Мы перестроились и начали кружить над обломками русских самолетов. И тогда мы увидели еще одну одиночную «Чайку». Все звено бросилось вниз на нее и уже было готово открыть по ней огонь, как в последнюю секунду мы различили на крыльях голубые свастики графа Розена. По радио мы услышали сообщение, что это свой самолет, военный трофей, который искал на льду среди торосов советских солдат, спасавшихся бегством с Гогланда.
День начался очень хорошо, так как мы одержали 5 побед и отбили атаку вражеских истребителей. За этот день наши истребители, включая эскадрилью «Кертиссов» майора Эрнрота, провели несколько воздушных боев. Всего за день мы уничтожили 27 вражеских самолетов.
После такого кровопускания мы больше не встретили ни одного советского самолета, пока прикрывали Гогланд. Мы лениво кружили над местом боя и следили, как наша пехота делает свое дело.
31 марта 1941 года мы снова упаковали пожитки и без всяких церемоний отбыли обратно в Кондопогу.
На нашей базе стоял старый бомбардировщик «Котка» («Орел»), который мы использовали в качестве грузового и связного самолета. Этот самолет нам приказали передать учебной эскадрилье в Весивехмаа. Я намеревался побывать дома на крестинах своего второго сына, поэтому доставка «Котки» полностью соответствовала моим планам.
Пока я готовился улететь на этом самолете к его новому дому, Нипа Катаяйнен принес мне маленькую посылку. К ней был приделан небольшой парашютик. Нипа попросил меня взять посылку и сбросить ее в спортивном центре Вирумяки, который был превращен в военный госпиталь. Он упомянул, что в посылке находятся приглашения девушкам, которые там работают. В качестве пассажира со мной летел младший лейтенант, который тоже направлялся в отпуск.
Наслаждаясь солнцем и отличной летной погодой, мы тащились, как старая больная ворона. Младший лейтенант Мякинен читал триллер, который захватил с собой. Над Вирумяки мы кружили, пока народ не высыпал наружу, чтобы поглазеть на нас. Я сбросил посылку и, после того как нам помахали, убедился, что она попала в нужные руки. После этого мы продолжили путь, провожаемые приветствиями с земли.
Советские летчики были очень пассивны. Они летали более чем редко и откровенно не желали драться, несмотря на все наши усилия спровоцировать их. Поэтому мы решили сосредоточить свои силы на других целях и задачах.
Во время разведывательных полетов мы начали беспокоить солдат нашего старого знакомого Валли. Эти войска сейчас располагались возле северо-восточного угла Сегозера, куда они были отправлены из района Повенца.
Мы обстреливали их патрули, катера, конные колонны и вообще любую цель, какую только могли заметить. Конечно, мы не забывали про паровозы, хотя мы уже уничтожили их в огромном количестве.
За это время у вражеского командира данного сектора наверняка изрядно прибавилось седины. Но боюсь, что поседел и наш командир эскадрильи, потому что нам разрешали заниматься штурмовками наземных целей только по особому разрешению.
Оттепель создала нам определенные проблемы в Кондопоге, поэтому 14 апреля 1942 года мы перебазировались на аэродром Гирвас, который был как раз подготовлен к проведению полетов. Мы жили в домиках, расположенных в небольшом селе на перешейке между небольшими озерами Сунун и Пялля. Обычно днем мы занимались рыбалкой, охотой и каким-нибудь видом спорта. Наш командир эскадрильи подполковник Эка Магнуссон считал спорт очень важным для поддержания хорошей физической и моральной формы летчиков-истребителей. Поэтому мы регулярно упражнялись в перерывах между боевыми вылетами.
Спокойным, тихим вечером 3 июня наш командир эскадрильи приказал на следующее утро прибыть к начальнику авиабазы Иммола. Это прозвучало крайне загадочно и не содержало никаких намеков на суть нашего задания. Наше звено прибыло к полковнику Нуотио в Иммолу в 06.10.
Он сказал нам, что теперь нашей задачей будет перехват, и это было все, что он сам может сказать сейчас. Вокруг базы было расставлено больше зенитных орудий, чем обычно, и в воздухе витали странные предчувствия. На базе в состоянии полной готовности также находилась эскадрилья «Фиатов», пилоты ходили в летных комбинезонах с парашютами.
Позднее на базе село несколько самолетов Не-111, на которых прилетели высокопоставленные немецкие офицеры. На краю аэродрома начали собираться гражданские, а перед немцами прошел почетный караул, сформированный из резервистов. Это была потрясающая сцена! Экипажи были одеты в мундиры, подаренные Великобританией во время «зимней войны». У нас еще сохранились излишки ботинок и итальянские винтовки Терни, которые резервисты тащили как попало. Но в любом случае это были финны, которые для такой задачи вполне подходили.
Потом из низких туч долетел гул моторов тяжелого самолета, и вскоре большой четырехмоторный «Фокке-Вульф» в сопровождении двух «Брюстеров» приземлился на аэродроме. Полоса была для него слишком коротка, и пришлось тормозить с такой силой, что тормоза левых сдвоенных колес загорелись. Когда самолет остановился и открылась дверь, оттуда вышел фюрер Третьего рейха Адольф Гитлер вместе со своими знаменитыми усами.
По толпе прошло шевеление. Пройдя вдоль строя почетного караула, Гитлер сел в «Мерседес», который прислал маршал Финляндии, и отбыл на встречу с Маннергеймом на празднование его 75-го дня рождения. Мы, пилоты, думали, что, если бы наш сосед Иосиф знал о путешествии Адольфа, мы наверняка получили бы воздушный бой. Но этого не случилось!
Когда Гитлер возвращался, Маннергейм приехал проводить его вместе с президентом Рюти. Присутствовали также фельдмаршал Кейтель, генерал-оберст Дитль, гросс-адмирал Дениц, генерал Йодль и другие высшие немецкие и финские офицеры.
Я всегда считал, что у Гитлера черные усы. В действительности они оказались темно-коричневыми.
Погода была отличной, и вскоре самолет, сопровождаемый четырьмя «Брюстерами», унес этого человека, наделавшего столько переполоха. А на следующий день утреннее солнце снова встретило нас на аэродроме Гирвас. Это была типичная для финского летчика-истребителя цыганская жизнь. Сегодня здесь, а завтра там!
Наступило жаркое лето, но спокойная жизнь продолжалась. 25 июня я загорал рядом со своей палаткой, рядом валялся военный корреспондент Виркки. Мы обсуждали всякую всячину и ворчали, что жизнь стала слишком легкой и нет полетов. Но вдруг Йоппе закричал из своей палатки: «Иллу, к командиру!» Я вскочил и помчался к подполковнику Магнуссону. Командир принял меня вежливо, как всегда, он был джентльменом до мозга костей.
«У меня для вас есть небольшое поручение по части разведки. Возьмите 4 истребителя и проверьте: где-то на железнодорожной станции Нопса стоит бронепоезд. Штурмовки запрещены. Воздушные бои разрешены. Вопросы?»
«Никаких, херра эверстилуутнанти (фин. - господин подполковник)», - ответил я. Заватив с собой троих знакомых пилотов - старшего сержанта Катаяйнена, сержантов Ахокаса и Весу, - я поднялся в воздух.
Четыре «Брюстера» помчались на северо-восток к линии фронта. В районе, разведать который нам было поручено, царило нездоровое оживление. Зенитки палили буквально со всех сторон. Я оставил своих товарищей на большой высоте, а сам спикировал, чтобы осмотреть станцию. Я выполнил задание, хотя русские зенитки и очень старались помешать мне.
Я набрал высоты, и мы все вместе полетели к Ругозеру. Оттуда мы получили сообщение, что 5 вражеских истребителей летят на юг на высоте 23 000 футов. Прилетев к Сегеже, мы начали осматривать аэродром и увидели клубы пыли, поднятые взлетающими самолетами. Это радовало, поскольку увеличивало наши шансы на воздушный бой.
Но в результате мы так и не встретили вражеских самолетов. Мы кружили над Ругозером, Ондозером и Сегежей, но не видели никаких целей. Лишь лесные пожары вдоль линии фронта указывали, что здесь что-то происходит.
Но затем я услышал лейтенанта Пекури, который вызывал меня. Я ответил, и мы договорились встретиться возле аэродрома Сегежи. Он также находился в воздухе с 4 истребителями, и, похоже, его одолела жадность.
Отрабатываем тактику… «Эмппу» Веса и «Иллу»
Мы кружили над вражеским аэродромом минут 15, прежде чем заметили внизу какое-то движение. «Харрикейны» выруливали на взлет длинной колонной, один за другим. Мы находились против солнца и с нетерпением следили за этой процессией, так как вскоре должна была начаться битва.
«Иваны» набирали высоту под прикрытием зениток авиабазы, а мы продолжали их ожидать, держась против солнца, чтобы врагу было труднее нас заметить. Катаяйнен спросил, вижу ли я «Харрикейн», который находится значительно выше остальных. Я подтвердил, что вижу, но предложил не атаковать его, так как нам следовало оставаться вне досягаемости русских зениток.
