От местных жителей я узнала, что на противоположном конце деревни находились немцы и что появляться посторонним здесь опасно, так как накануне в Помоклах были убиты два немецких солдата, за что немцы расстреляли несколько граждан. В деревне я пробыла около часа и, достав продукты, возвратилась обратно.
Придя к выводу, что передвигаться большой группой дальше рискованно, начальник разведотдела и ряд других лиц от нас отделились и решили выходить из окружения самостоятельно. Я осталась с Власовым и политруком Свердличенко.
Следуя по лесу к селу Соснова, мы догнали одного из жителей этого села. Мы попросили его помочь нам достать гражданскую одежду. О себе мы ничего не говорили, но он по нашему виду понял, что мы являемся командирами Красной армии. Не доходя до Сосновы, оставив Власова и Свердличенко, я зашла в село с этим человеком. Как затем я узнала, в селе находились немцы, занявшие школу в противоположном конце села, у дороги.
Встретившийся нам в лесу человек пригласил к себе домой местного старого партийного работника Любченко, которого я попросила оказать помощь в приобретении гражданской одежды для двух командиров Красной армии в обмен на принесенные мной кожаное пальто и гимнастерку. Я попросила также указать безопасный маршрут следования в расположение частей Красной армии.
Вскоре Любченко снабдил меня гражданской одеждой для Власова и Свердличенко, а в отношении маршрута предложил, чтобы они зашли к нему и он сам с ними переговорит.
Переодевшись, Власов и Свердличенко зашли в Соснову, где встретились с Любченко. Они представились ему как командиры Красной армии, при этом политрук показал Любченко свой партийный билет. Затем они стали разговаривать о маршруте следования к частям Красной армии. Любченко связал Власова с партизанским отрядом, находившимся близ Мосновы в лесу. Здесь Власов ознакомился с обстановкой, а также узнал, что менее опасным является путь на гор. Прилуки через село Черняховку, с обходом населенных пунктов, занятых немцами.
Из этого села мы ушли на следующий день, не будучи никем задержаны. Я и Власов ночевали здесь у одной старухи, имевшей сына и дочь, а Свердличенко ночевал у человека, которого мы накануне встретили в лесу. Перед уходом я и Власов отдали Любченко на хранение свои пистолеты и документы, за исключением удостоверений личности. Кроме того, Власов оставил себе партийный билет. Отдавал ли какие-нибудь документы Свердличенко, мне неизвестно, но я знаю, что при нем все время находился партийный билет…
Из Сосновы мы направились в дер. Черняховку, но в нее не заходили…
Примерно 10 октября 1941 г. мы подошли к селу Верхняя Журавка, близ гор. Прилуки.,.
Между 15 и 20 октября, вечером, мы подошли к городу Белополье…
Не доходя 80—100 км до Курска, в одном из сел, названия которого я не помню, мы узнали, что здесь находятся военнослужащие Красной армии. Оказалось, что это партизанский отряд, возглавляемый лейтенантом…
От командира отряда мы узнали, что части Красной армии находятся в Курске и что нам следует поторопиться, так как Курск готовят к эвакуации.
После встречи с партизанами шедший с нами работник склада 37-й армии ушел вперед, так как считал, что один выйдет быстрее к частям Красной армии. Близ Курска ушел вперед и Свердличенко, чтобы узнать, где лучше перейти линию фронта. К нам он больше не вернулся.
1 ноября 1941 г. Власов и я вошли в Курск, где встретились с частями Красной армии. В тот же день мы выехали в Воронеж…»
Из этого рассказа можно сделать только один-единственный вывод: несмотря на сложности выхода из окружения, генерал Власов целенаправленно шел на восток по тылам противника.
Попасть в плен он мог элементарно, но, судя по всему, совершенно об этом не помышлял. Но обратим внимание на такой штрих: выход из окружения Власов начинает со штабом армии, затем, после разделения на группы, лично сам возглавляет одну из таких численностью до 30 человек и в результате выходит к своим только с А.П. Подмазенко.
В двадцатых числах ноября 41-го Власова разыскивает Главное управление кадров, в связи с предполагаемым назначением, командующим вновь формируемой 20-й армии.
На запрос ГУКа из штаба Юго-Западного фронта по телеграфу ответили:
«Генерал-майор Власов сможет быть направлен не ранее 25—26 ноября в связи продолжающимся воспалительным процессом среднего уха.
Начальник штаба ЮЗФ Бодин
Зам. нач военсанупра ЮЗФ Бяляк-Васюкевич».
Начальником штаба 20-й армии был назначен полковник Л.М. Сандалов. 28 ноября 1941 года он прямо с аэродрома прибыл в Генеральный штаб для беседы. В кабинете Маршала Советского Союза Б.М. Шапошникова Леонид Михайлович поинтересовался:
— А кто назначен командующим армией?
— Недавно вышедший из окружения командующий 37-й армией Юго-Западного фронта, — ответил Борис Михайлович и назвал фамилию не известного прежде Сандалову генерала. — Но учтите, что он сейчас болен. В ближайшее время вам придется обходиться без него. Однако все важные вопросы согласовывайте с ним. В штаб фронта ехать вам уже нет времени, да к тому же вас знают там по первым месяцам войны. Напутствие мое вам такое — быстрее сформировать армейское управление, развернуть армию, создать оборону и готовиться к наступлению.
Поздно вечером 29 ноября Ставка приняла решение о начале контрнаступления под Москвой, а уже утром 30-го Военный совет Западного фронта представил свои соображения, и план был утвержден.
20-я армия получила приказ нанести главный удар в направлении Солнечногорска и во взаимодействии с 1-й ударной и 16-й армиями овладеть городом.
В самый сложнейший период подготовки армии к боевым действиям генерал Власов так и не прибыл из госпиталя. Не появился он и в начале декабря…
8 декабря была взята Красная Поляна, 12 декабря — Солнечногорск и 20 декабря — Волоколамск.
Леонид Михайлович Сандалов в письме начальнику Генерального штаба Маршалу Советского Союза М.В. Захарову в декабре 1964 года писал: «Во время Московской битвы я — во второй половине ноября 1941 г. — стал начальником штаба новой только что сформированной 20-й армии. Это сильная полнокровная армия, вместе с такой же — 1-й ударной армией, возглавил наступление Западного фронта (Клин-Солнечногорская операция) под Москвой.
20-я армия освободила Красную Поляну, овладела городом Солнечногорском. А затем по распоряжению командования Западного фронта повернула на Волоколамск. Часть сил оставила для наступления по шоссе от Солнечногорска на Клин, в полосе 1-й ударной армии. 20-я армия от Солнечногорска с боями наступала на Чудоль, Чисмену, Волоколамск. Надо сказать, что назначенный командующим 20-й армии Власов… до освобождения Волоколамска армией, по существу, не командовал. Он объявил себя больным (плохо видит, плохо слышит, разламывается голова). До начала операции жил в гостинице ЦДКА, а затем его переводили с одного армейского КП на другой под охраной врача, медсестры и адъютанта. Подходить к нему не разрешали. Все документы для подписи я посылал Власову через его адъютанта, и он приносил их подписанными без единого исправления.
Впервые я, да и другие офицеры штаба, увидели Власова в Чисмене (под Волоколамском). А первый доклад я делал ему лишь в Волоколамске. Поэтому от начала операции до выхода армии в Волоколамск мне совместно с заместителем командующего армией полковником Лизюковым А.И. …и членом ВС армии дивизионным комиссаром Куликовым П.Н. приходилось руководить действиями войск армии непосредственно самим».
Первая встреча Сандалова с Власовым была весьма любопытной: «В полдень 19 декабря в с. Чисмены начал развертываться армейский командный пункт. Когда я и член Военного совета Куликов уточняли на узле связи последнее положение войск, туда вошел адъютант командующего армией и доложил нам о его приезде. В окно было видно, как из остановившейся у дома машины вышел высокого роста генерал в темных очках. На нем была меховая бекеша с поднятым воротником, обут он был в бурки.
Это был генерал Власов. Он зашел на узел связи, и здесь состоялась наша первая с ним встреча. Показывая положение войск на карте, я доложил, что командование фронта очень недовольно медленным наступлением армии и в помощь нам бросило на Волоколамск группу Катукова из 16-й армии. Куликов дополнил мой доклад сообщением, что генерал армии Жуков указал на пассивную роль в руководстве войсками командующего армией и требует его личной подписи на оперативных документах. Молча, насупившись, слушал все это Власов. Несколько раз переспрашивал нас, ссылаясь, что из-за болезни ушей он плохо слышит. Потом с угрюмым видом буркнул, что чувствует себя лучше и через день-два возьмет управление армией в свои руки полностью. После этого разговора он тут же на ожидавшей его машине отправился в штаб армии, который переместился в Нудоль-Шарино».
