играл на один ход вперед, а все (или почти все) его решения - это долголетние многоходовые комбинации, причем настолько многоходовые, что большинство сталинских соратников их не просчитывало. Поэтому я никогда не поверю, что, потратив столько сил и времени, чтобы вырастить вполне устраивавшего его Наркома ВМФ, Сталин, с легкостью, его навсегда списал. Не тот он был человек! Другое дело, что Кузнецов столь хитромудрого маневра не понял и смертельно обиделся на Сталина за то, что тот ликвидировал Наркомат, а во-вторых, за то, что переместил его на третьестепенную должность. Наверное, если бы Кузнецов узнал, что Сталин вскоре преподаст ему еще один урок, на этот раз куда более жестокий, он обиделся бы еще больше. Но все это еще впереди...
Если непредвзято читать посмертные мемуары Н.Г. Кузнецова «Крутые повороты. Из записок адмирала» сразу же ощущаешь сквозящую в них обиду автора на отношении окружавших его начальников и ближайших подчиненных, с которыми ему приходилось сталкиваться в 1946-1947 годах. Кузнецов снова и снова напоминает читателям о своей принципиальности, которую предлагает принимать, как единственно правильную позицию, и о своей смелости перед Сталиным, все более и более переходящей в нетерпимость к другим точкам зрения. Невольно возникает ощущение, что этими напоминаниями он пытается оправдаться за свои ошибки и просчеты, приведшие к отстранению от должности.
Из воспоминаний Н.Г. Кузнецова: «Стоит признаться, что со временем я стал уверен в себе, упорнее отстаивал интересы флота и осмеливался возражать даже самому Сталину, когда считал это нужным для дела. На этом, собственно, я и «свернул себе шею». Внешне, казалось, не было крутого поворота, на котором рекомендуется «быть осторожнее, чтобы не вывалиться». Вот что запомнилось мне. В один из дней весной 1946 года у меня состоялся разговор со Сталиным по телефону. Он предложил разделить Балтийский флот на два. Сначала я, как всегда, попросил время подумать, а потом, дня через два, ответил ему, что считаю это неправильным. Театр небольшой и с оперативной точки зрения неделимый. Сталин, как выяснилось позднее, остался моей позицией недоволен, но тогда, ничего не сказав, повесил трубку. Я еще не догадывался, что «быть грозе». Что же происходило за кулисами, как это известно теперь? А.И. Микоян, не знаю, по своей инициативе или по поручению Сталина, решил переговорить на эту тему с И.С. Исаковым. Тот, узнав позицию Сталина, счел более благоразумным согласиться с нею, хотя это не укладывалось ни в какие рамки нормальной точки зрения адмирала, хорошо подготовленного в оперативном отношении. Исаков, при его прекрасных отдельных качествах, всегда опасался за свое служебное место. К тому же он был честолюбив и («греша перед своей совестью», по его же словам, в те дни выступил против меня, лишь бы не идти против течения. Позднее (когда у власти был Н.С. Хрущев) он сжег записки (25 посещений Сталина), относящиеся к встречам его со Сталиным. В другой раз объявил в печати авианосцы «покойниками», а мне, смущаясь, говорил, что это дело редакции. Чепуха! Исаков знал, как вести дела с редакциями. Сталин, которому была доложена точка зрения Исакова, приказал рассмотреть этот вопрос на Главном военно-морском совете. Послал туда А. А. Жданова и А.И. Микояна. Все моряки были согласны со мной, кроме И.С. Исакова, хотя и тот только воздержался. Это один из примеров, когда принималось «волевое» решение, что я признаю иногда необходимым. Но в данном случае А.А. Жданов и А.И. Микоян, не являясь специалистами, могли поддержать мнение Сталина, а решающую роль сыграл высококвалифицированный адмирал И.С. Исаков. Вызванные на следующий день в кабинет к Сталину, мы докладывали ему свое мнение. Еще в приемной я почувствовал, что в воздухе пахнет грозой. А.Н. Поскребышев несколько раз, пока мы сидели, бегал на звонок из кабинета и возвращался сердитым. «Не в добрый час», - подумал я и, к сожалению, не ошибся. Уже предварительное обсуждение нашего флотского вопроса с ближайшими помощниками испортило настроение Сталину, и теперь он ждал тех, на кого собирался сыпать свои упреки и таким образом разрядиться. А когда, войдя, я встретился с ним взглядом, уже не оставалось сомнения -быть грозе. Я остался на своих позициях, будучи глубоко убежденным в своей правоте. И.С. Исаков молчал, А.И. Микоян, сославшись на него, сказал, что Исаков за предложение Сталина. Сталин начал ругать меня, а я не выдержал и ответил, что, если я не подхожу, прошу меня убрать. Сказанное обошлось мне дорого. Сталин ответил: «Когда нужно, уберем», и это явилось сигналом для подготовки последовавшей позднее расправы со мной. Правда, снят я был почти год спустя, но предрешен этот вопрос был именно на том злополучном совещании».
Честно говоря, грустно читать о непорядочности И.С. Исакова. К большому сожалению, И.С. Исаков своих воспоминаний не оставил, и мы не знаем его версию событий, описанных Кузнецовым. Возможно, что все обстояло именно так, как сообщает нам кузнецов, возможно несколько не так, а, возможно, и совсем не так... Точка зрения обиженного человека, редко бывает полностью объективной. Зря Кузнецов сомневается и в полной не компетенции Жданова с Микояном, которые, как государственники с большой буквы, не хуже его понимали, что именно в данный момент необходимо СССР на морях. Откровенным фрондированием выглядит и демонстративно-ультимативное заявление Сталину о том, что он (Кузнецов) просит его убрать. Кто-то, возможно, увидел в этом крик отчаяния. Я вижу в этом признание в неумении аргументировать свою позицию и элементарным неуважением по отношению к своему начальнику и учителю. Ведь публично брошенная в лицо Сталину дерзость, была оскорбительной. Ведь именно Сталин столько времени и сил вложил в Кузнецова, чтобы тот «встал на ноги» и состоялся как полноценный большой руководитель. А теперь Кузнецов, как капризный принц, ставит ему свои условия, угрожая, что в случае несогласия с его точкой зрения, он хлопнет дверью. Это был откровенный вызов, на который Сталин обязан был ответить.
Следует заметить, что в своих воспоминаниях Кузнецов постоянно описывает себя не только постоянным отважным оппонентом Сталину, но и его постоянной жертвой. Прямо, как Сталин его Наркомом назначил, так и стал «гнобить»!
По словам самого Н.Г. Кузнецова, уставший от его препирательств, И.В. Сталин однажды, якобы, даже ему сказал полусерьезно-полушутливо: «Почему, Кузнецов, ты все время ругаешься со мной? Ведь органы уже давно просят у меня разрешения тобой заняться...»
В это утверждение Кузнецова не слишком верится. Тех, кого Сталин хотел убрать, он убирал довольно быстро и жестоко. Достаточно вспомнить предшественников Кузнецова на посту руководителя ВМФ. Думается, все дело здесь снова в характере Кузнецова. Первое
