Не любившие нести напрасные неоправданные потери, даже не сблизившись с противником ближе, чем на 400–500 м,{603} донцы не собирались входить в дистанцию эффективного ружейного огня. Казалось, они одним своим присутствием демонстрировали угрозу и, в конце концов, разрушили стройную неприятельскую защитную линию.
Вудс, кажется, первый из иностранных авторов, который осмелился утверждать, что никакой атаки гусар на шотландцев не было. Шотландцы не выдержали нервного напряжения и открыли огонь. Они не смогли продемонстрировать великого военного искусства, свойственного лучшей пехоте — ее способности выдерживать психологическое давление атакующей кавалерии, не открывая огня с дальнего расстояния. А дистанция была запредельной.
Капитан 93-го Блекетт говорит о 500 метрах. Эффективность сомнительная, о точности даже говорить не приходится — это скорее стрельба не «по», а «в сторону». Похоже, выстрелы — всего лишь попытка шотландцев показать себя, обозначить намерение не отходить или попытаться морально воздействовать на противника. С таким же успехом они могли стрелять в воздух.
Сколько было залпов — непонятно. Рассел говорит о трех,{604} другие — о двух. Блекетт о первом в наступающую кавалерию и втором — вдогонку. В любом случае ни разу полк не стрелял всей линией, огонь вели одна или несколько рот.
Вот и Вудс говорит о первом залпе, который сделала гренадерская рота горцев (командир — капитан Росс){605}, но без всякой эффективности: «…были ранены несколько русских кавалеристов, однако все оставались в седлах».{606} После чего последовал второй залп с таким же результатом (о нем говорит Пфлюг, но явно с чьих-то слов).{607}
Третий залп сделали уже турки, стоявшие плечом к плечу с гренадерами. По версии Калторпа, выстрелив без всякой команды, османские турецкие солдаты, находившиеся на одном из флангов при приближении русской кавалерии, бросились бежать к Балаклаве.{608} Турок можно понять: перед их глазами стояла гибель товарищей под саблями уральцев, а в ушах — крики погибавших…
Калторпу можно было бы поверить, если бы не слишком уж явное желание выставить союзников не в лучшем свете. Он лишь следует генеральной линии своего шефа, стремившегося все проблемы свалить на головы безропотных турок, стоически сносивших оскорбления англичан. Те, кто был с ними в строю, не всегда согласны с теми, кто в этом строю не стоял. Тот же Блекетт, который в отличие от Калтора был в эпицентре событий, в письме отцу сообщил, что турки лишь дрогнули, но не оставили строй.
Уильям Рассел. Корреспондент “Times” в Крыму. Фото Р. Фентона. 1855 г. Интересный предмет британского военного быта периода Крымской войны — указатель на Балаклаву. Автор благодарен за предоставление иллюстрации А. Руденко (Киев). На этом героическая «Тонкая красная линия» закончилась, толком и не начавшись, совсем не став похожей на известную «картину маслом» Роберта Гиббса. Для сходства ей не хватало многого: уставших солдат с черными от порохового дыма лицами, трупов людей и лошадей, валяющихся в нескольких десятках метров от строя, пустых патронных сумок и линии штыков как последней надежды. Но не будем настолько ядовиты и зловредны. Шотландские пехотинцы хорошо сделали свою работу, а то, что было потом, уже не зависело ни от них, ни от Кемпбела, ни от Росса, ни Блекетта и многих других, честно исполнивших долг…
В Британской армии 93-й полк и поныне носит прозвище «тонкая красная линия». Во время Второй мировой войны батальоны горцев сражались на всех фронтах, но наибольшую известность получили действия второго батальона полка в Малайе во время неудачных для британцев событий 1941–1942 гг., в которых шотландцы потеряли только убитыми 244 человека из 940. В написанной в 1947 г. истории 2-го батальона этот эпизод назвали «тонкой красной линией».{609}
Что касается вклада этого события в мировую культуру, то лингвистикой и изобразительным искусством дело не кончилось. Не менее интересна музыкальная сторона дела. Командир одной из рот 93-го полка капитан Мак Леод (MacLeod), страстный любитель волынки, в 1855 г. услышал игру сардинского военного оркестра (очевидно, берсальеров), игравшего мелодию из оперы «Вильгельм Телль». Офицеру показалось, что ее мотив лучше всего отражает его внутреннее состояние во время отражения атаки русской кавалерии при Балаклаве 25 октября, и он с пятью полковыми музыкантами переложил ее для волынок под названием «Зеленые холмы Тироля». С этого времени она стала одной из официальных полковых композиций. В 1857 г. в Индии уже майор Мак Леод, ворвавшись одним из первых в Лахнау, исполнил ее с полковыми волынщиками под пулями. Волынка, на которой он играл в тот день, хранится в полковом музее 93-го полка.
ТРУДНЫЙ БОЙ С ТЯЖЕЛОЙ БРИГАДОЙ
«Кое-кто из русских был поражен тем, как владеют саблями наши люди».
Сержант Генри Френки. Тяжелая бригада кавалерии.
Это был короткий, но чрезвычайно динамичный эпизод сражения. Его продолжительность оценивают минимум 7, но не более чем 10 минут.{610} В этом диапазоне имеют место быть все остальные цифры. К примеру, 9 минут в английской медицинской литературе.{611} Возможно, все произошло даже быстрее, притом настолько быстро, что в донесении Меншикова об этом событии не сказано ни единого слова.{612}
Попытаемся разобраться в происходившем хотя бы ради того, чтобы ответить на напрашивающиеся сами собой вопросы. Среди них, конечно, главнейший — для чего и кому нужно было это столкновение? Остальные вопросы, так сказать, второго уровня. Среди них наиболее популярны два. Почему численно превосходящая англичан русская кавалерия потерпела поражение от, как обычно принято считать, гораздо более малочисленной британской? Было это поражением или стороны после упорной, но короткой схватки разошлись, так и не выяснив отношения?
Начнем с русской стороны и в первую очередь выслушаем очевидцев, разбив происходившее на временные эпизоды.
Итак, очевидцы. Их можно разбить на две категории: те, кто видел, и те, кто участвовал. Есть еще третья категория — те, кто слышал, но к их свидетельствованиям мы будем прибегать в исключительных случаях. Хотя к любой из других категорий нужно тоже относиться внимательно.
Начнем с участников. Их трое. Старший по званию и должности — командующий кавалерией генерал-лейтенант Рыжов, который этим боем должен был руководить. Лучше, подробнее него никто не мог знать.
Он несколько раз писал о событиях этого дня, но каждый раз подвергался нещадной критике.{613} Следующий — штабс-ротмистр Арбузов, командир эскадрона 12-го гусарского Гросс-Герцога Саксен-Веймарского (Ингерманландского) полка.{614} Он для нас главный свидетель, ибо был в гуще схватки и, нужно сказать, довольно объективен.
Неподалеку находился командир эскадрона в Сводном уланском полку поручик Корибут-Кубитович, непосредственно в бою с английскими драгунами не участвовавший, но бывший непосредственно на поле сражения.{615} Его место где-то между участниками и свидетелями.
От участников перейдем как раз к ним. Это, конечно, генерал-лейтенант Липранди, командовавший всей операцией, без разрешения которого ни один взвод, ни один эскадрон не имели права сдвинуться с места.{616} Следующий — поручик Ушаков, его адъютант по артиллерии.{617}
Есть еще Кожухов, Калинин, только их воспоминания противоречивы, потому что основываются на рассказах очевидцев или действительных участников, но иногда гораздо более эмоциональных, чтобы быть «правдой и только правдой». Есть несколько солдатских воспоминаний, записанных русскими журналистами (к примеру, А.Ф. Погосским) и опубликованных в различных изданиях уже позже войны.
У англичан свидетелей тоже немало. Среди них даже двое гражданских: Кинглейк и Рассел. Один историограф, другой журналист.
Участников много больше. Иногда кажется, что тот, кто, по его мнению, лишил жизни хотя бы одного русского, писал сразу мемуары. Обязательным условием была великая и славная победа над русскими и их позорное бегство. Отсюда и пошло рождение еще одного мифа о великом подвиге солдат Королевы.
Много воспоминаний солдат и офицеров Тяжелой бригады. (Ходж, Форест, Хан-тер, Гудман, Френки и др.), но в их памяти отрывочные воспоминания, переполненные победной эмоциональностью (иногда с презрительно унижающей противника интонацией: «…били, как собак», «резали, как овец»), которую не задумываясь подхватили многие исследователи. Их можно понять, каждый хотел найти свое место в британской истории, притом в один из величайших ее дней. Но в то же время они настолько схожи, что прошу прощения у читателей, если не приведу их все.
