Оборудованная в районе Бреста приемопередающая станция для Корсиканца «А-1» перестала существовать в первые же дни войны, уничтоженная стремительно наступавшим вермахтом. Другого приемного пункта у внешней разведки не было, и Фитин, получив из Берлина подтверждение тому, что «Д-6» может связаться с Москвой, срочно обратился 25 июня 1941 года к заместителю начальника 5-го управления НКО СССР генерал-майору А.Б. Панфилову с просьбой установить связь с нелегальной радиостанцией, находившейся в Берлине. Желательно, чтобы радиосеансы проводились из Минска и полученные материалы пересылались в 4-е управление НКГБ, указал Фитин. Но Разведывательное управление Генштаба Красной Армии не смогло выполнить просьбу коллег из внешней разведки, так как быстро менявшееся положение на фронте и отступление Красной Армии постоянно корректировали оперативную обстановку. И, увы, не в лучшую сторону!
Попытка обогнать время и как можно скорее принять сигналы Корсиканца не достигла цели. Внешняя разведка по-прежнему оставалась лицом к лицу с необходимостью установления радиоконтакта с берлинским подпольем. Будь в Германии хотя бы один разведчикнелегал, не пришлось бы предпринимать рискованные поспешные шаги без гарантии того, что они принесут ожидаемые результаты.
Стоило, однако, взглянуть на карту Европы, чтобы заметить, что расстояние от Стокгольма или Лондона до Берлина было намного короче, чем от Минска или Москвы, не говоря уже об Урале. Это натолкнуло руководство разведки на мысль — использовать радиостанции резидентур НКГБ—НКВД в Великобритании и Швеции для прослушивания эфира и нахождения позывных Корсиканца. Резидентам в Стокгольм и Лондон были сообщены время и длина волны «Д-6» с указанием слушать их постоянно и немедленно докладывать о результатах. Наступила пауза, которая чем дальше, тем становилась тягостнее. В Центре не могли понять, в чем дело: берлинцы имели, как считалось, исправную, опробованную аппаратуру, радисту Кляйну показали, как работать на ней, дали порядок связи с Москвой — что еще требовалось?! Все казалось надежным, отлаженным, и о каких-либо неурядицах не могло быть и речи. Но чем дальше, тем настойчивее руководство разведки терзал вопрос: почему молчит Корсиканец? О том, что Кляйн по неосторожности повредил рацию, узнали позднее.
В дни немецкого наступления 1941 года на Москву большая часть центрального аппарата внешней разведки выехала из Москвы на Урал. На Лубянке осталась лишь небольшая оперативная группа. Перебазировалась из Москвы и приемопередающая радиосистема. Даже при самых благоприятных условиях Центр лишился на месяц-полтора, а то и больше возможности принимать сигналы зарубежных корреспондентов.
Кураторство над разведкой вновь вернулось в НКВД, и ее делами, как прежде, занялся Берия. Он проявил особый интерес к положению немецкого отдела, игравшего в общем раскладе сил одну из ключевых, если не главную роль, а также спросил о причинах отсутствия связи с Корсиканцем и Старшиной. Получив необходимые разъяснения, потребовал активизации работы отдела и, в частности, предложил возобновить слушание рации Корсиканца из Стокгольма. Одновременно Берия порекомендовал выяснить в Разведывательном управлении Генштаба Красной Армии и в Коминтерне, нет ли у них возможностей в Швейцарии для установления связи с Вольфгангом Лангофом, немецким коммунистом, проживавшим в одном из швейцарских городов. Как было известно Берии, он якобы имел связь с группой Старшины. Через Лангофа, далее радиоточку Коминтерна или Разведывательного управления, полагал Берия, можно было наладить прямой контакт со Старшиной. По мнению Берии, использование возможностей антифашиста Шульце-Бойзена во время войны могло быть высокоэффективным.
Часть указаний наркома Фитин тут же принял к исполнению, а над другой серьезно задумался. Радиостанция в Стокгольме так и не добилась успеха в поиске позывных Корсиканца. Может быть, резидентура не приложила всех усилий для этого или она исчерпала свои возможности? Фитин пригласил заместителя начальника немецкого отдела майора госбезопасности П.М. Журавлева и радиоэксперта, чтобы вместе с ними оценить ситуацию и найти оптимальный вариант решения. Выполнить поручение наркома, касавшееся Швейцарии, было непросто. Фитин сообщил Журавлеву, что Коминтерн никого не имеет в Швейцарии и обращаться в ИККИ с просьбой оказать содействие — напрасная трата времени.
— Свяжитесь без промедления, — указал Фитин, — с работниками Разведывательного управления и выясните, можем ли мы рассчитывать на их поддержку.
При этом Фитин не мог не вспомнить, что совсем недавно из рук внешней разведки ускользнула вербовка А. Абрамсона, сотрудника МОТ в Женеве. Как бы он сейчас пригодился! Тогда было решено не мешать военным работать с этим человеком. Добрые дела не забываются, и военные коллеги, рассчитывал Фитин, откликнутся, помогут.
Ответ «военных соседей» разочаровал Фитина. Разведывательное управление сообщило, что имеющиеся у него возможности в Швейцарии не позволяют подобрать надежного курьера, способного совершить поездку в Берлин. Начальник разведки, хотя и огорчился, продолжал обдумывать возможные варианты действий. Какая-то пока неясная ему самому мысль мелькнула в его голове. «Надо будет к этому еще вернуться», — подумал он.
Никаких обнадеживающих вестей не поступало и с берегов Балтийского моря, хотя радист возобновил регулярное прослушивание эфира. Несколько позднее Лондон вдруг сообщил, что рация резидентуры приняла радиосигналы Корсиканца. По сообщению лондонского резидента, «Д-6» работал в 23.30 по местному времени на обусловленной до войны радиоволне, длиною 46,1 метра с позывными AER при слабой слышимости. В дальнейшем сигнал не повторился.
Об этой новости П.М. Журавлев срочно доложил начальнику немецкого отдела капитану госбезопасности А.М. Короткову. Начался всесторонний и придирчивый анализ полученного донесения. Выходило, что радист «Д-6» ориентируется в условиях связи, однако посланные ему радиосигналы из Куйбышева, судя по всему, до него не дошли.
В принципе радист лондонской резидентуры мог бы наладить дальнейший поиск корреспондента «Д-6», однако за берлинской рацией, как стало известно, ведут радионаблюдение англичане.
Пришли к одному выводу: в Лондоне рисковать и привлекать внимание к агенту не будем, а вот в Москве в ближайшие дни необходимо создать приемно-передающий пункт и организовать регулярный контроль за работой «Д-6».
— У меня предчувствие, Александр Михайлович, что мы рискуем вновь столкнуться с непроходимостью радиоволн. Надо ставить очень мощный приемник, чтобы услышать Корсиканца, а положение в Москве напряженное, — высказал свое мнение Журавлев.
— За Москву я, Павел Матвеевич, спокоен, столица выстоит. В душе согласен с вами, — продолжил он, — что обученный и подготовленный связник-курьер был бы сейчас более чем кстати. Но его нет, начатая перед войной подготовка разведчиков-нелегалов для оседания за рубежом оказалась незавершенной.
— Полагаю, что без связника все же не обойтись. Вот и нарком рекомендует забросить на континент ходока. Но вы правы, Александр Михайлович, где его сейчас взять, время торопит и не оставляет нам почти никакого выбора.
— Фитин как-то вскользь заметил, что у него на этот счет есть мысль, — сказал Коротков и вопросительно посмотрел на своего заместителя.
— Ну что же, вот и обмозгуйте ее общими усилиями.
Руководство немецкого отдела доложило начальнику разведки свою оценку сложившейся обстановки: нет и в ближайшем будущем трудно ожидать устойчивой радиосвязи с берлинской группой. Отсутствие полной ясности в причинах молчания рации «Д-6» делает необходимой посылку в Берлин надежного курьера-связника. Отдел, однако, не располагал возможностями самостоятельно решить эту проблему.
— У меня тоже нет готовых курьеров, — заметил Фитин. — Попробуйте связаться с Разведывательным управлением Генштаба Красной Армии, поговорите, может быть, у них есть все-таки резидент в Европе? За нами долг не пропадет.
— Павел Михайлович, — встревожился Коротков, — а не получится ли так, что мы отдадим военной разведке Корсиканца, Старшину и Старика. С чем сами воевать будем?
Фитин взглянул на Короткова.
— У вас есть другое решение?
— Нет.
— Тогда надо довольствоваться этим. Если выясните, что «военные соседи» могут нас поддержать, изложите им суть нашей просьбы. Я завизирую телеграмму, а славой, если она будет, сочтемся.
Фитин не ошибся в своих предположениях. В Париже у военных действовал резидент Отто (Л. Треппер), которому они брались переслать задание руководства внешней разведки. Связь с ним осуществлялась через бельгийского резидента Кента (А. Гуревича).
