Ещё одна женщина, погружённая в себя по две костяшки.
Очередной мужчина, у которого между большим и указательным пальцем танцуют его четыре дюйма, навострившиеся и готовые выбросить маленьких белых солдатиков.
Начинаешь раздумывать – что они такое подразумевают под “свободно”.
Даже в пустом сортире тебя встречает запах спермицидного мыла. Бумажные салфетки постоянно израсходованы до единой. Замечаешь отпечаток босой ступни на зеркале в туалете, на высоте шесть футов от пола, у верхнего края зеркала, – маленький изогнутый отпечаток женской ступни, пять круглых пятнышек от её пальцев; и думаешь – что здесь случилось?
Как в случае закодированных публичных объявлений, вальса “Дунайские волны” и сестры Фламинго, недоумеваешь – что происходит?
Думаешь – почему не сообщили нам?
Примечаешь след помады на стене, почти возле пола, и можно только гадать, что здесь творилось. Тут же засохшие белые полоски с момента последнего спускания, когда чей-то поршень выбросил белых солдатиков на пластиковый простенок.
В некоторых рейсах стены окажутся всё ещё влажными наощупь, зеркало – запотевшим. Водосток раковины забит наглухо, засорён всеми оттенками коротких вьющихся волосин. На туалетной полочке, которая возле раковины, – ровная окружность от геля, контрацептивного геля и смазки, на том месте, куда кто-то клал противозачаточную диафрагму. В некоторых рейсах там две или три безупречные окружности разных радиусов.
Всё это внутренние обычаи длинных перелётов, через Тихий океан или через полюс. Прямые рейсы из Лос-Анджелеса в Париж. Или откуда угодно в Сидней.
В моём лос-анджелесском перелёте номер семь, рыженькая любительница йоги хватает свою юбку с пола и торопится выйти за мной наружу. Ещё застёгивая змейку сзади, преследует меня всю дорогу до моего сиденья и усаживается возле меня со словами:
– Если твоей целью было задеть мои чувства, то можешь давать уроки.
Причёска у неё – блестящая, в стиле мыльной оперы, а блузка её уже застёгнута спереди круто выгнутым изгибом со всеми делами, заколота большой драгоценной брошью.
Снова повторяешь:
– Извиняюсь.
Это по дороге на запад, где-то на северо-северо-западе от Атланты.
– Слушай, – объявляет она. – Я слишком много работаю, чтобы сносить такое дерьмо. Тебе ясно?
Говоришь:
– Простите.
– Я в пути три недели каждого месяца, – продолжает она. – Я плачу за дом, который никогда не вижу… За футбольный лагерь для моих детей… Одна только плата за папин дом престарелых – уже куча денег. Разве я хоть чего-то не заслуживаю? Выгляжу я нормально. Самое меньшее, что ты мог бы сделать – это не хлопать дверью у меня под носом.
На полном серьёзе, так и говорит.
Она склоняется, чтобы сунуть голову между мной и журналом, который я притворяюсь, что читаю.
– Только не делай вид, что не понял, – говорит. – Секс – ни для кого не тайна.
А я отзываюсь:
– Секс?
А она прикрывает рукой рот и усаживается обратно.
Говорит:
– О Боже, извини меня, пожалуйста. Мне просто казалось… – и тянется нажать кнопочку вызова стюардессы.
Мимо проходит человек из обслуживания, и рыженькая заказывает два двойных бурбона.
Говорю:
– Надеюсь, ты собираешься выпить оба сама.
А она отвечает:
– Вообще-то они оба для тебя.
Это и будет мой первый раз. Тот первый раз, с которым не сравнится никакой из последующих.
– Давай без ссор, – предлагает она, протягивая мне прохладную белую руку. – Я Трэйси.
В лучшем случае это могло бы происходить в “Локхид Три-Стар 500” с его прямой аллеей из пяти больших туалетов, вынесенных в заднюю часть салона туристского класса. Просторных. Звукоизолированных. У всех за спиной, так что не видно, кто входит и кто выходит.
По сравнению с этим нельзя не удивиться – какое животное проектировало “Боинг 747-400”, где в каждый туалет кроме сиденья будто ничего и не помещается. Для хоть какого-то нормального уединения придётся тащиться в туалеты позади кормового пассажирского салона. Забудьте про одиночные боковые кабинки нижнего уровня в бизнес-классе, если не хотите, чтобы все знали, что у вас там происходит.
Всё просто.
Если вы парень, то делается оно так: усаживаетесь в сортире, выставив наружу своего Дядюшку Чарли, ну, вы поняли, большого красного панду, и приводите его в стойку “смирно”, ну, ясно, полное вертикальное положение, а потом просто ждёте в своей маленькой пластиковой будке и надеетесь на лучшее.
Представьте, что это рыбалка.
Если вы католик, – здесь возникает такое же чувство, как когда сидишь на исповеди. Ожидание, облегчение, искупление.
Представьте, что это рыбалка типа “поймал-отпустил”. То, что некоторые называют “спортивная рыбная ловля”.
Другим способом делается всё так: просто открываете двери, пока не найдёте то, что понравится. Точно как на старых телеиграх, когда выбираешь любую дверь, а за ней приз, который можно забрать домой. Точно как девушка или тигр.
За некоторыми дверями окажется роскошная попка из первого класса, явившаяся на экскурсию в низшее общество, немного потусовать погрубее со вторым сортом. Меньше вероятность, что встретит кого-то знакомого. За другими дверями обнаружится какой-нибудь престарелый бычара, забросивший через плечо коричневый галстук, распёрший стены волосатыми коленями, ласкающий свою кожистую дохлую змею, и он скажет:
– Прости, друг, ничего личного.
В таких случаях вам будет настолько противно, что даже не сможете ответить:
– Да как же.
Или:
– Можешь даже не мечтать, друган.
Тем не менее, вероятность награды просто выше некуда, чтобы заставить и дальше толкать на удачу.
Тесное пространство, туалет, две сотни незнакомцев сидят всего в нескольких дюймах – восторг полнейший. Недостаток места для манёвров – его можно взять сверхгибкостью. Используйте воображение. Немного творчества и несколько простых упражнений на растяжку, и можно – тук-тук – стучаться в ворота рая. Вы поразитесь, насколько быстро летит время.
Возбуждение удваивается духом состязания. Риском и опасностью.
Так вот, это не американский Великий Запад, или гонка за Южным полюсом, или стать первым человеком, прошедшим по луне.
Это другой вид космических исследований.
Тут наносишь на карту дикие земли другого типа. Свой собственный бескрайний внутренний ландшафт.
Это последний предел для завоевания: другие люди, незнакомцы, джунгли их рук и ног, волос и кожи, запахов и стонов – это касается всех, кого ты ещё не сделал. Великие неизвестности. Последний лес для разорения. Здесь всё, о чём можно было только мечтать.
Ты – Христофор Колумб, плывущий за горизонт.
Ты – первый пещерный человек, рискнувший съесть устрицу. Быть может, эта типичная устрица ничего нового из себя не представляет, но для тебя она новая.
Подвешенным в пустоте, на полпути из четырнадцати часов между Хитроу и Йо-бургом, можно получить десяток жизненных приключений. Дюжину, если показывают паршивый фильм. Больше, если рейс набит под завязку, меньше, если есть турбулентность. Больше, если ты не против, чтобы дело делал рот парня, меньше, если вернёшься на место во время разноса блюд.
Что не самое лучшее в этот первый раз: когда я сижу пьяный, а меня впервые в жизни шлёпает наша рыженькая, Трэйси, происходит такое – мы попадаем в воздушную яму. Я-то, вцепившись в сиденье унитаза, проваливаюсь вместе с самолётом, – но Трэйси срывается, стреляя вверх, как пробка из бутылки шампанского, с оставшейся внутри резинкой, – и бьётся причёской о пластик потолка. В тот же миг я кончаю, и мой выброс повисает в воздухе, – невесомые белые солдатики, висящие на полпути между ней, всё ещё у потолка, и мной, сидящим на толчке. Потом, хлоп – и мы снова вместе: она и резинка, я и мой выброс, всё приземляется обратно на меня, складывается как счёты, – все её сто-пятьдесят-с-чем-то фунтов.
После таких развлечений странно становится, как я до сих пор не ношу грыжевой бандаж.
А Трэйси хохочет и объявляет:
– Обожаю, когда так получается!
После этого уже обычная турбулентность шлёпает её волосами мне по роже, её сосками по моему рту. Подбрасывает жемчуг на её шее. Золотую цепочку на моей. Вертит мои орехи в их сумке, туго прижатой у обода пустого толчка.
Там и сям подбираешь маленькие хитрости, чтобы усовершенствовать процесс. Например, в этих старых французских “Супер-Каравеллах” с треугольными окошками и настоящими занавесками нету сортира в первом классе, только пара позади в туристском, поэтому вы лучше не пробуйте ничего необычного. Основная индийская тантрическая позиция нормально сработает. Вы оба стоите лицом к лицу, женщина поднимает одну ногу вдоль вашего бедра. Делаете всё точно как в “расщеплённом тростнике” или в классическом “фланкете”. Пишите собственную “Кама Сутру”. Разрабатывайте всякое.
