Она оказалась очень кстати. Франция была в трансе от невиданных потерь под Верденом. Бригаду решили использовать, чтобы поднять дух народа — вот, мол, русские с нами, теперь выстоим. В Марселе встретили с чрезвычайным торжеством. Командирам немедленно вручили ордена Почетного Легиона, солдат засыпали цветами. Полки на пару дней оставили в городе, воинам давали увольнения, и их наперебой зазывали в дома, поили, угощали. Они пользовались огромным успехом у француженок, и наверное, в жилах многих нынешних французов течет и русская кровь. Не обходилось без курьезов. Солдат, закормленных и упоенных до предела, повезли в лагерь Майи, но обнаружилось, что во французских поездах нет туалетов. Двери из купе открывались наружу, из вагонов, естественные надобности предполагались на остановках, а поезд шел без них. Придумали выход — человек присаживался на корточки в открытых дверях, а товарищи держали его за руки. В таком виде и въехали на очередную станцию, где на перронах выстроилась публика с цветами… В боях бригада сперва не участвовала. Ее для «поднятия духа» возили по городам, устраивали парады.
Но союзников не удовлетворили ни символическая бригада, ни даже тяжелое наступление у оз. Нарочь, спасшее Верден. Французская пресса вопила, что Россия из «эгоистических соображений» противится союзу с Румынией и лишает Антанту шансов на скорую победу. Французское командование требовало побольше солдат. В Вердене бездарно погубили великолепные дивизии сенегальских стрелков, не жалея, гнали в самое пекло. Теперь спохватились — надо заменить сенегальцев русскими. Настаивали и на новом наступлении.
Посол Палеолог насел на российского премьера Штюрмера, обвинял Россию, что она вносит слишком маленький вклад в общее дело. Штюрмер напомнил, что русские только что наступали, понесли огромные потери, но посол взорвался. Выложил, что население Франции 40 млн, а России — 180 млн, и для справедливости ее потери должны быть в 4,5 раза больше французских. Мало того, Палеолог был уверен, что «по культурности и развитию французы и русские стоят не на одном уровне». «Все наши солдаты с образованием; в первых рядах бьются молодые силы, проявившие себя в искусстве и науке, люди талантливые и утонченные; это сливки и цвет человечества», а русская армия — «невежественная и бессознательная масса». Как же можно сравнивать и кем целесообразнее жертвовать?
Но Алексеев был иного мнения и выдал твердое заключение: общие планы уже согласованы, чем могли помогли, а решения русского командования «всегда будут приниматься, исключительно сообразуясь с обстановкой и требованиями собственного фронта; стремиться к удовлетворению переменчивых желаний союзников под влиянием такой же переменчивой обстановки недопустимо». В мае прикатила внушительная французская делегация во главе с министрами Вивиани и Тома. Надавить, чтобы «русские отрешились от эгоистических задних мыслей», отправили во Францию 400 тыс. солдат, в Румынию еще 200 тыс., ускорили наступление, а заодно отказались от Польши.
Алексеев предложил им попросту трезво подсчитать. На фронте было 2 млн. активных штыков. Снять 600 тыс. значило оголить оборону, немцы сомнут ее и двинутся в глубь страны. О, господа делегаты призывали не обращать внимания на подобные «пустяки», потом Россия «будет вознаграждена». Конечно, царь не согласился ради чужеземных капризов отдать на опустошение российские города и села. О Польше подтвердил свою прежнюю позицию. Наступление готовилось по плану, и ломать его не имело смысла. Но и отказывать по всем пунктам сочли все же нежелательным. Договорились послать во Францию еще 5 бригад.
Однако та же самая делегация, приехавшая, вроде бы, просить о помощи, беззастенчиво полезла во внутренние дела России! Посетила Думу, и Тома открытым текстом заявил: «Французы горячо и искренне относятся к Государственной Думе и представительству русского народа, но не к правительству. Вы заслуживаете лучшего правительства, чем оно у вас существует». А в беседе с председателем Думы Тома «дал полномочия» Родзянко — если понадобится, обращаться лично к нему или к Жоффру «с указанием на происходящие непорядки». Министр одной державы оплевывал правительство другой, союзной державы и давал «полномочия» спикеру ее парламента жаловаться на «непорядки»! Но либералы, ослепленные западничеством, даже не осознавали нелепости ситуации. Гордились оказанным доверием, с радостью принимали на себя роль иностранной «пятой колонны»…
Впрочем, подличали и пакостили политики, торгаши, а большинство простых французов, англичан, бельгийцев, итальянцев, честно воевали, страдали, теряли родных и друзей. Они тоже любили свою землю и храбро защищали ее. Они же не были виноваты, что их головы и души засорила газетная ложь, что у них были иные порядки, что ими хуже командовали, чем русскими, и поэтому они несли более крупные потери.
Под Верденом немцы в мае атаковали на левом берегу Мааса. Бомбардировали из 100 тяжелых батарей и все-таки сумели взять высоты 304 и Морт-Ом. Но это ничего не дало, за высотами уже была построена новая полоса обороны. А французы перешли в наступление на правом берегу. Продолбили противника из 51 тяжелой батареи и 22 мая вернули форт Дуомон. Хотя при этом французов так повыбили, что они не смогли удержать форт, через 2 дня немцы его отобрали. После самоубийственных атак упорные бои продолжали группы солдат, штурмовые отряды, и на изменение тактики очень оперативно отреагировала военная промышленность. Как раз во время сражения за Верден начался массовый выпуск ручных пулеметов, автоматических пистолетов, разрабатывались ружейные гранатометы, небольшие траншейные мортиры, автоматические винтовки.
Против Англии немцы, как и планировали, нанесли удар изнутри, организовали смуту в Ирландии. Но лидера сепаратистов Кейсмента, прибывшего на немецкой подводной лодке, арестовали сразу после высадки, удалось перехватить и одно судно, везшее из Германии оружие. Тем не менее, 23 апреля началось «Пасхальное восстание», 2 тыс. мятежников захватили центр Дублина. Власти действовали решительно, стянули войска. Бои шли неделю, было много жертв среди населения. 29 апреля с восстанием покончили. Сотни участников бунта солдаты расстреляли на месте, Кейсмента и еще 15 руководителей повесили, 2 тыс. человек получили разные сроки заключения. Разумеется, никакая общественность этим не возмущалась.
С 1 февраля немцы намечали и неограниченную подводную войну. Но германская деловая элита вовсе не горела желанием конфликтовать со своими американскими и британскими коллегами. В окружении Вильгельма у этой элиты были свои люди — канцлер Бетман-Гольвег, министры иностранных дел, финансов. Снова нажали на кайзера, доказывали, что подобными методами пользоваться нельзя. Он отложил неограниченную войну до 1 марта, но и в марте не начал. Отчаявшись переубедить его, гросс-адмирал Тирпиц ушел в отставку. Правда, моряки и сами, «неофициально», трепали противника. Один рейд германской субмарины в среднем означал 17 тыс. тонн водоизмещения потопленных судов. Но подводная лодка UB-29 торпедировала в Ла-Манше французский пароход «Суссекс». Он перевозил войска, хотя по реестру числился пассажирским. Судно спасли, показывали повреждения, и Америка учинила скандал пуще прежних. Командир UB-29 вины за собой не признал — пароход был окрашен как военный, на палубе толпились солдаты. Но кайзер посадил его под арест, оправдывался перед американцами. Капитаны субмарин оскорбились, они рисковали жизнями, добивались побед, и еще и получали за это! Подводная война заглохла.
А командующим Флотом Открытого моря вместо фон Поля стал более решительный Шеер. Он снова начал выводить из баз главные силы, высылал крейсера обстрелять британское берега, напасть на транспортные суда. Старался таким способом выманить отдельные отряды англичан, чтобы уничтожить их всей своей мощью. На 1 июня наметил выйти к берегам Ютландии, помаячить крейсерами у пролива Скагеррак. Англичане узнают, вышлют свои крейсера и попадутся. К британским базам он отправил 16 субмарин, дежурить и топить противника. Но англичанам были известны коды германского флота, добытые русскими на потопленном «Магдебурге». Из радиограмм, которыми немцы пересылались с подводными лодками, план раскрылся. И даже раньше Шеера, 30 мая, британский командующий Джеллико вывел в море весь Гранд Флит (Большой флот).
Германских подводников сумели обмануть, они доложили о выходе лишь «нескольких кораблей». На самом деле на Шеера двинулась армада из 150 кораблей, в том числе 28 дредноутов, 9 линейных крейсеров, 8 броненосных и 26 легких, 79 эсминцев. В авангарде Джеллико выслал эскадры адмиралов Битти и Томаса. Шеер вывел флот 31 мая. В авангарде пошла эскадра адмирала Хиппера. У немцев было 16 дредноутов, 5 линейных крейсеров, 6 старых линкоров, 11 легких крейсеров и 61 эсминец. Авангардные отряды Хиппера и Битти обнаружили друг друга западнее пролива Скагеррак. Как и предусматривалось, Хиппер развернулся, чтобы навести противника на основные силы, Битти устремился за ним. С дистанции 15 км открыли огонь. Немцы стреляли лучше, один за другим взорвались две махины английских линейных крейсеров. К месту боя подоспела и эскадра Томаса, с обеих сторон пустили миноносцы, они схлестнулись во встречной схватке.
