Преследование должно быть преимущественно не прямым (под ударами вражеской артиллерии), а параллельным: обойти отступающего противника и задержать его до подхода пехоты. Стратегическая кавалерия действует в оперативном масштабе ударами во фланги отступающего неприятеля, одновременно заходя в его глубокий тыл, дабы расстроить подход резервов к полосе прорыва. Именно таким образом, осмыслив негативный опыт первого этапа Брусиловского прорыва, главкоюз ген. А.А. Брусилов намеревался использовать кавалерию в июле 1916 года. После прорыва германской обороны под Ковелем усилиями Гвардейского отряда ген. В.М. Безобразова и 8-й армии ген. А.М. Каледина в прорыв должна была быть введена конница, в том числе и гвардейский кавалерийский корпус. Прорыв не удался, а потому конница так и не была применена по своему прямому назначению.
Итак, в кампании 1916 года по различным обстоятельствам русской кавалерии вновь не пришлось оправдать свое существование в качестве многочисленного и основного рода войск. В результате Ставка, поддержанная фронтовыми командованиями, стала сокращать конницу. Новое реформирование русской кавалерии пришлось на зиму 1916/17 года, когда на Восточном фронте уже затихли бои. Продолжал вести активные боевые действия только Румынский фронт, однако и там дело с конницей обстояло неважно. Вследствие эвакуации в Молдавию массы румынских беженцев, износившаяся за годы войны железнодорожная сеть не справлялась со снабжением войск. Между тем лошадь требует громадного количества фуража и, в отличие от людей, не может высидеть на чечевице и последних сухарях.
Разоренная войной Молдавия не могла дать необходимого снабжения, и продфураж приходилось везти из России по одной железнодорожной ветке. Так как обозы армейских корпусов и без того поглощали все запасы Румынского фронта, командование распорядилось отвести всю кавалерию в тыл. Причем это произошло под давлением кавалерийских начальников, сознававших бесполезность дальнейшего присутствия конницы на Румынском фронте, ибо из-за бескормицы русская конница все равно не могла надлежащим образом выполнить ставящиеся перед ней задачи. Так, донесение начальника 3-го кавалерийского корпуса ген. графа Ф.А. Келлера указывало: «Ходатайствую об отведении корпуса в составе 10-й кавалерийской, 1-й Донской казачьей и 1-й Терской казачьей дивизий в глубокий тыл хотя бы на короткое время, чтобы дать ему возможность пополниться и привести в порядок материальную часть для дальнейшей работы»[209].
На всех фронтах конница выводилась в резерв, так как фуража не хватало, лошади погибали, и потому конные части все равно не представляли собой мощного боевого элемента. Требовалось подправить конский состав — особенно это касалось Румынского фронта. Барон П.Н. Врангель писал о районе Кишинева зимы 1916/17 года: «Здесь сосредоточивалась большая часть русской конницы с Румынского фронта. Богатая местными средствами, и главным образом фуражом, Бессарабия давала возможность нашей коннице занять широкое квартирное расположение и в течение зимнего затишья на фронте подправиться и подкормиться»[210].
Конечно, главной причиной реформирования кавалерии стали не проблемы с фуражом, а отсутствие необходимости в большом количестве кавалерийских соединений. Если же вспомнить, что казаки воевали на коне (исключение — кубанские пластуны и один пластунский дивизион из донцов на Кавказском фронте), то сокращению должны были подвергнуться регулярные конные части. Хотя, конечно же, о снабжении не забывали. Современник событий указывал, что «дислокация сенокосных угодий не соответствовала дислокации воинских частей. Отсюда и приходили те явления, на которые указывают участники войны, а именно, что не сено доставлялось в районы расположения конницы, а конница располагалась там, где было сено… В результате неудовлетворительной доставки сена на фронт и несоответствия дислокации сенных угодий дислокации армии, эскадроны один за другим спешивались, а конница постепенно теряла свою боеспособность, лишаясь лошадей»[211].
Решение о реформировании всей русской Действующей армии было принято на совещании в Ставке 17 — 18 декабря 1916 года. Кампания 1917 года согласно намерениям императора Николая II должна была принять решительный характер. И дело было не столько в самой затянувшейся войне, сколько в том, что Российская империя трещала под следствиями общей неготовности России к Большой Европейской войне таких масштабов, а также под ударами либерально-буржуазной оппозиции, рвавшейся к власти любой ценой. Следовательно, русская армия должна была принять такую организацию, что позволила бы ей решить исход войны уже в 1917 году. Люди были, техника поступала, дело — за самой структурой.
Подробнее эта реформа, получившая название по имени своего вдохновителя — ген. В.И. Гурко, временно исполнявшего обязанности начальника штаба Верховного Главнокомандующего, будет рассмотрена в третьей части. Здесь же скажем, каким образом она отразилась на русской кавалерии. Боевая работа конницы на 31 октября 1916 года: 494 эскадрона (сотни) — 50% — в окопах; 72 эскадрона (сотни) — 7% — служба охранения и разведки; 420 эскадронов (сотен) — 43% — в резерве армий[212]. Как видим, половина конницы несла окопную службу, что отражало взгляды высшего генералитета на ее использование. Ясно, что сам генерал Гурко не мог принять исключительно своего собственного решения на реорганизацию. Прежде — он выслушивал мнения высших генералов, прежде прочих — главнокомандующих фронтов. Отсюда и принципы реформирования.
Первый шаг к изменению положения кавалерии сделал генерал Алексеев. Приказ Верховного Главнокомандующего от 7 декабря 1916 года предписывал при каждом кавалерийском полку иметь уже не один, а два стрелковых эскадрона, а стрелковые эскадроны кавалерийских дивизий свести в 6-эскадронные стрелковые полки. То есть на вооружение фактически брался австро-венгерский образец. При всех казачьих дивизиях требовалось сформировать по одному 3-сотенному дивизиону. Исследователь резюмирует: «По всей видимости, создание стрелковых эскадронов являлось закономерным результатом невозможности широко использовать в условиях позиционной войны весьма многочисленную в русской армии конницу»[213].
И действительно, это было так. Приказ Ставки указывал, что «громадная масса нашей конницы не находит достаточного применения своих сил и ей приходится работать в пешем строю». Отсюда делался вывод, что сокращение конницы вольет кадры в понесшую большие потери пехоту и одновременно отдаст часть своего конского состава артиллерии, решающей исход сражений. Иными словами, сокращение кавалерии будет проходить не ради самого сокращения как такового, а во имя усиления основных родов войск — пехоты и артиллерии.
При этом, дабы не «понижать» кавалеристов «в ранге» простой передачей части всадников в пехоту, командование просто-напросто образовало стрелковые части при кавалерийских дивизиях за счет самих этих дивизий. В итоге общий процент пехоты, так или иначе, увеличивался, а конницы — сокращался. Таким образом, в январе 1917 года уже существовавшие стрелковые дивизионы развертывались в стрелковые полки при кавалерийских дивизиях. Кроме того, резкому сокращению подлежали те кавалерийские подразделения, что придавались армейским корпусам, — войсковая конница. В значительной степени именно это сокращение позволяло экономить усилия транспорта на поставках в войска фуража.
Для получения людей в стрелковые полки два конных эскадрона спешивались, и в конном строю кавалерийского полка оставались только четыре эскадрона. Следовательно, кавалерийская дивизия вместо двадцати четырех эскадронов (сотен) должна была теперь иметь только шестнадцать эскадронов (сотен). Главными инициаторами такой реформы стали начальник штаба Верховного Главнокомандующего ген. М.В. Алексеев (пехотинец), полевой генерал-инспектор артиллерии великий князь Сергей Михайлович (артиллерист) и главнокомандующий армий Юго-Западного фронта ген. А.А. Брусилов (кавалерист, не сумевший использовать конницу в прорыве). Генерал Гурко фактически стал только исполнителем. Участник войны — кавалерист, служивший в 9-й кавалерийской дивизии, сообщает о формировании стрелковых дивизионов (затем — полков) при кавалерийских дивизиях зимой 1916/17 года: «Целью образования таких частей при кавалерийских дивизиях являлась необходимость придания большей устойчивости действиям конницы вообще и в особенности в условиях постоянного спешивания конницы для боя на широком фронте. Кроме того, являлась возможность быстрого использования безлошадного элемента в полках включением его в организованную и сплоченную боевую часть, какой являлся стрелковый дивизион. Позже, при развертывании стрелкового дивизиона в полк, на его укомплектование пошли по жребию полностью по два эскадрона от каждого полка дивизии»[214].
