Сергей Ченнык - От Балаклавы к Инкерману

Подполковник Калторп приводит такую арифметику потерь по категориям личного состава{1018}:

Пехота. 93-й горский Аграйл и Сазерленда полк: по данным полкового врача Мунро, в полку было всего двое раненых.{1019}

К материальным потерям можно отнести 9 взятых русскими 12-фунтовых орудий, которые были увезены.{1020} Тяжелые 24-фунтовые пушки по возможности русские привели в негодность.

4-й полк африканских егерей: «…конных егерей перед нашим каре легло немало».{1021} Цифры разные. По одним — 20 убитых и раненных.{1022} По другим — 10 убитых (в том числе 2 офицера) и 28 раненных.{1023} Базанкур, наверное, наиболее точен: 2 офицера и 11 солдат убиты. 7 солдат ранены. В том числе у двоих были ампутированы конечности. 16 лошадей убиты, 12 получили ранения.{1024}

Общие потери французов в этот день англичане оценили как 2 офицера и 50 солдат и сержантов раненными, пропавшими без вести и убитыми.{1025}

По Калторпу, потери турок в этот день были 9 офицеров и около 250 нижних чинов. {1026} Очевидно, где-то так и было.

Что касается потерянных турками на редутах 12-фунтовых орудий, то вопрос об их дальнейшей судьбе не имеет однозначного ответа. Единственным источником, который заслуживает доверия, могут быть воспоминания адмирала Сеймура, который в Крыму был совсем мальчишкой, сначала корабельным гардемарином, потом мичманом. Он утверждает, что видел их уже после войны в Москве, в Кремле.{1027}

«…Кавалерия, в течение известного периода бывшая царицей битв и так часто дававшая решительный поворот в бою атаками своих масс, по-видимому, утратила свое прежнее значение на современных полях сражений».

Итак, сражение при Балаклаве стало не только единственным удачным полевым сражением для Российской армии, но и единственным крупным делом российской кавалерии на крымском театре Восточной войны 1853–1856 гг. Кавалерийские схватки несмотря на их ожесточенность не принесли ощутимого результата ни одной из противоборствующих сторон. Ни для одной из них не стало шедевром планирования, организации, управления и взаимодействия. Блестящее начало операции, спланированное и проведенное Липранди, было «исковеркано», в основном безграмотными действиями Рыжова.

Энгельс по достоинству оценил всех участников: «В общем и целом мы находим, что в данном случае союзники были никак не слабее русских, что они располагали превосходными позициями для отступления и могли бы смелой атакой, кавалерийской и пехотной вместе, добиться решительной победы, не такой, как на Альме, оставшейся без результата, а победы, которая избавила бы их от необходимости вести кровопролитное сражение, разыгравшееся 5 ноября. Теперь же они даже не окупили всего понесенного ими урона; благодаря странному сочетанию чрезмерной смелости и чрезмерной осторожности, неуместной стремительности и неуместной робости, порыва, пренебрегающего правилами военного искусства, и ученых тонкостей, упускающих благоприятный момент для действия, благодаря этой удивительной манере всегда делать не то, что нужно, и не тогда, когда нужно, характерной для всех действий союзников, они полностью проиграли сражение под Балаклавой».{1028}

Оценки результатов сражения у Балаклавы неоднозначны, часто полярные как среди его участников, так и среди последующих его исследователей. Маятник колеблется от «полного разгрома» неприятеля, уничтожения его кавалерии, «блестящего результата»,{1029} до бессмысленного малозначительного военного эпизода. Российская история военно-морского искусства называет действия русских войск «успешным наступлением», благодаря которому удалось перерезать основную коммуникационную линию англичан между Балаклавой и неприятельскими позициями у Севастополя. Но здесь же говорится, что «по вине Меншикова, не выделившего необходимых подкреплений отряду Липранди, закрепить достигнутый успех и удержать занятые позиции не удалось».{1030}

Не будем столь критичны. Мы уже знаем, что на самом деле никакого наступления не предполагалось. Тотлебен писал о событиях этого дня в своих записках: «Генерал Липранди третьего дня двинулся в тыл неприятеля со своею дивизией, имея всего 6 пехотных и 7 кавалерийских полков; он овладел четырьмя редутами, захватил 11 орудий, изрубил четыре эскадрона английской кавалерии. С каждым днем мы поджидаем подкрепления; через десять дней нам будет возможно напасть на неприятеля со всех сторон. Еще десять дней продержаться бы нам только. Посчастливится нам в это время — и все выиграно. Да поможет нам Господь!».{1031}

Сам Липранди считал, что исключительно он является автором первой и единственной полевой победы Русской армии в Крымской кампании. 30 декабря 1854 г. он сообщал в письме брату: «…Английская кавалерия была также мною уничтожена, всем этим делом распоряжался я и по моему проекту оное было исполнено».{1032}

Не будем критичны к генералу — в конце концов, он имел полное право на подобное заявление. Достаточно вспомнить штабные интриги и, по сути, заговор против командира 12-й дивизии, осмелившегося перечить главнокомандующему и, более того, оспорить его планы.

Всегда спокойно профессионально объективный Свечин дал точное определение как событию, так и его последствиям: «…Ген. Липранди произвел демонстративный нажим на турецкие части, оставленные для обороны Балаклавы; часть турецкой позиции и 11 орудий были захвачены, английская кавалерия, направленная в контратаку, расстреляна. С точки зрения сокрушения этот успех не парализовал невыгоду раскрытия перед союзниками опасности их расположения. Союзники начали усиленно укреплять свой фланг и тыл, создавая настоящую контрвалационную линию, которая бы прикрывала все Херсонесское плато и Балаклаву. Но с точки зрения измора были достигнуты огромные результаты: в этом бою мы перехватили шоссейное сообщение Балаклавы с расположением англичан; в течение всей зимы 1854–55 гг. и следующей весны англичанам пришлось доставлять на позиции все снабжение из Балаклавы по скверному проселку с бездонной грязью, крутыми подъемами; на этом проселке погибли все лошади английской артиллерии и все их попытки образовать обоз провалились; создалось положение, при котором Английская армия умирала от голода и холода в 12-ти км от переполненной запасами Балаклавы».{1033}

После подобной оценки можно даже не увлекаться дальнейшим муссированием значения, нужности или ненужности сражения под Балаклавой. Его значение не в сиюинутном истреблении живой силы, а в стратегической перспективе. Воспользовались этим или нет, это уже тема отдельная и к нашему повествованию отношения не имеющая. Об этом говорить будем в следующих частях «Исторического очерка…», ежели они, конечно, увидят свет. В подтверждение могу лишь добавить, что даже отдельные английские историки все-таки признают, что главным итогом сражения был контроль русских над частью Балаклавской долины и Воронцовской дороги.{1034}

В очередной раз доказала свое право считаться лучшей в мире русская артиллерия: «Тридцать орудий 12-й артиллерийской бригады, действовавших в продолжение 10 часов, от 6 утра до 4 часов пополудни выпустили 1596 выстрелов, в том числе 162 выстрела картечных; следовательно, каждое орудие делало в час от пяти до шести выстрелов. Этот расчет ясно показывает, что взводные офицеры производили пальбу с правильною наводкою и тщательным наблюдением за действием своего выстрела, имея в виду сбережение снарядов, что, при тогдашнем состоянии Крымской армии, было крайне необходимо».{1035}

Но не только умение точно и грамотно стрелять обеспечило ей успех: «…Хорошее состояние лошадей и исправность амуниции дали дивизиону легкой № 6 батареи возможность несмотря на крутизну более 30° подняться почти вместе с пехотою на редут № I».{1036}