тебя.
– Марла не знает о различии между мной и тобой. Ты назвался придуманным именем в тот вечер, когда вы познакомились. Ты же никогда не посещал группы поддержки под своим настоящим именем, дерьмо ты неискреннее. С тех пор, как я спас ее жизнь, Марла считает, что тебя зовут Тайлер Дерден.
Но теперь, когда я все знаю, ты просто исчезнешь?
– Нет, – говорит Тайлер, продолжая держать меня за руку. – Меня бы не существовало на свете, если бы ты того не хотел. Я буду по-прежнему жить моей жизнью, пока ты спишь, но если ты попробуешь мне помешать – например, прикуешь себя к постели или примешь большую дозу снотворного, мы станем врагами. И тогда держись.
Какая чушь! Это всего лишь сон. Тайлер – только проекция моих мыслей. Он – не более чем диссоциативный психоз. Психогенное помрачение сознания. Тайлер Дерден – это моя галлюцинация.
– Да пошел ты, – говорит Тайлер. – А может быть, это ты – моя шизофреническая галлюцинация.
Я появился первым.
Тайлер говорит:
– Конечно, конечно, конечно, но посмотрим, кто будет последним!
Это все ненастоящее, это все сон и сейчас я возьму и проснусь.
– Так возьми и проснись!
И тут зазвонил телефон и Тайлер исчез.
Сквозь шторы пробивалось солнце.
Я попросил, чтобы мне позвонили и разбудили в семь утра. Я снимаю трубку, а там – тишина.
Ускоренная перемотка. Я лечу домой к Марле и «Мыловаренному заводу на Бумажной улице».
Все разваливается на части.
Дома я просто боюсь заглянуть в холодильник. Я представляю себе десятки маленьких пластиковых мешочков, в которых – замороженные кусочки плоти, а на мешочках – названия городов типа «Лас-Вегас» или «Милуоки». В этих городах, защищая местные отделения бойцовского клуба, Тайлер исполнил свои угрозы.
