Каждому человеку нужно знать, за что он сражается. Так они говорили. Вот она и сражалась. Билась за то хорошее, что разглядела в них. За детей, которыми ее обделила судьба. А Уве сражался за нее.
Потому что чему-чему, а этому Уве учить было не надо.
24. Уве и наказание, малюющее разноцветные каракули
«Сааб» набит под завязку. Уве, отъезжая от больницы, ежесекундно поглядывает на датчик уровня топлива, боится, что стрелка вот-вот сорвется вниз и запляшет в глумливом танце. В зеркало видно, как Парване без малейшего беспокойства сует младшей бумагу и цветные мелки.
– А что, ей обязательно рисовать в машине? – интересуется Уве.
– А ты хочешь, чтобы ребенок извелся от скуки, а потом набивку тебе из сидений повыдергивал? – спокойно парирует Парване.
Уве не отвечает. Только наблюдает в зеркало, как младшая на коленках у Парване, схватив увесистый фиолетовый мелок, машет им на кошака и вопит: «ЛИСОВАТЬ!» Тот глядит с опаской, явно не склонный разрешить ей рисовать у себя на шкуре.
Сбоку от них, съежившись, сидит бедный Патрик и силится поудобнее пристроить загипсованную ногу, которую закинул на подлокотник между передними сиденьями. Задача не из простых – Патрик страшно боится, как бы нечаянно не смахнуть при этом газеты, подложенные Уве ему на сиденье и под больную ногу.
Младшенькая роняет мелок, тот закатывается под переднее сиденье, на котором сидит Йимми. Тот, явив поистине олимпийские чудеса акробатики (при его-то габаритах), подается вперед и достает мелок из-под сиденья. Секунду-другую разглядывает его, потом, хихикнув, поворачивается к выпростанной ноге Патрика и рисует на ней веселого здоровяка. Трехлетка, увидав его, хохочет во все горло.
– Ишь, развел пачкотню! – ворчит Уве.
– Зачетно, да? – радуется Йимми и уже готов дать Уве «пять».
Впрочем, поймав встречный взгляд Уве, благоразумно отдергивает руку.
– Сорри, чувак, не удержался, – извиняется Йимми и со смущенным видом передает мелок назад Парване.
Вдруг из кармана его раздается пиликанье. Йимми выуживает смартфон величиной с добрую лопату и принимается бешено барабанить пальцами по экрану.
– А кот чей? – любопытствует Патрик с галерки.
– Это Увина киса! – без тени сомнения заявляет младшая.
– Ничего она не моя, – возражает Уве.
Парване ехидно кривится в зеркало:
– А то чья же? Твоя!
– НЕТУШКИ, не моя! – отвечает Уве.
Парване хохочет. Патрик смотрит растерянно. Она ободряюще хлопает его по коленке:
– Да не слушай ты Уве. Его это кот, и все тут.
– Рассадник блох это, а не кот! – возражает Уве.
Кошак навостряет уши: пытается разобраться, из-за чего весь сыр-бор, понимает, что дело не стоит выеденного яйца, устраивается поудобней на коленях у Парване. Вернее, если совсем уж не отклоняться от истины, мостится у нее на пузе.
– И куда вы его денете? – интересуется Патрик, внимательно разглядывая кота, который сворачивается уютным клубком.
Но тут же, слегка приподняв морду, отрывисто шипит в ответ.
– Что значит «куда денете»? – настороженно спрашивает Уве.
– Ну… в приют сдадите или еще ку… – начинает Патрик, но Уве не дает ему договорить.
– Никто никого не сдаст ни в какие гребаные приюты! – рычит он.
Вопрос исчерпан. Перепуганный Патрик пытается не подать виду. Парване старается удержаться от смеха. Получается так себе – что у него, что у нее.
– Остановиться бы где похавать, а? А то жрать дико хочется, – встревает вдруг Йимми. Осторожно поворачивается на сиденье, отчего машину всю трясет.
Уве обводит глазами собравшихся так, словно его похитили и перенесли в параллельную вселенную. А может, вывернуть руль, да и дело с концом, думает Уве, но в следующий миг соображает: нет, эдак они, чего доброго, и на тот свет всем скопом отправятся. И, осознав это, сбрасывает скорость и увеличивает дистанцию до машины, едущей перед ними, – от греха подальше.
– Пись-пись! – начинает ныть малышка.
– Можешь остановить, Уве? Назанин хочет писать, – кричит Парване так, словно от заднего сиденья до водительского метров двести, не меньше.
– Да! Может, заедем куда, заодно и пожрем чего-нибудь? – с надеждой поддакивает Йимми.
– Да, заедем, мне, кстати, тоже надо в туалет, – заявляет Парване.
– В «Макдоналдсе» есть туалеты, – любезно подсказывает Патрик.
– Ну, значит, в «Макдоналдс», – кивает Парване.
– Никто никуда не поедет, – решительно возражает Уве.
Парване пристально смотрит на него в зеркало. Уве сурово смотрит в ответ. Десять минут погодя он сидит в «саабе» у «Макдоналдса», поджидая всю честную компанию. Кошак и тот ушел с ними. Предатель шелудивый. Подойдя, Парване стучит в стекло машины.
– Может, все-таки купить тебе чего-нибудь? – ласково спрашивает у Уве.
Тот мотает головой. Она бессильно вздыхает. Уве поднимает стекло. Парване обходит машину вокруг, садится на сиденье рядом с Уве.
– Спасибо, что подвез нас сюда, – улыбается она.
– Да чего уж там, – отвечает Уве.
Она лопает картошку фри. Уве нагибается, настилает перед ней еще газет. Парване прыскает. Уве недоумевает: что смешного?
– Поможешь мне, Уве? – вдруг просит она. Энтузиазма на физиономии Уве не наблюдается.
– Поможешь мне сдать на права? – поясняет Парване.
– Чего-чего? – удивляется Уве, не веря своим ушам.
Она пожимает плечами.
– Патрик в гипсе проходит еще не один месяц. Мне нужно сдать на права, чтобы возить девочек. Поучишь меня водить?
– У тебя что же, нету прав? – От такой наглости Уве даже забывает, что однажды уже слышал, что прав у этой персиянки таки нет.
– Нету.
– Ты шутишь?
– Нет же.
– Потеряла, что ли?
– Нет. У меня их отродясь не было.
Уве крепко задумывается.
– Ты вообще кем работаешь? – спрашивает он.
– А работа моя при чем? – удивляется она.
– Да все при том же.
– Ну, риелтором.
Уве кивает.
– А водить не умеешь?
– Не умею.
Уве строго качает головой: мол, это уж верх безответственности. Парване смотрит насмешливо и, скомкав пустой кулек из-под картошки, открывает дверцу машины.
– Сам подумай, Уве. Или ты хочешь, чтобы меня учил водить машину кто-то ДРУГОЙ из нашего поселка?
Выйдя из машины, она направляется к урне. Уве ничего не отвечает. Только сопит, как медведь.
В дверях возникает Йимми.
– Можно я в машине доем? – Изо рта у него торчит кусок курятины.
Уве хочет прогнать толстяка, но передумывает: а то им вовек отсюда не уехать. Вместо этого устилает переднее сиденье кипой газет, словно решил покрасить гостиную.
– Да лезь ты уже в машину, ёшкин кот, а то до дому не доберемся.
Йимми радостно кивает. Тут начинает пиликать его мобильник.
– И выруби уже свой «тилибом». Чай, не в игровых автоматах, – говорит Уве, выруливая машину.
– Сорри, чувак, это с работы мейлами бомбят на постояне, – извиняется Йимми. Одной рукой придерживает еду, другой пытается унять смартфон.
– Значит, ты все-таки работаешь, – замечает Уве.
– Ага, программер я, аппы для айфонов кропаю.
От дальнейших расспросов Уве предпочитает воздержаться.
После этого десять минут они едут практически в тишине и наконец приближаются к гаражу Уве. Поравнявшись с велосипедным загоном, Уве, не выключая мотор, ставит машину на нейтралку и выразительно смотрит на компанию.
– Ладно, ладно, не волнуйся, Уве, Патрик на костылях сам как-нибудь доковыляет. – В голосе Парване явственно звучит ирония.
Уве, вытянув руку, показывает на знак, успевший слегка покоситься и гласящий, что проезд по территории запрещен.
– Ездить по территории запрещено!
– Не беспокойся, Уве! Спасибо, что подвез, – встревает в беседу Патрик, желая примирить стороны.
С трудом выползает из машины, волоча загипсованную ногу, с переднего сиденья с не меньшим трудом выползает Йимми – вся футболка в жирных пятнах от бургеров.
Парване вытаскивает детское кресло вместе с младшенькой, ставит наземь. Девочка машет ручкой, лопочет что-то, не разберешь что. Парване, прислушавшись, кивает, идет к передней дверце, протягивает Уве листок бумаги.
– Что это? – недоумевает Уве, даже не думая брать бумагу.
– Рисунок Назанин.
– На что он мне?
– Она тебя нарисовала, – отвечает Парване, всучивая ему бумажку.
Уве волей-неволей смотрит на рисунок. Одни черточки да закорючки.
– Вот это Йимми, это котик, это мы с Патриком. А вот это ты, – поясняет Парване.
И тычет в середину каракулей. Сам рисунок черный. Весь, и только фигура посередине бушует всеми цветами радуги. Желтый, красный, голубой, зеленый, оранжевый и фиолетовый, все в кучу.
– Для нее ты самый прикольный на свете. Поэтому тебя она всегда рисует яркими цветами, – объясняет Парване.
И, хлопнув задней дверцей, удаляется.
Проходит пара секунд, прежде чем Уве, сообразив, выкрикивает ей вслед:
