Было очевидно, что далее держать двух флагманов на одном флоте нельзя. Но Мордвинов в столицу командующего эскадрой не отпустил. Главный командир Черноморского флота поспешил в столицу сам, формально для того, чтобы предоставить отчет об административной деятельности флота до его передачи под начало Адмиралтейств-коллегий, на самом же деле для того, чтобы уладить вопрос о вскрытых злоупотреблениях в Одесском порту и нанести удар по ушаковской партии.
Вместо себя на флоте он вынужден был оставить первого после себя по старшинству. Таковым же являлся Ушаков. Однако вместо того, чтобы ехать в Николаев и править флотом, тот сказался больным и демонстративно большую часть времени провел в Севастополе.
Впрочем, Мордвинова не зря считали одним из лучших экономистов и администраторов России — от всех обвинений он отбился и вернулся победителем
Тем временем всю кампанию 1797 года Ушаков собирал данные о плохом качестве новопостроенных кораблей и по окончании кампании отправил в Адмиралтейств-коллегию обобщенные данные. Коллегия, в свою очередь, запросила мнение петербургских корабельных мастеров. Те единодушно высказались за нововведения своего херсонского коллеги Катасонова. Но Ушакова дружно поддержали члены Адмиралтейств-коллегии, а вслед за ними и балтийские флагманы. В этой ситуации Павел I долго сомневался, чью сторону ему принять. Наконец, он велел пока от нововведений отказаться и строить корабли по-старому. Как показало время, такое решение было ошибочным, и Россия отстала от ведущих европейских держав на полтора десятка лет.
Но Мордвинов сдаваться не собирался. В пику Ушакову в следующем 1798 году он велел произвести новые испытания «Святого Петра» и «Захария и Елизавет». Состав комиссии на этот раз адмирал утвердил сам, включив в нее своих людей. Исключение составил лишь Ушаков, которого Мордвинов просто не мог не включить, в силу занимаемой тем должности. Разумеется, что мордвиновская комиссия сделала выводы, совершенно противоположные прошлогодней ушаковской. Единственным членам комиссии, который отказался подписать положительное заключение, был, конечно же, Ушаков. Трудно сказать, сколько бы еще продолжался скандал вокруг двух линкоров, если бы 4 августа 1798 года в Севастополь не прискакал императорский фельдъегерь с бумагой, которая сразу ставила точку на всех местных дрязгах.
— Мордвинов хорош как администратор, но совершенно негоден как флотоводец! — внушал императору президент Адмиралтейств-коллегий Кулешов. — Что касаемо Ушакова, то он прекрасный воин и в преддверии последних событий в Европе будет скоро весьма востребован!
Дальнейшее известно. Ушаков обессмертил свое имя Средиземноморской кампанией и штурмом неприступного острова Корфу, а Мордвинов был с треском снят с должности и выгнан в отставку за несоответствие занимаемой должности.
Глава восьмая
БРАТЦЫ МАТРОСЫ
Адмирал Нахимов весьма точно определил значение матросов, как главного движителя на корабле. Как же жилось и служилось десяткам тысяч матросов на кораблях и судах российского парусного флота? Не кривя душой, скажем, что российские матросы были лучшими в мире!
Перед первым кругосветным плаванием в 1803 году Крузенштерну советовали нанять нескольких английских матросов, но он отказался, заявив: «Известно, что наши матросы суть лучшие в свете, когда имеют случай посвятить себя единственно исполнению своего звания». Известен восторженный отзыв капитана 2-го ранга Кингсбергена, героя сражений Первой русско-турецкой войны: «С этими ребятами я выгнал бы черта из ада». При этом, в отличие от офицеров, мы почти никогда не знаем их имен, но это ли главное? Нам остались их деяния — подвиги и слава отечественного флота. А потому мы просто обязаны отдать им свой долг, помянув их добрым словом и светлой памятью.
В первое время своего существования российский флот комплектовался офицерами и солдатами Преображенского и Семеновского полков и нанятыми иностранцами. На галерах гребцами вначале, в подражание иностранным флотам, были преступники, осужденные на каторжную работу, или пленные; но в скором времени их заменили на вольнонаемных работников, а потом и солдат. В отличие от каторжан солдаты гребли намного лучше, кроме того, они принимали и самое активное участие в абордажных боях.
В 1700 году на флоте было уже до тысячи русских матросов, и число их постоянно пополнялось новыми рекрутскими наборами. Немногие русские дворяне, учившиеся морскому делу за границей, вначале возвращались после учебы на флот унтер-офицерскими, а потом и младшими офицерскими чинами. Известны случаи, когда за нерадивость к наукам и пьянство Петр I определял дворянских недорослей в рядовые матросы, хотя и с перспективой последующего повышения, «ежели за ум возьмутся». Впоследствии ученики Московской навигацкой школы и Петербургской морской академии выпускались на службу гардемаринами, подштурманами. Но так как при быстром увеличении корабельного состава всего этого было недостаточно, то с момента основания флота и до конца шведской войны на российскую морскую службу нанималось множество иностранцев, поступающих разными чинами и назначаемых в различные должности. При этом иностранцем, даже матросам, платили, как правило, значительно больше, чем своим россиянам.
При неизбежной спешке в комплектовании судовых и портовых команд в военное время в числе иностранцев зачастую попадались люди совершенно непригодные для службы. От таких старались при первой возможности избавляться, но все равно авантюристов в нашем флоте в первые годы имелось немало. Поэтому при заключении мира со Швецией сделан был общий строгий пересмотр всего наличного состава служащих на флоте иностранцев, и из них оставлены на службе только действительно полезные служивые, прочие же все уволены в отставку. Но и ранее этого, еще в 1715 году, матросы были уже все русские, а из офицеров число русских доходило до половины всего наличного состав.
Начиная с петровских времен, в матросы, как и в офицеры, определялись крестьяне определенных губерний, таких, как Ярославская, Костромская, Рязанская и другие. Особенно всегда ценились матросы-рекруты из архангелогородских поморов, так как были приучены к морю с раннего детства и знали корабельное дело. Из журналов заседаний Адмиралтейств-коллегий: «Брать в матросы особливо тех, кто при самых берегах по их жилищу весьма надежно к службе морской и к работе матросской заобыкновенно быть имеет».
Большинство рекрутов, однако, вообще, видели море в первый раз в жизни. Это значительно затрудняло их обучение. К тому же подавляющее большинство рекрутов были неграмотными, что создавало трудности в использовании их как рулевых, комендоров и лотовых. Однако все эти недостатки в значительной мере компенсировались природными русскими качествами матросов: их неприхотливостью, старательностью в освоении нового для них дела, преданностью и готовностью к подвигу. Считалось, что в течение первых пяти лет службы матрос должен освоить свои обязанности и только после этого мог считаться полноценным членом экипажа. На практике все обстояло иначе. Рекрутов толпой загоняли на уходящие корабли перед самым отплытием и натаскивали уже прямо в море. Матросская служба являлась пожизненной. Отставку мог получить только израненный инвалид или уже совсем немощный старец, но до таких лет матросы, как правило, не доживали. Инвалидов также было не слишком много. Немногие уцелевшие могли надеяться, что будут доживать свой век в нескольких учрежденных инвалидных матросских домах. Император Павел I по восшествии на престол решил облегчить участь матросов и вместо пожизненного срока службы объявил о 25-летнем. Увы, это была только декларация, ибо четверть века на кораблях в ту пору прослужить матросу было тоже почти невозможно.
Беспристрастный свидетель, служивший в российском флоте в эпоху Екатерины II англичанин капитан 1-го ранга Тревенин о русских матросах писал следующее: «Нельзя желать лучших людей, ибо неловкие, неуклюжие мужики скоро превращались под неприятельскими выстрелами в смышленых, стойких и бодрых воинов». Сам Тревенин был храбрым воином, и погиб за Россию, а потому его свидетельство стоит многого…
Выросшие на принципах крестьянской общины, матросы и свою судовую команду воспринимали как такую же общину, где каждый каждому друг и брат, а капитан — барин, которого надлежит чтить и слушаться. Возможно, именно к этому общинному отношению к морской службе относится тот факт, что за всю эпоху существования русского парусного флота среди матросов практически не было ни драк, ни издевательств друг над другом.
По своему составу две трети судовых команд петровского флота состояли из матросов и пушкарей или артиллеристов и одна треть — из морских солдат. Первоначально матросов делили на старых (опытных) и молодых (новобранцев). Затем в порядке старшинства были введены звания матросов 1-й, 2-й, 3-й и 4-й статей. Впоследствии были оставлены только первые две статьи. Никто, согласно петровскому указу, не имел права перевести рекрута в категорию «доброго матроса», если тот не проплавал на море пять лет и имел возраст менее 20 лет.
