Броненосный крейсер «Асама» …… Участвовал в сражении при Цусиме. С 1921 года корабль береговой обороны.
Крейсер «Акаси» …… Участвовал в блокаде Порт-Артура, 27 января подорвался на русской мине у скалы Энкаунтер, но был отремонтирован.
Крейсер «Чиода» …… 13 мая 1904 года подорвался на русской мине в бухте Тахэ, но отбуксирован в Дальний. С 1912-го корабль береговой обороны.
Крейсер «Такачихо» …… Потоплен германским миноносцем S-90 во время осады Циндао 17 октября 1914 года.
Крейсер «Нанива» …… Погиб на камнях у острова Уруп 26 июля 1907 года.
Крейсер «Нийтака» …… Активно действовал в составе крейсеров адмирала Камимуро. Погиб 26 августа 1922 года.
Авизо «Чихайя» …… Выведен из состава флота в 1927 году.
Миноносцы: «Чидори», «Хаябуси», «Кассаги», «Манадзуру» …… Благополучно дослужили свой срок и были разоружены в 1910 году.
Миноносцы: «Цубами», «Хато», «Кари», «Аотака» …… Служили в японском военном флоте до 1923 года, после чего разоружены.
Была ли возможность продолжить бой после возвращения на рейд? Из вышеизложенного анализа характера повреждений видно, что оба русских судна могли продолжить бой после возвращения на рейд. Из всех перечисленных в рапорте командира русского крейсера повреждений серьезно влияли на боеспособность — пробоина слева по борту и уничтоженные в ходе боя орудия. Во всяком случае, если вероятность прорыва была невысокой, то крейсер ждала гибель на большой воде, и он бы не достался японцам в качестве трофея. Была возможность принять бой на рейде, который задержал бы высадку первого эшелона японских войск на полтора суток. Сначала бы вышли иностранные стационеры, а значит, японцы смогли бы атаковать не ранее 16:00.{645} С дальней дистанции эскадра контр-адмирала Уриу Сотокичи стреляла бы не очень эффективно, а главное, при таком развитии событий уходило время, необходимое для оперативного развертывания сил{646}. Перед контр-адмиралом Уриу как раз стояла задача по обеспечению срочной высадки первого эшелона японских сухопутных сил{647}. Условия фарватера заставили бы японцев входить медленно и аккуратно. Русские комендоры смогли бы хорошо пристреляться и нанести ущерб противнику. Существовала возможность продолжить бой на берегу. В воспоминаниях машиниста канонерской лодки «Кореец» повествуется о том, что во время стоянки на рейде, после боя, капитан 2 ранга Г.П. Беляев считал возможным продолжить бой: «Вещей никаких с собой не берите, потому что это все лишние, а набирайте как можно больше патронов»{648}. Команда приготовилась к десантированию, но в последний момент прибыл В.Ф. Руднев и отдал приказ об эвакуации на французский крейсер{649}. В случае высадки десанта 712 русских моряков столкнулись бы с 3 тысячами японцев{650}. Но у русской стороны имелось 3 десантных орудия, и их высадку могли бы поддержать уцелевшие орудия «Варяга» и «Корейца», хотя и японцы смогли получить артиллерийскую поддержку своих кораблей. Всеволод Федорович избрал путь самозатопления крейсера, так как якобы могли пострадать иностранные суда{651}. Во-первых, иностранные суда имели возможность свободно покинуть рейд. Во-вторых, необъяснимо джентльменское поведение В.Ф. Руднева в отношении командиров иностранных судов, которые позволили японцам нарушить нейтралитет корейского порта. В-третьих, иностранным стационерам в случае взрыва угрожали только осколки с «Варяга», а это могло привести лишь к царапинам вдоль борта.
Затопление на глубине 9 м крейсера с осадкой в 6,5 м — крайне неосмотрительный шаг{652}. Поэтому 28 января японцы сняли скорострельное орудие и паровой катер с полузатонувшего русского крейсера, а после подняли и сам «Варяг»{653}. Обстоятельства затопления крейсера заслуживают особого внимания: покинули крейсер все члены экипажа, согласно рапорту, в 15 ч 50 мин, а затонул крейсер только в 18 ч 10 мин{654}. На фотографиях, запечатлевших уже затонувший крейсер, видно, что он лежит на левом борту, и даже во время прилива морские волны не в силах скрыть корпус судна{655}.
Все, за исключением старшего офицера «Варяга», дали подписку, что воевать с Японией не будут{656}. На основании такой подписки любой офицер мог вернуться из японского плена до окончания войны. Формально команды сдались после 45-минутного боя. В ходе самого затопления крейсера не были уничтожены орудия и важнейшие механизмы. Поэтому «Варяг», поднятый японцами со дна, своим ходом дошел до японской базы в Сасебо и еще 10 лет служил японцам с родными орудиями Обуховского завода{657}. Хотя в историографии преобладает обратная точка зрения: «Осмотр крейсера показал, что надежду на выход в море придется оставить»{658}. И.И. Ростунов описывал положение крейсера после боя следующим образом: «…была разбита командирская рубка, повреждено рулевое управление, почти вся артиллерия вышла из строя»{659}, у А.Л. Сидорова затапливали уже «горевший “Варяг”»{660}, в «Боевой летописи русского флота» находим: «Большинство орудий вышло из строя; в разных местах возникли пожары»{661}. После покупки крейсера у японской стороны выяснилось, что все механизмы и системы оставались на крейсере постройки завода Крампа{662}. Все 10 лет своей службы в японском флоте крейсер провел как учебное судно, и даже совершил кругосветное плавание{663}. Лейтенант «Варяга» Е.А. Беренс писал в своих воспоминаниях, что ожидал на Родине вовсе не радушного приема, а заключения под стражу и суда{664}. Командир канонерской лодки «Кореец» капитан 2 ранга Г.П. Беляев взорвал свое судно, оно японцам не досталось.
Советская историография считала командира «Варяга» пострадавшим по политическим мотивам{665} и связывала его дальнейшую отставку с отказом выдать революционных матросов команды броненосца «Андрей Первозванный». Каноническая для советских историков версия отставки Руднева выглядела так: находясь на приеме у командующего войсками округа великого князя Н.Н. Романова, капитан 1 ранга В.Ф. Руднев «стукнул кулаком по столу и высказал то, что думал о царизме»{666}. Понятно, что ссылками на источники свои слова Пономарев подтверждать не стал. Укажу и на странное совпадение — после событий 1917 года офицеры крейсера «Варяг» оказались на стороне советской власти. Е.А. Беренс — штурманский офицер крейсера «Варяг» получил должность морского атташе Рабоче-Крестьянского Красного Флота в Англии. Старший артиллерист крейсера «Варяг» С.В. Зарубаев, главный виновник того, что орудия не были перед затоплением уничтожены, в 1919 году назначен инспектором Высшей военно-морской инспекции{667}. Более того, советские историки указывали на отчисление из Морского кадетского корпуса и сына В.Ф. Руднева, опять-таки по политическим мотивам{668}, хотя мне кажется более основательным утверждение о том, что Николай Руднев подвергся остракизму со стороны будущих офицеров в связи с мифом о гордом «Варяге». Вполне справедливые, но невыносимые остроты заставили молодого человека покинуть стены учебного заведения. Офицеры «Варяга» стали жертвами газетной шумихи и ажиотажа, созданного прессой вокруг подвига экипажей «Варяга» и «Корейца». Война только начиналась, и общество ждало подвигов, а военные, отправлявшиеся к местам сражений, нуждались в примерах героизма. Правительство решило использовать в этих целях Чемульпинский инцидент. Сами офицеры-«варяжцы» достаточно сдержанно оценивали свой бой. Может быть, поэтому и В.Ф. Руднев не делал представлений к георгиевским наградам на всех членов экипажа. «Доношу о беззаветной храбрости и отменном исполнении долга офицеров и команд»{669}, — писал в донесение на имя Николая II капитан «Варяга». Поэтому только один офицер решился опубликовать свои воспоминания — лейтенант Е.А. Беренс. В своих воспоминаниях он не производил тактического анализа боя (публикация не была завершена. — А.Г.), ограничился передачей общего настроения{670}. В конечном итоге, став заложниками информационного бума, офицеры — участники Чемульпинского боя были отвержены офицерской средой. Отсюда почетная отставка В.Ф. Руднева с повышением в чине. Для большинства населения нашей страны эпизод начала Русско-японской войны 1904-1905 годов будет ассоциироваться с геройским подвигом «Варяга» и «Корейца».
Причины столь неудачного для русской стороны исхода боя очевидны. Дело не в самой личности капитана 1 ранга В.Ф. Руднева, а в существовавшей системе отбора претендентов на должности в русском военном флоте. Чем дольше плавал офицер, тем выше он котировался системой морского ценза{671}. Об эффективности такого отбора офицеров красноречиво свидетельствует анекдот, приписываемый адмиралу М.П. Лазареву. «Мой сундук сделал со мной семь кругосветных походов, но так сундуком и остался», — отвечал седой адмирал{672}. Наряду с этим отсутствовали меры поощрения лучших офицеров в мирное время, так как наградная система Российской империи в основном выделяла офицеров за боевые отличия и длительные сроки службы во флоте в целом. Инициативу в командирах подавляли всячески. Отсюда нелепые обращения В, Ф. Руднева к советникам. Доходило до того, что на 1-й Тихоокеанской эскадре к починке вещей команды приступали только после специального указания адмирала О.В. Старка{673}. Учебные стрельбы не проводились в должном объеме. Нехватка снарядов в данном случае не аргумент, так как для учебной стрельбы существовали стволиковые стрельбы с заменой орудийного снаряда пулей{674}. Оптические прицелы на орудиях отсутствовали потому, что Главное управление кораблестроения и снабжения не могло выбрать из 4 различных систем оптических прицелов{675}и принять один из них на вооружение, а дальномерные станции «Варяга» вышли сразу из строя в начале боя{676}. Отсюда низкая результативность стрельбы. Другим тактическим просчетом в действиях В.Ф. Руднева явилась постановка системы артиллерийского огня. На эту ошибку указывает современный автор В.Д. Доценко{677}. В рапорте командира крейсера приводится расход боеприпасов: 152-мм — 425, 75-мм — 470, 47-мм — 210, всего 1105.{678} Скорострельность поражает даже по современным стандартам: 1105 снарядов/60 минут = 18,4 выстрела в минуту. Японская сторона выпустила всего 276 снарядов{679}. Количество выпущенных «Варягом» снарядов равно количеству снарядов, выпущенных всей русской 1-й Тихоокеанской эскадрой в бою 27 января в Порт-Артуре. В Цусимском бою во флагман японцев «Микаса» было до 36 попаданий крупного и среднего калибра, и японцы открыто говорили о тяжелых повреждениях этого броненосца и даже опасались за жизнь вице-адмирала Того Хейхатиро, находившегося на нем. Возникает вопрос о том, куда попали 425 снарядов крупного калибра, выпущенные с «Варяга»? Сосредоточенным, по одной цели, огнем можно было нанести существенный вред неприятелю, переключаясь последовательно от одного корабля к другому. Именно таким образом в Цусиме были разгромлены новейшие броненосцы, составлявшие ударную силу русской эскадры{680}. Удивительно отсутствие концентрации огня на одной цели, ведь на «Варяге» была установлена система оповещения всех орудий и торпедных аппаратов. Учились русские моряки не стрелять, а покидать корабль, то есть разыгрывали шлюпочное учение{681}. Матрос крейсера «Рюрик», как и «Варяг», входившего в 1-ю Тихоокеанскую эскадру, М. Сливкин вспоминал, как одного из офицеров списали на берег после не столь удачного шлюпочного учения{682}. Чему в мирное время учились, тем в военной обстановке и пользовались. В.Ф. Руднев разыграл образцовое шлюпочное ученье, перевез оперативно весь личный состав на иностранные суда. Даже в рапорте отметил, что опыт боя показал преимущество железных лодок{683}.
