«Вечером, — сообщал адмирал Рамсей в своем донесении, — английский офицер связи при французском морском штабе докладывал, что количество оставшихся в районе Дюнкерка французских войск определяется в 30 тысяч, и что французское Адмиралтейство согласно: эвакуация должна, по возможности, закончиться в эту ночь».
С самого начала операции французские официальные данные о количестве французских войск, участвующих в обороне дюнкеркского плацдарма, не считались достоверными и лишь вводили в заблуждение. Адмиралу Рамсею, как уже отмечалось, в субботу вечером сообщили, что всего французских войск здесь осталось 25 тысяч человек. В воскресенье он получил уже новые данные: хотя за истекшие сутки было эвакуировано значительное количество французских войск, в районе Дюнкерка еще остается 50—60 тысяч человек. Теперь, в понедельник вечером, количество, сообщенное накануне, заменяется новым — 30 тысяч. За 24 часа 3 июня на английский берег благополучно прибыло 26 746 человек (из них более 20 тысяч французов).
В 19.00 началась подготовка к эвакуации личного состава штаба французских морских сил Севера.
В это время адмирал Абриаль освободил своих офицеров, и в 8 часов они направились к восточному молу. К полуночи большинство из них было эвакуировано.
В 2 часа ночи на 4 июня Абриаль сам покинул берег. Что же касается Горта, то, отдав последние распоряжения, он в сопровождении адмирала Платона, адмирала Леклерка и генерала Фагальда в 3 часа ночи отбыл в Дувр на торпедном катере, присланном накануне вечером адмиралом Ландрио.
Разработанный генералом Бартелеми план завершения эвакуации предусматривал, что арьергард с наступлением темноты оторвется от противника, отойдет и между 22 и 23 часами выйдет к молу. На большей части оборонительного фронта выход частей арьергарда из боя был осуществлен успешно. Только те батальоны, которые обороняли мосты через Вёрнский канал у Шапо-Руж, испытали трудности при выходе из боя. В 22.30 начался последний отход частей. Войскам арьергарда было объявлено, что суда для их эвакуации будут присланы. Они и были присланы — но с наступлением темноты из подвалов, разрушенных зданий и убежищ Мало-ле-Бена и Дюнкерка вышла огромная масса солдат, и намеченный план эвакуации рухнул. Французский историк Жак Мордаль так описывает эту сцену:
«Надеждам генерала Бартелеми не суждено было осуществиться. Когда он с арьергардом приблизился к Мало, то увидел огромные толпы солдат, появившихся сразу же, как только распространилась весть об отправке последних кораблей. Из подвалов и убежищ появилась толпа безоружных солдат, которые заполнили весь порт и молы. Толпа росла и превратилась почти в плотную массу тел, преградившую выходы к местам посадки. Эти прячущиеся герои, эти вояки, которые долгие дни не покидали свои убежища, теперь не намерены были терять возможность смешаться с теми, кто рисковал своей жизнью за них. Колонны войск генерала Бартелеми тратили зря время в ожидании, наблюдая, как эти обозники, шоферы, солдаты вспомогательных служб тысячами под их носом проходят к судам.
В это время года рассвет наступает рано. Когда стало светать, бойцы арьергарда увидели, что из порта отходят последние корабли. Затем, когда никто уже не ожидал, что придут другие корабли, в порт вошел английский эсминец „Шикари” и взял на борт 600 человек, а оставшаяся часть арьергарда, солдаты западного, южного и восточного участков фронта, попала в руки противника. Ни один эпизод эпической драмы Дюнкерка не вызывал столько горечи и печали, как этот».
Так, оттесненный отчаявшейся массой дезорганизованных солдат, арьергард дожидался рассвета. Это прискорбная история, прискорбная из-за очевидного упадка морального духа войск, из-за слабости боевого руководства. Казалось бы, на ограниченном пространстве Дюнкерка 40 тысяч человек не могут спрятаться. Цифры ясны, до горечи ясны. Вечером командование определяет количество оставшихся в этом районе войск в 30 тысяч. За ночь отправлено отсюда 26 175 человек. Согласно немецким данным, в плен здесь было взято 40 тысяч человек. Отсюда ясно, что к моменту прихода этой ночью первого корабля в районе Дюнкерка оставалось всего около 66 тысяч человек. Дюнкерк был крупной французской базой, это был командный пункт важного района. Здесь было полно руководящих органов, в распоряжении которых было достаточно полицейских сил. Как могли здесь спрятаться 40 тысяч человек и оставаться необнаруженными в течение девяти дней сражения?[76]
У мола «Шикари» — последний корабль Дюнкерка — продолжал стоять, пока уже совсем не рассвело. Это был один из старейших эсминцев английского флота — небольшой, побывавший под огнем, не особенно красивый, но увенчанный славой корабля, ушедшего последним из Дюнкерка. В 3.40 «Шикари» взял курс на Англию, а на берегу в ожидании своей участи остались доблестные бойцы арьергарда[77]. В 9.00 Дюнкерк пал. За весь период эвакуации 338 226 человек были с триумфом доставлены на английский берег.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ.
ТРИУМФ И НЕУДАЧА ГЕРМАНСКОЙ АРМИИ
Для каждой из четырех стран — участниц боевых событий Дюнкерка значение этой кампании было совершенно различным. Но было нечто общее для всех них.
Значение этой кампании заключалось не столько в самих боевых событиях у Дюнкерка, сколько в том, какие возможности и перспективы они открывали.
Немцам Дюнкерк предоставлял возможность разгромить английские экспедиционные силы и таким образом сломить волю англичан к сопротивлению.
Бельгийцам он давал реальную возможность продолжать битву, которую они уже считали проигранной.
Французам он открывал возможность хотя бы частично реабилитировать себя за поражение, вызванное развалом верховного командования их вооруженных сил[78].
Англичанам он создавал традиционную возможность отступить, с тем чтобы вновь вступить в борьбу, выбрав время и место для этого по своему усмотрению.
Учитывая эти моменты, полезно будет рассмотреть ошибки и успехи каждого из четырех участников Дюнкеркской операции.
Основной целью германского плана «Гельб», согласно журналу боевых действий группы армий «А», было «втянуть в сражение и разгромить возможно более крупные силы французских и союзнических войск в Северной Франции и Бельгии».
Около трети миллиона солдат союзных армий Севера эвакуировалось через Дюнкерк. Почему же немцы потерпели такую неудачу?
Анализ использования трех видов вооруженных сил рейха после поразительного успеха удара на Абвиль показывает, к чему может привести нерешительность военного командования. Истоки этой нерешительности относятся еще к периоду возрождения германской армии. Хотя новая германская армия строилась в расчете на танки, хотя она развивалась и совершенствовалась на основе сочетания броневой защиты, авиационной поддержки и высоких темпов продвижения, ее верховное командование никогда полностью не принимало новых принципов ведения войны. Несмотря на то что Гудериан и другие немецкие генералы в Польше наглядно показали возможности новой армии, Манщтейну, Рундштедту и, наконец, самому Гитлеру пришлось оказывать сильный нажим на Браухича и Генеральный штаб, чтобы заставить их разработать практический план наступления на западе. В связи с этим немецкое главное командование с большой опаской планировало темпы и глубину продвижения после первого прорыва. Танковые дивизии неоднократно сдерживались, скорость их продвижения намеренно замедлялась, чтобы уравнять темп продвижения в глубь Франции. Рундштедту беспрерывно напоминали из ставки об уязвимости его флангов.
Схема 11. Обстановка в районе Дюнкерка с 20 по 24 мая 1941 года
В этом заключалась первая причина неудач немцев. Была и другая причина.
Так как немецкое верховное командование не верило в возможность успеха, у него не было плана дальнейшего использования танковых колонн после их выхода к морю[79]. Абвиль в буквальном смысле слова был пределом немецких замыслов. Генерал Гудериан писал по этому поводу в книге «Panzer Leader»:
«К исходу 20 мая мы не знали, в каком направлении надо было продолжать наше продвижение; танковая группа фон Клейста также не получала никаких указаний относительно дальнейшего направления нашего наступления».
Все это отразилось на результатах контрудара, предпринятого англичанами к югу от Арраса. Роммелю, в то время дивизионному генералу, контрудар у Арраса показался началом активных действий северных армий союзников, и впервые после форсирования реки Маас это вывело его из равновесия. Первое появление хорошо используемых танковых войск союзников казалось ему началом удара по северному флангу, за которым неизбежно последует другой удар с юга с целью отрезать немецкие танковые колонны от главных сил наступающих войск. Его опасения передались Рундштедту. Они совпали с намерением повернуть головные танковые колонны на север, вдоль морского побережья, и привели к тому, что выполнение этого маневра было задержано[80].
