В один прекрасный день Иоси Бейлин предложил мне от имени министра иностранных дел принять должность посла Израиля в России. Я поблагодарил Иоси и министра за доверие, но отказался, потому что не хочу оставлять пост главы «Натива», намного более важный для государства. Иоси Бейлин продолжал меня убеждать, и тогда я сказал, что соглашусь на пост посла в России, если буду продолжать оставаться также главой «Натива». Бейлин обрадовался и сказал, что он на это согласен. Через неделю Иоси Бейлин позвонил мне и сказал, что подобный вариант невозможен с точки зрения статуса посла и правил Министерства иностранных дел и международных конвенций. Я не очень сожалел об этом.
Еще в начале 90-х я предложил создать общий для «Натива» и Министерства внутренних дел банк данных о выезжающих в Израиль из стран постсоветского пространства. Полиция Израиля и Министерство иностранных дел Израиля имели бы свободный доступ к этим данным. Основной целью было сконцентрировать все данные о выезжающих в Израиль еще до их приезда в страну, что значительно облегчило бы всю процедуру абсорбции. Дело тянулось год за годом, в основном из-за того, что и Министерство внутренних дел и Министерство иностранных дел никак не могли справиться с проблемами компьютеризации их министерств. Мне удалось убедить Натана Щаранского, который к тому времени был председателем министерской комиссии по делам абсорбции новоприбывших, провести в его комиссии серию обсуждений по этой теме. Министерство финансов приложило огромные усилия, чтобы сорвать это предложение, как всегда, под предлогом отсутствия средств. Перед очередным обсуждением представитель МИДа Израиля сказал одному из министров, членов комиссии, что МИД против этой идеи. На вопрос министра, а каковы их аргументы, представитель МИДа, не стесняясь, сказал, что создание единого банка данных усилит статус «Натива» и на это МИД Израиля никак не может согласиться! В процессе обсуждения представитель МИДа не решился в открытую высказать позицию своего министерства. Но он предложил: поскольку у Министерства иностранных дел остается значительная часть неиспользованного бюджета, они согласны профинансировать этот проект, но при одном условии: определение права на въезд в Израиль из стран бывшего СССР перейдет от «Натива» в Министерство иностранных дел. Прямо-таки творческое решение, что говорить! Мне было трудно определить, чего больше в этом предложении – низости, подлости, злонамеренности или элементарных невежества и глупости. Что, Министерство иностранных дел страдает от избытка денег? Это другое государство? Или просто Министерство иностранных дел хочет «купить» за деньги нанесение ущерба другому государственному учреждению, «враждебному»? Воистину высокие государственные принципы!
Со временем я встречался и с еще более низкими и подлыми поступками. Как, например, случай с Реувеном Динелем, представителем Моссада в Москве, который был вынужден покинуть Россию по требованию российских властей. Была договоренность между Моссадом и Разведслужбой России о неразглашении этого случая. Россия, по своим соображениям, была не заинтересована в разглашении и, кроме того, не хотела придать огласке конфликт между двумя странами. Израиль также не был заинтересован в обнародовании инцидента.
Я был знаком с Динелем, и между нами царили дружеские отношения и взаимное уважение. Он приехал с родителями в Израиль из Литвы в 70-х годах, а мы познакомились в конце 80-х. Он тогда служил офицером в армии. Еще тогда мы говорили с ним о его переходе в «Натив», но армия не согласилась его отпустить. Даже моя попытка попросить об этом Эхуда Барака не увенчалась успехом. В начале 90-х мы договорились о его переходе в «Натив». Но в один прекрасный день мне позвонил Шабтай Шавит, директор Моссада, и спросил, какого я мнения о Динеле. По его словам, он намеревался послать его официальным представителем Моссада в Москву. Я сказал Шабтаю, что, в принципе, я хотел взять Динеля к себе, в «Натив», но я согласен «уступить» его Моссаду. Мне было легче найти подходящих людей, чем Моссаду, исходя из особых требований к их работе. Незадолго до окончания срока работы Динеля в Москве я спросил его, что он намеревается делать по возвращении в Израиль. Динель ответил, что не хочет продолжать службу в Моссаде и не хочет возвращаться в армию, а предпочел бы перейти на работу в «Натив». Я сказал ему, что мы вернемся к этой теме, когда он закончит каденцию в Москве. Я был заинтересован в его качествах как работника, но не в его связях. Мои связи со спецслужбами на постсоветском пространстве были намного лучше и эффективнее, чем у Моссада и Израильской службы безопасности, особенно в тех сферах, которые были важны для «Натива». Вернувшись в Израиль, Динель начал работать в «Нативе», как мы и договорились раньше.
Один из чиновников МИДа Израиля, «своеобразный» тип, который и раньше славился тем, что постоянно «сливал» информацию журналистам, слил в прессу инцидент с Динелем в Москве, особенно подчеркнув, что человек, который был выслан из России, работает теперь в «Нативе». Все это мне рассказали сами журналисты. Его цель была ясна – нанести вред «Нативу». Ему даже в голову не пришло, что тем самым он наносит вред интересам государства. Но в МИДе Израиля такое поведение не считалось предосудительным, и он продвинулся по службе, а впоследствии был назначен послом. Престиж «Натива» от этого не пострадал. России было абсолютно безразлично, работает ли Динель в «Нативе». Они были хорошо знакомы с «Нативом», и переход Динеля к нам не повлиял на их оценку организации, которая была довольно высокой. Но та выходка чиновника МИДа была грубейшим нарушением договоренности между Службой внешней разведки России и Моссадом, что очень возмутило Россию. Был нанесен ущерб и отношениям между странами и отношениям между спецслужбами обеих стран. Умудренный долгим опытом, я в свое время дал однозначное указание: никакую секретную информацию не передавать через систему связи МИДа Израиля, а пользоваться другой системой секретной связи, к которой у МИДа не было доступа.
Но был еще один, более позорный случай, связанный с Динелем и Министерством иностранных дел Израиля. В Израиль прибыла делегация МВД одной из стран бывшего СССР. У Динеля были дружеские отношения с членами делегации, как и со времен работы в Моссаде, так и в процессе работы в «Нативе». Министр внутренних дел, бывший во главе делегации, пригласил Динеля и еще нескольких работников «Натива», связанных с визитом, на прием в свою честь, в одной из гостиниц Иерусалима. Во время приема несколько генералов из гостей обратились ко мне и рассказали, что одна из высокопоставленных чиновниц МИДа Израиля сказала им с упреком и недовольством, как они могут приглашать на такой прием человека, который был выслан из России за шпионаж! Гости смутились от такого, непостижимого их пониманию, поведения. Слушая от иностранных генералов эту историю, я сгорал от стыда: как такие люди представляют нашу страну перед иностранцами. Я попросил у гостей не обращать внимания на ее слова, не скрывая от них своего мнения о глупости подобного поведения. Положение Динеля от этого не пострадало, и его продолжали приглашать на подобные приемы и впоследствии. Мало того, правительство той страны через некоторое время наградило Динеля орденом за развитие и укрепление отношений между странами. Кстати, эта чиновница тоже продвинулась по службе и тоже дослужилась до должности посла.
Как-то в одну из увольнительных во время службы в запасе после войны я, проезжая Тель-Авив, заехал навестить Геулу Коэн. С Геулой меня познакомил по приезде в Израиль Герцль Амикам, который, как и Геула, был членом подпольной организации в период борьбы за независимость «Борцы за свободу Израиля» (ЛЕХИ). Геула отдалась борьбе за выезд евреев СССР в Израиль с тем же пылом, как и в свое время борьбе в подполье. Она была одногодкой с моей мамой и относилась ко мне, по ее определению, как старшая сестра. Мне, выросшему старшим сыном в семье, было трудно воспринимать старшинство кого-либо. Но между нами всегда царили теплые дружеские отношения и взаимное уважение.
Когда я вошел в комнату Геулы в Доме Жаботинского, я увидел незнакомую девушку. По внешнему виду и по одежде я сразу понял, что она приехала из Советского Союза. Геула представила ее мне: «Познакомься, пожалуйста. Это Наташа Штиглиц. Невеста одного из активистов еврейского движения в Москве, Анатолия Щаранского, она борется за его выезд в Израиль». Так я познакомился с Авиталь Щаранской и впервые услышал имя Анатолия Щаранского. Позже, уже работая в «Нативе», я не раз смотрел материалы о Щаранском. На основе большой и разнообразной информации складывалось впечатление о нем как об очень способном парне, выпускнике лучшего в Советском Союзе, а может быть, и в мире, высшего учебного заведения по физике (МФТИ), где преподавал цвет советской науки: Лев Ландау, лауреат Нобелевской премии, Сергей Королев, создатель советской космонавтики и ракетостроения, авиаконструктор Сергей Сухой и многие другие. Большинство выпускников этого института направлялись в оборонную промышленность, и почти все обладали допусками секретности высокой степени, в соответствии со своей специализацией. Евреи-выпускники этого института, которые пытались подавать документы на выезд в Израиль, автоматически получали отказ по секретности. Так что и отказ Щаранскому в выезде в Израиль выглядел обычным явлением.
