В 7-й армии атак не было ни в первый, ни во второй день. Это был тот самый неприступный участок, который показывали Вильгельму, и тут артподготовку рассчитали на 46 часов. А в 9-й, у Лечицкого, она длилась 8 часов, под конец австрийцам устроили газовую атаку, и ударная группа из 11-го и 41-го корпусов прорвала первую полосу позиций. Но и на одном третьестепенном, корпусном участке (33-го корпуса) дела пошли успешно. Здесь отчаянно вырвался вперед броневик «Цесаревич», принялся поливать огнем вдоль траншей, и 2-й Заамурский полк захватил их. Одну из рот заамурцев поднимал в атаку поручик Федор Толбухин, будущий маршал. Он начал войну рядовым, мотоциклистом при штабе дивизии, окончил ускоренный курс Ораниенбаумского училища и выдвинулся в боях, проявил себя прекрасным командиром.
На второй день битвы обстановка кардинально изменилась. На правом фланге двинулась вперед главная группировка 8-й армии, 4 корпуса. Среди них лучшие, старые брусиловские соединения, прошедшие в здешних местах всю войну. На некоторых участках враг заставил их остановиться, но неподавленные огневые точки раздолбили повторной артподготовкой. И именно старые соединения 8-й армии, 8-й и 40-й корпуса, прорвали неприятельские укрепления, вышли на Луцкое шоссе. Австрийцы, еще державшие оборону перед их соседями, переполошились, и их сбросили атаками. В Ставку пошло донесение: «Фронт прорван на большом участке на Луцком направлении».
Войска развивали успех, огнем и неудержимым натиском сминали вражеские части, пытающиеся задержать русских на промежуточных рубежах. 7 июня был взят Луцк. Наши воины, ворвавшиеся на его улицы, ознаменовали победу весьма символически — срубили виселицы, построенные оккупантами в городском саду. Первой вступила в город 4-я Железная дивизия, и Деникин, шедший в атаку в цепях своих стрелков, был награжден Георгиевским оружием с надписью «За двукратное освобождение Луцка». Южнее части 32-го корпуса взяли г. Дубно. За три дня 4-ю австрийскую армию разгромили, захвалили 45 тыс. пленных, 66 орудий, огромные склады. Армия Каледина продвинулась вперед на 80 км.
Этим воспользовалась 11-я армия. Сахаров усилил свой правофланговый 17-й корпус генерала Яковлева, соседний с прорванным участком, и он тоже смял оборону противника. Но на пути 11-й армии было много топких речушек с болотистыми поймами: Пляшевка, Ситневка, Слоневка, Иква. А австрийская 1-я армия, стоявшая здесь, сохранила боеспособность, цеплялась за каждую речушку. Позже остальных перешла в наступление 7-я армия. Артподготовка у нее длилась дольше всех, но и противник изготовился, ждал удара. В неприятельское расположение сумел вклиниться лишь один, 2-й корпус. Щербачев направил к нему резерв, 2-й кавалерийский корпус, еще ряд частей. Немцев сбили с рубежа р. Стрый, заняли г. Бучач. Но неприятель собрал кулак из нескольких австрийских и германской дивизий и обрушился на фланг углубившихся корпусов, им пришлось пятиться назад и перейти к обороне.
А на наступающую армию Лечицкого навалилась 7-я австрийская армия. Она считалась образцовой, почти целиком состояла из мадьяр, остановила русских. Трое суток венгры яростно лезли в контратаки. Суетились, спешили, силились взять напором. Части Лечицкого окопались или устроились в австрийских траншеях, раз за разом били и отбрасывали венгерские цепи. Тем временем из тылов подъезжала и разворачивалась на новых позициях русская артиллерия. За три дня мадьярские соединения поредели в лобовых атаках, а 10 июня их полили шквалом повторной артподготовки. Корпуса 9-й армии дружно ринулись на врага и смели измочаленных венгров. Теперь уже не только правый, но и левый фланг Юго-Западного фронта прорвал неприятельскую оборону, войска Лечицкого продвинулись на 50 км, взяли больше 40 тыс. пленных. После всех безобразий, которые учинили австрийцы, местные русины встречали наших солдат как долгожданных избавителей…
Всего же на первом этапе сражения фронт Брусилова захватил 200 тыс. пленных, 219 орудий, 644 пулемета, 196 минометов и бомбометов. Австрийское и германское командование заметалось. Уж такого оно никак не ожидало. Конрад повернул с дороги дивизии, которые послал добивать Италию. Потом вообще прекратил наступление на итальянцев, снял с их фронта 6 дивизий. А Фалькенгайн готовил новый удар во Франции, собирал там сильную группировку. От этого тоже отказался, отправил 11 дивизий на восток. Гинденбург получил приказ — выделить из своей группировки все что можно, выправлять катастрофу в Галиции. В России и странах Антанты известие о победе встретили с ликованием. Великий князь Николай Николаевич прислал Брусилову лаконичную телеграмму: «Поздравляю, целую, обнимаю, благословляю». Итальянский посол Карлотти приехал в Думу, чтобы с ее трибуны поблагодарить «неустрашимые русские войска, спасшие Италию».
Но, кроме ликования, была и ошеломленность, почти шок. Как же так? Россия, вроде бы избитая, сброшенная со счетов, снова проявила себя. И как проявила! Это было самое первое успешное наступление в условиях позиционной войны! Всюду слышалось — «Брусиловский прорыв». Он стал единственной военной операцией, которая вошла в историю не по географическим названиям, а по фамилии полководца. Западные журналисты чесали в затылках, откуда вообще в России взялся талантливый военачальник? Они-то сами привыкли изображать русских генералов тупыми и бездарными реакционерами. Версии рождались самые фантастические. Утверждалось, например, что Брусилов — англичанин, был военным советником в Китае и Японии, а потом перешел на русскую службу. Впрочем, позже будут появляться не менее фантастические версии насчет других полководцев: Фрунзе, Буденного, Рокоссовского, Жукова, Конева…
В любых масштабных операциях неизбежны накладки. В Полесье должна был совершить обходной маневр на Ковель маневренная группа Гилленшмидта из 46-го пехотного и 4-го кавалерийского корпусов. Но 46-й был только что сформирован из новобранцев, а для кавалеристов прорывать оборону было слишком сложно. Сделать этого не сумели. А резервов Юго-Западный фронт не получил, он же, как считалось, наносил лишь вспомогательный удар. Клещи под Ковелем не удались. Это было не страшно, если бы наступал Западный фронт. Но он стоял на месте, у вырвавшейся вперед группировки 8-й армии остался открытым правый фланг, и разрыв увеличивался.
Брусилов просил ускорить удар соседей. Но Эверт готовил прорыв фундаментально. Немцы обнаружили его подготовку, без труда установили, что русский Западный фронт намеревается атаковать у Молодечно и Сморгони, наращивали здесь силы и оборону. Разведка доложила об этом Эверту, и он счел, что нужна еще и дополнительная подготовка. Вдобавок в Белоруссии зарядили дожди, развезло дороги. Эверт теперь сообщал, что не сможет наступать ни 10 июня, ни 15-го, как намечалось изначально, а только 17-го. Брусилов соглашался даже на такой срок, но просил, чтобы его поддержала соседняя, 3-я армия Леша. Но по планам она вообще не должна была наступать, у нее было мало войск и артиллерии, а чтобы изготовить ее к удару требовалось еще большее время.
Ставка и сама оказалась не готова к столь серьезным успехам Брусилова. Алексеев понимал его положение, но соглашался и с доводами Эверта. Возразить на них было нечего. А кардинально ломать планы, переносить все усилия на Юго-Западный фронт и отменять наступление Западного Алексеев не решался, оно так долго и нелегко готовилось. Он принял компромиссный вариант. Отменил вспомогательный удар Северного фронта, от него особых результатов все равно не ожидали. Куропаткину предписывались только демонстрации, один корпус и дивизион тяжелых орудий забирали от него к Брусилову, еще несколько соединений в 3-ю армию Леша. А Эверту разрешили наступать у Молодечно 17 июня, но на других направлениях предпринять атаки в помощь Юго-Западному фронту.
12 июня на участке 3-й армии атаковал 31-й корпус Мищенко, силясь продвинуться вперед и прикрыть фланг группировки Каледина. Но один корпус против сильной обороны ничего не смог сделать. 15 июня 4-я армия генерала Рагозы нанесла отвлекающий удар у Барановичей. Здесь также наступал один Гренадерский корпус, но он неожиданно захватил две линии германских позиций, ряд важных высот, солдаты проникли и в третью линию траншей. Целью атаки была лишь демонстрация, отвлечь немцев на себя, и пришлось даже оттягивать назад слишком вырвавшиеся части. Однако успех у Барановичей резко переменил настроение Эверта. Он представил в Ставку данные, какие мощные укрепления наворотил противник у Молодечно и Сморгони и принялся доказывать, что штурмовать их бесполезно. Если прикажут, он начнет, но уверен в провале. Иное дело, если перенести удар к Барановичам. Хотя на это потребуется еще 12–16 дней…
К великому сожалению, в полной мере сказалась слишком мягкая натура Алексеева. Для военачальника она оборачивалась серьезнейшим недостатком. Он не считал себя вправе вмешиваться в прерогативы командования фронтов и армий. Например, при наступлении Брусилова 17-й корпус 11-й армии и 32-й корпус 8-й армии завязли в лобовых боях на р. Икве. Алексеев подсказал решение, оставить на Икве лишь заслон, оба корпуса сдвинуть севернее и ударить с фланга на Рудню-Почаевскую. Но при этом начальник штаба Верховного Главнокомандующего счел нужным деликатно извиниться: «Позволяю высказать мнение только потому, что хорошо знаю район и условия ведения в нем действий» (подсказка была верной, 15 июня Рудню взяли, и оборона по Икве рухнула сама собой). Конечно же, Ставка должна была гораздо раньше заняться делами Западного фронта. Но Алексеев точно так же деликатничал. Взялся Эверт наступать у Молодечно — пусть готовится. Объявил, что там наступать нельзя — тоже не настаивал. Да и на чем настаивать? Но том, чтобы ломануться на неприступную оборону и захлебнуться кровью? А пока переигрывали то так, то эдак, было потеряно время…
