«От Генерала Сэр Питера Лемсдена Подполковнику Алиханову.
Калэ-и-Моур, 19-го февраля н. ст. 1885 г.
Подполковник Риджуэ представил мне полученное им вчера от Вас письмо. Я не могу не высказать своего удивления по поводу тона, в котором оно написано, и должен прибавить, что, после вчерашнего объяснения моего с представителем Эмира, я нахожу, что мною исчерпаны все средства к удержанию Афганцев от принятия мер, которые они могут признать необходимыми для защиты своих прав.
Мне удалось склонить афганское военное начальство отодвинуть свои передовые посты к Уруш-Душану, и приказания по этому предмету будут сегодня отправлены к начальнику передового афганского поста, причем ему будет вменено в обязанность не высылать даже разъездов далее означенной местности.
При всем том, считаю долгом предупредить Вас, что я нахожусь в невозможности побуждать Афганцев к дальнейшим уступкам или же долее их сдерживать, а вместе с тем и заявить Вам, что, в случае наступательных движений русских разъездов или войск за Аймак-Джары, неминуемо произойдет столкновение.
В заключение имею честь уведомить Вас, что в посланной в Лондон телеграмме я указал на серьезный кризис, вызванный Вашими замыслами, и что, во всяком случае, я надеюсь, что Вы не решитесь вступить на путь, который, помимо столкновений между Россией и Афганистаном, мог бы вызвать и разрыв между находящимися ныне в дружественных отношениях Россией и Англией.
Имею честь и пр. П. Лемсден»[302].
А вот ответ подполковника Алиханова, который к этому времени был уже восстановлен в звании и назначен первым начальником Мервского округа Закаспийской области. Ответ простой и бесхитростный. Прямо вот читается между строк такое понятное и знакомое «ты зачем так дэрзко мне сказал, а?».
«От Подполковника Алиханова Генералу Сэр Питер Лемсдену.
8 февраля 1885 г.
Глубокоуважаемый Генерал Лемсден, Комиссар Ее Величества Королевы великобританской.
Приветствуя Вас, сообщаю Вам, что письмо Ваше было получено мною. Ответ мой короток. Будете ли Вы довольны или нет, но мне приказано занять русскими войсками Даш-Кепри, и приказание это я выполню. Мы не желаем вражды, но, если другие начнут воевать с нами, то, с своей стороны; мы готовы к этому.
Я человек служивый, с политическими делами не знаком, и потому не имею ничего иного сообщить Вам.
Подполковник Алиханов, Начальник округов Мерва, Серахса и Иолотан»[303].
Если все хотят войны, то она непременно случается. Хотя российское правительство дало клятвенную гарантию, что российские войска не станут атаковать оазис Панджшех — если афганцы не будут провоцировать — и даже запретило Комарову вести боевые действия. А расстояние между русскими на восточном берегу Кушки и афганцами на западном было чуть больше полутора километров. И что бы там ни решали в столицах, на месте все выглядело иначе.
13 марта Комаров предъявил командующему афганскими войсками ультиматум: отводите войска, или выгоним силой. А тем временем отношения между англичанами и афганцами сильно обострились, причем афганцы даже стали угрожать англичанам. И Лемсден с большей частью своей команды перебрался поближе к Герату, к персидской границе, чувствуя, что дело может кончиться плохо. Как писали в русском военном докладе, «его поспешное передвижение к персидской границе, форсированные переходы днем и ночью под проливными дождями и по невылазной грязи походили на поспешный и скрытный побег».
18 марта 1885 года срок ультиматума истек. Афганцы не ушли. И даже не собирались. Более того, как потом писал сам Комаров, они все пять дней окружали его лагерь. Англичане позднее утверждали, что это русские окружали афганцев. А вот генерал Александр Гейнс описывал эти события так:
«Тут началась комедия, так дорого стоившая афганцам. Поощряемый английскими офицерами, особенно капитаном Устом, афганский генерал стал обращаться и с Комаровым и его отрядом с чисто азиатским высокомерием. Афганцы перешли на левый берег Кушки и двинулись навстречу Комарову. На флангах русской позиции и в тылу нашего отряда появились афганские отряды, которые охватывали нас и грозили подавить нас своею многочисленностью.
Тогда генерал Комаров решился дать хороший урок нахалам-афганцам и их учителям. Беспристрастие заставляет меня, однако, заметить, что решимость генерала Комарова, как она ни была необходима в данную минуту, подкреплялась, как мне кажется, тайными инструкциями главноначальствовавшего на Кавказе князя Дондукова. Так должно было быть непременно. И я это утверждаю, потому что знаю Дондукова и знаю также, что ему, по разъяснении дела, послано весьма резкое замечание.
Чтобы выбиться из сдавливающего его афганского кольца, генерал Комаров два раза требовал от афганского генерала, чтобы он убрал свои войска на правый берег Кушки. Получивши решительный отказ, генерал Комаров двинул весь отряд вперед, но был встречен огнем и атакой афганской кавалерии»[304].
Когда русские пошли вперед, при этом не произведя ни единого выстрела, у афганцев не выдержали нервы. Они принялись стрелять, ранили лошадь одного из казаков. Русские стали стрелять в ответ и рассеяли всю конницу противника. Афганская пехота сражалась дольше. Но через несколько часов дрогнула и отступила, понеся потери в 600 человек. Потери войск Комарова составляли только 40 человек погибшими и ранеными. Командовавший тремя сотнями казаков и туркменскими добровольцами Алиханов гнал отступавших, точнее убегавших, врагов несколько километров. В телеграмме начальству Комаров доложил:
«Нахальство Афганцев вынудило меня, для поддержания чести и достоинства России, атаковать 18-го марта сильно укрепленные позиции их на обоих берегах реки Кушка. Полная победа еще раз покрыла славою войска Государя Императора в Средней Азии.
Афганский отряд регулярных войск, силою в 4000 человек, при 8-ми орудиях, разбит и рассеян, потеряв до 500 ч. убитыми, всю артиллерию, два знамени, весь лагерь, обоз и запасы. Английские офицеры, руководившие действиями Афганцев, но не принимавшие участия в бою, просили нашего покровительства; к сожалению, посланный мною конвой не догнал их; они были увезены в Баля-Мургаб бежавшею афганскою кавалериею. Афганцы сражались храбро, энергично и упорно; оставшиеся в крытых траншеях даже по окончании боя не сдавались; все начальники их ранены или убиты. Хладнокровие, порядок и храбрость, выказанные войсками в бою, выше всякой похвалы; милиция Мервского округа, вооруженная одними саблями, геройски сражалась рядом с казаками в первой линии; по окончании боя я перешел на левый берег Кушка; сегодня ко мне явится депутация от пендждинских Сарыков, ищущих покровительства России»[305].
Уже потом, когда начался разбор полетов на высшем уровне, когда дипломаты обеих сторон делали все для того, чтобы не случилось большой войны, генерал Комаров отсылал издевательские докладные в духе «а мы что, мы ничего, они сами начали, сами виноваты», зная, что читать их будут и в Лондоне тоже. Говоря современным языком, он троллил англичан.
«От Генерал-Лейтенанта Комарова Генерал-Адъютанту Обручеву.
Серахс, 6-го апреля 1885 г.
Телеграмма, запрещавшая занятие Пенджэ, получена мною 11-го марта; командуя лично передовым отрядом, я не объявлял в общее сведение. Подполковник Закржевский, с моего разрешения, разговаривал, переписывался с английскими офицерами совершенно частно. Я не признал за ними права вести официальные переговоры и с своими требованиями обращался непосредственно к Командующему афганским отрядом. Подполковник Алиханов с одною сотнею Туркмен ездил по направлению к Мор-Кала по нашему берегу; пробраться в Пенджэ не имел даже в виду; днем идти с сотнею, вооруженною одними саблями, в тыл четырех тысячного отряда не мыслимо. На высоту правого берега Мургаба ходила только одна рота; она даже не поравнялась с нашими постами левого берега; когда Афганцы начали наступление, то она, согласно данного приказания, вернулась в лагерь. При постоянных передвижениях, на сотни верст, я лишен возможности аккуратно представлять периодические донесения, но о всем, заслуживающем внимания, доношу по возможности. Необыкновенные разливы рек и каналов прервали сообщения, переправы возможны лишь для искусных пловцов. Нового нет ничего.
Генерал-Лейтенант Комаров»[306].
С английскими офицерами, которые были инструкторами у афганцев, и правда вышла ситуация трагикомичная. Когда под ударами русских афганцы были вынуждены поспешно отступать, их британские соваетники поняли, что свою злость за поражение солдаты будут вымещать на них — и могут попросту убить. Они попросили помощи у Комарова. Он великодушно согласился их принять, но не успел. Они просто бежали. Глава русского МИД Гирс описал это в телеграмме послу в Лондоне Егору Егоровичу Стаалю. Собственно, эту версию Стааль должен был озвучить Форин-офису. Вчитайтесь. Каждая строчка язвительна донельзя.
