Срок сопротивления крепости может быть рассчитан только условно, ведь нет никаких гарантий, что, имея многократное преимущество, японцы не смогли бы взять Порт-Артур раньше времени, рассчитанного из соотношения оставшихся в крепости запасов продовольствия и военного снаряжения. Ружейных патронов, согласно показаниям генерала К.Н. Смирнова, оставалось 7 млн. штук{289}. На первый взгляд крупная цифра, но если ее разделить на общее число нижних чинов и офицеров гарнизона, то получится примерно по 293 патрона на одного бойца. Если учесть, что на отражение штурма солдат тратил приблизительно 300 патронов[17], то становится очевидно, что гарнизон находился на грани катастрофы. Если разделить не на общее число, а только на сохранивших боеспособность 8014 человек, то получим 873 патрона. Значит, условно срок обороны крепости увеличивался до двух с половиной штурмов. Сколько это в пересчете на дни — два штурма? Ответ не может быть найден, поскольку это зависело от воли наступающего противника: могли штурмовать раз в неделю, могли каждый день: первый штурм утром, второй вечером. Мы считаем, что, конечно, следует признать наличие внушительного запаса патронов в крепости накануне отправки парламентеров к японскому командованию, но человек, долго находившийся под огнем, не всегда рационально использовал боеприпасы. Объяснялось это выстрелами на любой звук (порыв ветра, движение мелкого животного и пр.). Например, в боях на реке Шахэ расход боеприпасов в русском полку достигал в среднем в сутки до 200 000 патронов. 138-й пехотный Волховский полк за 30 сентября, 1,2, 3 и 4 октября израсходовал 1 920 730 патронов{290}. Штурмы Порт-Артура отличались от позиционных боев на реке Шахэ более высокой интенсивностью. Когда историки жонглируют фактом обращения А.М. Стесселя с предложениями о капитуляции к японскому командованию, то выпускают из внимания один важный момент: до четвертого по счету штурма, продолжавшегося с 13 по 22 ноября, японский осадный корпус не практиковал общих наступлений по всему периметру крепостных укреплений{291}. До указанного периода осады японские войска штурмовали целенаправленно командные и господствующие высоты какого-то определенного направления{292}. У русской стороны, таким образом, была возможность перегруппировывать для отбития японских атак свои малочисленные подразделения, то есть снимать солдат с неатакованного участка и отправлять их в место прорыва. Опасность ослабить линию обороны (то есть послать снятую с участка часть не туда, куда было действительно необходимо) компенсировалась наличием резерва. К моменту, когда А.М. Стессель решил отправить к генералу Ноги парламентера с предложениями об условиях капитуляции крепости, общего сухопутного резерва уже не существовало. Все нижние чины, составлявшие резерв, были разобраны на позиции после первого пятидневного штурма укреплений Восточного фронта с 6 по 10 августа{293}. Поэтому должность начальника главного резерва означала министра без портфеля (генерал А.В. Фок). Возможно, подчас очень сложно разбираться в тактических выкладках, но тот факт, что действительный статский советник И.П. Балашев собственноручно носил раненых, говорит о многом. Если гражданский чиновник в генеральском чине заменял санитара, то такое его поведение означало только то, что положение в осажденной крепости было критическим. В ходе судебного процесса выяснилось, что один из главных искателей правды — журналист Е.К. Ножин, опубликовавший трилогию разоблачений почти в три тысячи страниц{294}, находился в состоянии судебной тяжбы с генералом А.М. Стесселем, подозревался в шпионаже в пользу Японии, но эти факты, однако, не помешали ему успешно давать свидетельские показания в суде и пр.{295} Факта измены русских генералов в ходе судебного процесса доказано не было, не смогли найти аргументы в пользу предательства и историки. Но в показаниях свидетелей, привлеченных к участию в процессе, ярко очерчиваются контуры конфликта среди верховного командования сухопутного гарнизона.
Конфликты среди генералов осажденной крепости, как уже упоминалось, выстраивались и дореволюционными, и советскими, и современными авторами в рамках борьбы «генералов-предателей» (А.В. Фок, A.M. Стессель) и «генерала-героя» (Р.И. Кондратенко). Оценки вклада генерала К.Н. Смирнова в оборону крепости варьируются от неумения настоять на своем до преступного попустительства. Историками недооценивается фигура генерала В.Н. Горбатовского, сыгравшего важную роль в обороне Восточного фронта крепости, то есть участка, несшего наибольшую в боевом отношении нагрузку в течение первых трех штурмов.
§3.
КАРЬЕРЫ УЧАСТНИКОВ ОБОРОНЫ КРЕПОСТИ В КОНТЕКСТЕ ПОНИМАНИЯ ПРИРОДЫ КОНФЛИКТА СРЕДИ ВЫСШИХ ОФИЦЕРОВ ПОРТ-АРТУРСКОГО ГАРНИЗОНА
Генерального штаба генерал-лейтенант Роман Исидорович Кондратенко среднее образование получил в Полоцкой военной гимназии и Николаевском инженерном военном училище{296}, высшее образование — в Академии Генерального штаба. До 1895 г. нес службу Генерального штаба в разных местах, командовал ротой и батальоном. В 1895 г. получил 20-й стрелковый полк, после чего был дежурным генералом при штабе Приамурского военного округа. С 1903 г. был начальником 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, в феврале 1904 г. состоял начальником сухопутной обороны крепости Порт-Артур{297}. В официально публиковавшихся Генеральным штабом сведениях о генералах в биографии Кондратенко ничего не сказано про участие в военных походах и компаниях{298}. Командовал батальоном всего 5 месяцев, в то время как у большинства даже очень успешных генералов такой стаж командования исчислялся годами. Более того, вся его служба была связана не столько со строевыми обязанностями, сколько с административными: штаб-офицер для поручений при штабе Виленского военного округа, начальник штаба в Уральской области и пр.{299}
Карьера и образование генерала Анатолия Михайловича Стесселя — это классический пример карьеры строевого офицера. Родился А.М. Стессель в июне 1848 г. в Петербурге, в семье офицера. Среднее образование получил в Петербургской военной гимназии и в Павловском военном училище{300}. Он командовал ротой 7 лет и 11 месяцев; батальоном 9 лет и 3,5 месяца{301}. В 1892 г. был назначен командиром 9-го стрелкового полка, в 1897 г. принял в подчинение 44-й пехотный Камчатский полк. В 1903 г. был назначен начальником 3-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады{302}. Кроме Павловского военного училища генерал-лейтенант А.М. Стессель нигде не обучался, и все навыки и способности он черпал из ситуаций, возникавших непосредственно во время службы{303}. Генерал-майор М.И. Костенко в своих воспоминаниях характеризовал его как угловатого в манерах, резкого в выражениях, и даже в обращении с сослуживцами, по мнению мемуариста, это «в полном смысле был тип армейского офицера»{304}. Но тем не менее генерал A.M. Стессель, по словам того же М.И. Костенко, явно не питавшего к нему симпатий, обладал вполне привлекательными для строевого офицерства особенностями руководства: внимательностью к нуждам нижних чинов и решительными действиями в искоренении злоупотреблений по службе{305}. На седьмом заседании судебного процесса по делу о сдаче крепости Порт-Артур, проходившем 5 декабря 1907 г., генерал-адъютант А.Н. Куропаткин показал, что еще в 1903 г. обсуждался вопрос о назначении коменданта Порт-Артура. Причем сам наместник Е.И. Алексеев предложил кандидатуру A.M. Стесселя{306}. Генерала А.Н. Куропаткина удивляло знание А.М. Стесселем местности, гарнизона и других особенностей Квантунского полуострова. Во время маневров 1903 г. тогда еще мало известный российскому обществу начальник 3-й стрелковой бригады A.M. Стессель был одним из немногих, кто хорошо представлял особенности порт-артурских укреплений, недостатки и возможности ресурсов обороны{307}. На Русско-турецкую войну он отправился добровольцем и провел ее «по отзыву всех лиц, знавших его, доблестно»{308}. Во время Китайского похода «он сделал свое дело прекрасно, в особенности при взятии арсенала в Тяньцзине», за что и был представлен к боевому отличию — ордену Георгия 4-й степени. Более того, по итогам кампании 1900-1901 гг. адмирал Е.И. Алексеев хотел повысить А.М. Стесселя до должности командира отдельного корпуса. Начальство до событий 1904 г. отмечало хорошую выучку и образцовый порядок в 3-й стрелковой бригаде, подчиненной Анатолию Михайловичу{309}.
Александр Викторович Фок родился в 1843 г. в семье провинциального офицера-дворянина в Оренбургской губернии. Воспитывался в Аракчеевском кадетском корпусе и Константиновском военном училище{310}. Службу в офицерском чине начал в 99-м пехотном Ивангородском полку. Особенность его биографии — это командование частью с самостоятельным статусом еще в чине подполковника. Такой частью являлся 5-й Закаспийский стрелковый батальон. Послужной список украшают записи о командовании 17-м и 16-м стрелковыми полками, а также 48-м пехотным Пражским полком. До Русско-японской войны участвовал в Русско-турецкой войне (1877-1878) и Китайском походе. За переправу через Дунай получил такую почетную и боевую награду, как орден Св. Георгия 4-й степени, в Китайском походе был отмечен золотым оружием с надписью «За храбрость». В Порт-Артур прибыл в июле 1903 г.{311} Еще одна особенность его биографии — служба в полиции, он с 12 августа 1871 г. по 29 ноября 1875 г. занимал должность помощника начальника Варшавского управления Новоминского Радомысльского уезда и начальника уездного Жандармского управления с 29 ноября 1875 г. по 26 августа 1876 г.{312} На шестом заседании судебной комиссии, происходившем 4 декабря 1907 г., генерал-адъютант А.Н. Куропаткин вынужден был, как бывший военный министр, давать характеристику порт-артурским генералам{313}. Куропаткин в своих свидетельских показаниях утверждал, что в Русско-турецкую войну еще в чине ротного командира А.В. Фок стал живой легендой Дунайского отряда русской армии, отличившись успешными действиями своей роты при форсировании Дуная{314}. После войны 1877-1878 гг. А.В. Фок оказался в достаточно неспокойном регионе империи — Закаспийской области. Его умелые действия в должности командира батальона обратили на себя внимание начальника 2-й бригады генерала Н.П. Линевича. Как выразился А.Н. Куропаткин, командованию импонировали «служебные и нравственные качества генерала Фока»{315}. А.Н. Куропаткин «исхлопотал» для А.В. Фока назначение на должность командира бригады. До Русско-японской войны фамилия этого генерала значилась «в числе начальников, которые могли бы оказать большие услуги армии». И в глазах военного министра А.Н. Куропаткина, по его собственным словам во время судебного процесса, «имя генерала. Фока всегда было соединено с представлением о боевом, лично мужественном и отлично, до сих пор до войны, служившем генерале»{316}. Такой лестной репутацией генерал А.В. Фок обладал не только в глазах начальства; например, в дневнике подполковника С.А. Рашевского, относившегося с антипатией к А.В. Фоку, в записи от 7 мая 1904 г. он назван уважаемым и боевым генералом{317}. Даже недоброжелатели из числа критиковавших порядки в армии публицистов признавали, что теоретическая подготовка занимала важное место в его жизни: «Он читает все относящееся до военного дела и в знании его не уступает офицерам генерального штаба»{318}. Известно также о том, что в дивизии генерала А.В. Фока унтер-офицеры и нижние чины воспитывались в духе инициативных действий, что с положительной стороны характеризует генерала. Причем участники обороны отмечали, что 4-я дивизия генерал-лейтенанта А.В. Фока обладала более высокими по сравнению с остальными частями боевыми качествами{319}. Полковой священник 15-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Александр Холмогоров в своих воспоминаниях отмечал: «4-я дивизия участвовала в Китайской войне, имела боевые традиции, и это всегда резко сказывалось в трудные боевые моменты»{320}. Видимо, именно поэтому части дивизии, как самые надежные, были распределены генералом А.М. Стесселем по всему сухопутному фронту обороны.
