не Шевелёва-Лубкова организатором партизанского движения, тогда как на деле до декабря 1919 года она и ее муж П. Ф. Федорец в нем не участвовали, отчего «Федорца и Геласимову массы не знали» [247]) и чуть ли не 20-кратным завышением численности «армии» под командованием Шевелёва-Лубкова [248].
В одном из мемуарных очерков Геласимова упоенно фантазирует, как в октябре 1919 года при атаке на село Крапивино командовавший отрядом Г. Д. Шувалов-Иванов был ранен и атаку возглавила она, как пулеметчик убил ее вороного, как, упав с коня, она потеряла сознание, но сразу очнулась и побежала на белых с криками «За Советы, товарищи! Вперед!» Разумеется, ее героический порыв увлек партизан: «За мной слышался топот массы людей» [249]. Однако при описании эпизодов красного террора и конфликтов в повстанческой среде Геласимова вполне точна. Что касается партизанившего в Славгородском уезде С. С. Толстых, то он недрогнувшей рукой приписал себе ликвидацию целых 500 белогвардейцев при крушении воинского эшелона, осуществленном партизанами Толстых в октябре 1919 года [250]. Среди опубликованных мемуаров подобных вымышленных либо приукрашенных эпизодов очень много. Разумеется, встречаются они и в архивных рукописях, особенно 30‐х годов и более поздних.
Фонд Сибистпарта позволяет ознакомиться и с весьма обширной копийной документацией силовых структур белой власти (в Государственном архиве РФ, или ГАРФ), где много сведений о повстанческих выступлениях, их жертвах и попытках подавления партизанщины. Важным источником является перевод на русский язык информативных и обычно весьма точных мемуаров чехословацкого генерала Р. Гайды [251], также хранящийся в коллекции Сибистпарта (ГАНО. Ф. П-5. Оп. 4. Д. 1524).
Материалы партийно-советских органов, особенно ревкомов, содержат обширные сведения о повстанцах, в том числе касающиеся специфического участия партизан в государственном управлении сразу после свержения белых – в период, когда немногочисленные коммунисты и их непоследовательные союзники-партизаны организовывали на местах собственные структуры власти, нередко конфликтовавшие между собой. Партийные, персональные и апелляционные дела партизан из фондов руководящих и контрольных органов ВКП(б), обнаруженные прежде всего в ГАНО, РГАСПИ (Российском государственном архиве политической истории) и РГАНИ (Российском государственном архиве новейшей истории, в фонде Комиссии партийного контроля), зачастую очень содержательны.
Разумеется, особенно интересны материалы архивно-следственных дел ВЧК-НКВД на партизан, принадлежащие к разным периодам: сначала к 1920 году, когда судили наиболее кровожадных повстанцев, вроде Г. Ф. Рогова, И. П. Новосёлова и Я. И. Тряпицына, затем к 30‐м годам, когда чекистами было покончено с основной частью партизанских вожаков. Особенно ценными оказались архивно-следственные дела Рогова и Новосёлова (1920), группы партизан Каменского уезда Алтайской губернии (1920–1921, 1931), известных алтайских предводителей И. Я. Третьяка, А. А. Табанакова, М. З. Белокобыльского (1937), И. В. Громова (1938–1939), приморского командира В. Г. Задерновского (1938) и ряд других. Важны оказались следственные дела анархиста на советской службе В. С. Шатова (1919–1920, 1937), а также участников борьбы с партизанами – управляющего Иркутской губернией П. Д. Яковлева (1924) и его подчиненного, управляющего Нижнеудинским уездом М. А. Кравкова (1937).
Расширить представление о партизанщине позволили сведения из делопроизводственных документов Центрального архива (далее – ЦА) ФСБ, в частности из информационных сводок органов госбезопасности, включая материалы Госполитохраны Дальневосточной республики и переписку полномочного представительства ВЧК-ОГПУ по Сибири с руководящим составом Лубянки. В этих документах отражено много как неизвестных фактов, так и характерных оценочных суждений, касающихся эпохи Гражданской войны и поведения бывших повстанцев в 1920‐х годах. Значительный объем первостепенной информации о партизанах, особенно забайкальских и дальневосточных, и их бесчинствах удалось привлечь благодаря богатым фондам Российского государственного военного архива (РГВА), где немало делопроизводственных материалов военных, чекистских, трибунальских структур, а также мемуарных источников. Очень полезными оказались фонды РГАСПИ (ф. 17, 372), где, например, в фонде Дальбюро ЦК РКП(б) хранится двухтомное расследование деятельности Я. И. Тряпицына (1920), и ряд фондов ГАРФ, включая делопроизводство правительственных структур белых властей.
В перспективе важным источником о демографических потерях населения от террора Гражданской войны станут материалы метрических книг, уже вводимые в научный оборот отдельными исследователями (например, П. А. Новиковым, некоторыми краеведами). Использовались подобные материалы и в данной работе. Следует отметить полезность обращения к информативным сетевым ресурсам (например, «Гражданская война в Сибири» [252] и др.), в которых активно участвуют историки и краеведы, обменивающиеся как архивными находками, так и ссылками на малодоступную литературу 1920–1930‐х годов и новейшие работы.
Текст книги сознательно насыщен обильными цитатами из источников, что позволяет увидеть в описываемых событиях то «человеческое измерение», которое активно изучается социальной историей со времен школы «Анналов». Также автор сознательно использовал многочисленные однородные факты для обоснования выдвигаемых положений. Поскольку данная тема является политически ангажированной, то, чтобы исключить претензии в тенденциозном подборе свидетельств о жестокостях партизанщины, обвинения в адрес повстанцев обоснованы достаточным числом фактов.
Документы воспроизводятся в полном соответствии с исходными материалами. А в тот период преимущественно безграмотные люди в огромном количестве создавали, читали и принимали к сведению и исполнению малограмотные тексты, так что при научном воспроизведении советских документов эта характерная черта культурного уровня должна сохраняться.
Несколько слов о терминах. «Партизанское движение» – термин нейтральный, в книге же чаще используется понятие «партизанщина», которое, равно как и общепринятый термин «атаманщина», несет негативную окраску, подразумевая прежде всего разрушительный анархизм данного явления. При этом следует отметить, что в 1920–1930‐х годах словом «партизанщина» советские авторы пользовались не столько в отрицательном, сколько в нейтральном либо положительном контексте [253]. Известный исследователь В. П. Булдаков употребляет этот термин и без кавычек, и с оными [254].
Партизанские отряды на начальной стадии существования либо специализировавшиеся в первую очередь на бандитизме считаю возможным именовать шайками и бандами. Применительно к сколько-нибудь организованным и долговременным соединениям используются принятые термины того времени: отряд, часть, рота, эскадрон, батальон, полк, дивизия, корпус, армия, фронт, не оговаривая, что эта классификация имела очевидную специфику и чрезвычайно сильно преувеличивала организованность и боеспособность повстанцев. Фронтами подчас именовались даже отряды волостного уровня в две-три сотни бойцов, а «штабы» обычно являлись канцеляриями при командирах. По мнению видного военного специалиста, основной оперативно-тактической единицей партизан был отряд [255], хотя в многотысячных армиях А. Д. Кравченко и Е. М. Мамонтова реально существовали дивизии и полки.
Данная книга призвана помочь отбросить ряд цепких историографических мифов о партизанском движении, показать истинный облик многих из тех, кого до сих пор считают «борцами за счастье народное», увековеченными в памятниках, и назвать имена хотя бы малой части жертв красного террора, погибших в годы партизанщины мучительной смертью и забытых на целое столетие.
Мой непременный долг – выразить свою признательность коллегам,
