– Поэтому они и полусладкого шампанского терпеть не могут, – пробормотал Берия.
– Но все-таки это странно, товарищи, – Шостакович поднял пустой бокал, и парень в красной рубахе тут же наполнил его. – Такое вино – и не пить?
– Все дело в сахаре. Только в сахаре. Грузинский виноград слишком сладкий для плутократов, – жевал Каганович. – У них у всех диабет!
Гости засмеялись.
– Дело вовсе не в сахаре, – проговорил Сталин, разрезая свиное ухо.
– А в чем же, товарищ Сталин? – спросил Шостакович.
– В 46-ом я угощал де Голля превосходным «Ахашени». Выпили с ним одну бутылку, начали другую. Why not, fuck you slowly? Наконец допиваем вторую. Приносят третью. И де Голль спрашивает: «Иосиф, что это за вино?» Я говорю: «Ахашени». Тебе не нравится?» – «Да нет, – говорит, –мне-то как раз нравится. Но оно никогда не понравится французам». – «Почему?» – спрашиваю. «Потому что у него привкус крови». На том и расстались. О сахаре этот Couillon de Couillon ничего не сказал. На каждое Рождество я посылаю ему ящик «Ахашени». А он мне – ящик своего любимого бургонского «Chardonnay».
– Чего ждать от этих лягушатников! – махнул ножом Каганович.
– А от пархатых? – спросил Сталин и захрустел ухом.
– Иосиф, я, между прочим, – еврей, – неловко улыбнулся Каганович.
– Я тоже, – ответил Сталин. – Но только наполовину. Маленков, что у нас со сталью?
– В каком смысле, товарищ Сталин?
– Вот в таком, – Сталин взял с тарелки недоеденное свиное ухо и показал Маленкову.
Все смолкли. Только Толстой, не обращая ни на кого внимания, остервенело кромсал, совал в рот и жадно жевал свинину, чавкая и бормоча что-то нечленораздельное.
Маленков вытер губы салфеткой, встал:
– В первом квартале наши домны выдадут не менее двух миллионов тонн стали, товарищ Сталин. Сталин молча разглядывал свиное ухо.
– Интересно… – проговорил он после затянувшейся паузы. – Вот это – жареное свиное ухо. Если посмотреть с нормального расстояния. А если приблизить его совсем к глазу… – он поднес ухо к своим пристально блестящим глазам,– тогда человек может и не знать, что это всего лишь жареное свиное ухо… Здесь открывается такой поразаительный ландшафт… горы какие-то… плавные горы… словно их кто-то оплавил… может там взорвали водородную бомбу? – он поднял голову – Сахаров! Вы же работали над водородной бомбой?
– Да, товарищ Сталин, – кивнул Сахаров. – Мы с Курчатовым.
– А где Курчатов? Умер?
– Он… жив, товарищ Сталин.
– Почему?
– Что? Я …не понимаю… – заморгал Сахаров.
Сталин внимательно посмотрел на Сахарова и протянул ему ухо:
– Возьмите.
Берия передал ухо Микояну, тот – Ворошилову, Ворошилов – Кагановичу, Каганович – Ландау, Ландау – Сахарову Сахаров взял ухо.
– Посмотрите… что там… – с тяжелым вздохом потер свои розовые щеки Сталин.
– Ну… это… ухо свиньи, товарищ Сталин… – посмотрел Сахаров.
– Посмотрите ближе, ближе, ближе… Сахаров непонимающе смотрел на Сталина.
– Посмотрите в упор, товарищ Сахаров, – посоветовал Микоян.
Сахаров поднес ухо к глазам.
– Ну, говорите, говорите! – нетерпеливо сморщился Сталин. – Что там было, кто взорвал, почему там… такие вот волны оранжевые… или это море… море окаменело… и куда девались люди… люди мирного труда…
Сахаров внимательно смотрел. Высокий лоб его покрылся испариной.
Теряя терпение, Сталин переглянулся с Берией.
– Товарищ Сахаров, расскажите просто и доходчиво, что вы конкретно видите, – посоветовал Берия.
– Я вижу… поджаренную свиную кожу, – произнес Сахаров, поднимая голову
Сталин угрюмо кивнул. Лицо его сразу как будто постарело. Он потер переносицу и посмотрел на огонь стального, стилизованного под серп и молот подсвечника. Пламя толстой красной свечи отражалось в его глазах, лучилось на бесчисленных гранях бриллиантового ожерелья, играло в светло-зеленой глубине изумруда.
Глаза Сталина наполнились слезами. Все сидели, замерев. Даже Толстой прекратил чавкать и, оттопырив разбитую нижнюю губу, тупо уставился на столбом стоящего Маленкова,
Из глаза Сталина выкатилась слеза и упала ему на руку Сталин посмотрел на свою руку, поднес ее ко рту и слизнул слезу
– Соль мира… – тихо сказал он.
Тонкие ноздри его дрогнули, слезы покатились из глаз. Он опустил лицо в ладони и беззвучно заплакал. Несколько гостей оторопело встали со своих мест, но Берия предупредительно поднял руку:
– Спокойно.
Сталин рыдал; плечи его беспомощно вздрагивали, голова тряслась, сквозь побелевшие тонкие пальцы сочились слезы.
Берия встал:
– Товарищи, я прошу вас удалиться.
Члены Политбюро и гости осторожно двинулись к выходу Молотов, решив остаться, сделал Берии знак рукой, но министр Госбезопасности непреклонно покачал головой. Молотов нехотя повернулся и последовал за остальными. Берия кивнул замершим у расписной стены слугам, они неслышно выбежали.
В зале со сводчатым потолком остались только Сталин, Берия и шестеро возле ледяной глыбы.
Берия сел рядом со Сталиным, достал портсигар и закурил.
Сталин рыдал долго. Спазмы накатывали как волны, заставляя его сгорбленную фигуру сильно дергаться или исходить мелкой дрожью.
Берия курил, разглядывая яркую роспись потолка.
От глыбы отвалились сразу несколько кусков. Сталин вздрогнул и стих. Берия положил ему на шею свою длинно-палую белую руку Сталин достал платок и прижал его к раскрасневшемуся лицу:
– Не смотри на меня…
Берия встал, подошел к глыбе, глянул. Глыба треснула и готова была развалиться на две части
– Иосиф, тут дело идет к финалу, – Берия потрогал трещину
Не отнимая платка от лица, Сталин нащупал лежащий на столе колокольчик, позвонил. Вбежали двое слуг.
– Make-up, – скомандовал Сталин.
Появилась полноватая женщина в форме майора МГБ, с чемоданчиком, подсела к Сталину и стала приводить в порядок его лицо.
– Какая все-таки гнида Маленков, – заговорил Берия, прохаживаясь возле глыбы. – Каждый раз, когда вижу его, теряю самообладание. Как ты его терпишь?
– Он хороший технарь. Знает производство… – глухо отозвался Сталин.
– Но он чудовищный интриган Скольким людям он кровь испортил. Мало ему Куйбышева, Постышева и Косиора. Теперь давит Косыгина. Piece of shit…
– У него колоссальный опыт.
– Косыгин знает тяжпром не хуже его. Вся эвакуация заводов на нем держалась. Деловой парень, денди, из рода чугунных магнатов. Живой, контактный. В гольф играет блестяще.
– Это важно для зам. пред. Совмина?
– Да! – оживился Берия. – Я раньше думал как Маяковский: «Мне – бильярд, отращиваю глаз; ему же шахматы – они вождям полезней». Шахматы для руководителей – великая вещь. Они учат стратегическому мышлению. А гольф – учит тактике. Во времена Ленина и в тридцатые годы все определяла стратегия. Сейчас, в начале пятидесятых, актуально тактическое мышление. Косыгин – перспективный кадр.
– Не знаю… надо подумать. Маленков много сделал для страны. Хоть он и редкая сволочь… – Сталин встал, глядя в круглое зеркальце, потрогал свою бровь. Женщина тоже встала.
– Да… а что там с «делом банкиров»? – спросил Сталин.
– Я же докладывал тебе утром.
– Сегодня? – Сталин отдал зеркальце женщине.
– Да.
– А что… – Сталин проводил взглядом уходящую женщину, – там с этой канальей Шиповым?
– Работаем. Он пока молчит.
– У тебя и молчит?
– Есть разные люди, Иосиф. Не все так мягкотелы, как Бухарин.
– Значит, Шипов – мужественный человек?
– Просто упрямый.
– Странно. По нему не скажешь.
– Мы его вчера подвесили. Я думаю, завтра… то есть – сегодня он заговорит.
Сталин подошел к поддону с глыбой.
– Видишь, она треснула, – показал Берия. – А чего же мы ждем? Надо вбить клин, и она развалится. . – Сталин потрогал трещину.
– Опасно, товарищ Сталин, – привстал со стула микробиолог. – Можно объект повредить.
– Давайте клинья, – не глядя на него пробормотал Сталин. – Я здесь до утра торчать не буду.
Принесли топор и полено, охранники вытесали четыре клина, вставили в трещину, стали бить топором. Глыба затрещала.
– Вы бы отошли подальше, товарищ Сталин, – посоветовал физик.
– Давай, давай, – Сталин угрюмо смотрел на трещину Ударили раз, другой. На третий глыба громко треснула и развалилась на куски. В поддоне среди талой воды и кусков льда остался сидеть замерзший верзила с чудовищными гениталиями и с черным чемоданчиком на коленях.
– Кто это? – спросил Сталин после продолжительной паузы и посмотрел на микробиолога.
– Пока не знаем, товарищ Сталин.
– Что это у него с яйцами?
– Похоже на слоновость, товарищ Сталин. А может и результат облучения, – близоруко щурился микробиолог.
– Если это землеёбы, – заговорил Берия, – значит у них у всех такие фаллосы. Вероятно, это не случайно.
– Ты хочешь сказать, фаллосы большие оттого, что они совокупляются с землей? – спросил Сталин.
