Франк так охарактеризовал «антифашиста» Шахта: «Если бы Гитлер выиграл войну, то он бегал бы вокруг него и кричал громче всех „Хайль Гитлер!“».
По свидетельству очевидцев, на Нюрнбергском процессе некоторые из подсудимых при допросе Шахта явно сочувствовали обвинителям. Геринг однажды воскликнул: «Только послушайте, как он лжет!»
Шахт не без оснований рассчитывал, что западные контрагенты постараются смягчить его участь. Когда Шпеера спросили, что это он чертит, то подсудимый, архитектор по профессии, ответил: Шахт заказал ему проект виллы.
По распределению обязанностей допрос Шахта был поручен Главному обвинителю от США Р. Х. Джексону. Случайность это или нет, но американцы были меньше всех заинтересованы «копать под Шахта». В разговоре с доктором Гилбертом банкир заметил: «Если американцы хотят предъявить обвинение промышленникам, то вы должны предъявить обвинение самим себе. „Дженерал моторс“ — это „Опель“, а „Опель“ кроме военной продукции ничего не выпускал». Примеров такого рода «глобализации», до мая 1945 г. обеспечивавшей ход немецкой военной машины, Шахт знал множество. За него было кому похлопотать…
Через короткое время за Шахта вновь взялось правосудие, на этот раз немецкое, осуществлявшее денацификацию. Но Фемида вновь только потрепала его нервы. Суд приговорил его к восьми годам лишения свободы, однако вскоре приговор был отменен. В сентябре 1948 г. он вышел на свободу. В 1959 г. восьмидесятидвухлетний Шахт все еще занимался делами — строил нефтепровод Генуя — Мюнхен. Умер в Мюнхене в 1970 г.
ДОПРОС ШАХТА
[Стенограмма заседаний Международного Военного Трибунала от 2 и 3 мая 1946 г.]
Джексон: Подсудимый Шахт, в то время, когда нацисты захватили власть, у вас ведь были связи во всем мире и вы занимали высокое положение одного из первых банкиров не только Германии, но и всего мира, не так ли?
Шахт: Я не знаю, так ли это. Но если вы придерживаетесь такого мнения, то я не буду вам противоречить.
Джексон: Тем не менее, насколько нам известно, вы открыто выступали в Германии перед германским народом с поддержкой нацистского режима, причем в этих выступлениях вы шли бок о бок с такими лицами, как Штрейхер и Борман?
Шахт: Господин судья, я разрешу себе разъяснить здесь, что до июля 1932 года я никоим образом не выступал публично в пользу Гитлера или партии, что, напротив, например, в Америке я предостерегал от Гитлера.
Джексон: Я говорю о ваших открытых выступлениях вместе со Штрейхером и Борманом перед германским народом, целью которых была поддержка нацистской программы после захвата власти.
Шахт: Меня никогда не видели вместе с Борманом и Штрейхером. Во всяком случае, в то время. Возможно, что они были на том же партийном съезде, где был и я, что они сидели недалеко от меня и т. п., но, во всяком случае, в 1933 году меня в обществе не видели вместе ни с Борманом, ни со Штрейхером.
Джексон: Я попрошу, чтобы вам показали фотографию коллекции Гофмана № 10.
(Шахту предъявляют фотографию.)
Вы без труда узнаете себя на этой фотографии, не так ли?
Шахт: Да.
Джексон: По правую руку от вас сидит Борман?
Шахт: Да.
Джексон: Рядом с Борманом сидит министр труда?
Шахт: Да.
Джексон: По другую сторону от вас находится Гитлер?
Шихт: Да.
Джексон: А за ним Штрейхер?
Шахт. Я не узнаю его, я не знаю, Штрейхер ли это, может быть, и он.
Джексон: Возможно, вполне достаточно будет того факта, что вы их опознали.
Шахт: Господин судья, вы сказали, что в 1933 году я якобы появлялся публично как представитель национал-социалистской партии вместе со Штрейхерем и Борманом. Я очень хотел бы знать, как была снята эта фотография и когда. Я не могу вспомнить этого.
Джексон: Вы отрицаете, Шахт, что эта фотография…
Шахт: Нет, нет, ни в коем случае. Я только спрашиваю, когда это было. Мне кажется, что эта фотография относится не к периоду 1933–1934 гг.
Джексон: Может быть, вы нам скажете, к какому периоду это относится?
Шахт: Я не знаю, я не могу этого установить.
Джексон: Я покажу вам другую фотографию. На фотографии вы маршируете вместе с Леем и рядом других лиц?
Шахт: Да.
Джексон: На другой фотографии вы входите в зал и отдаете нацистское приветствие?
Шахт: Да, да.
Джексон: Лей был тем человеком, который преследовал рабочие союзы в Германии?
Шахт: Да.
Джексон: И вы признаете аутентичность этих фотографий?
Шахт: Конечно.
Джексон: Вы показали здесь, что вы не стали членом партии по принципиальным соображениям, что членство в партии не соответствовало вашим принципам?
Шахт: Это верно.
Джексон: Вы также заявили, что с 1932 года по 30 января 1933 года, — я цитирую ваши слова — «В течение всего этого времени я не написал и не произнес публично ни одного слова в пользу Гитлера».
Шахт: Я думаю, что это верно, если вы делаете ударение на слове «публично».
Джексон: Я хочу задать вам следующий вопрос. Вы также сказали: «Я никогда и никоим образом не способствовал росту влияния Гитлера в своих разговорах с такими компетентными людьми, как Гинденбург, Мейснер и др. Я также ни в коей мере не содействовал назначению Гитлера рейхсканцлером». Это правильно?
Шахт: Это правильно.
Джексон: Сейчас я хочу процитировать заявление фон Папена.
«Когда я был канцлером в Германии в 1932 году, ко мне зашел Шахт; это было в июле или в августе, я был дома. Он сказал мне: „Вот исключительно способный человек“. Это было сказано в присутствии моей жены, и я никогда не мог забыть об этом. Он сказал мне: „Отдайте ему вашу должность. Отдайте вашу должность Гитлеру, это единственный человек, который может спасти Германию“».
Вы это говорили или нет?
Шахт: Я не помню, чтобы я сказал, что он — единственный человек, который может спасти Германию. Но я сказал ему, что Гитлер должен стать и станет канцлером. Это было в июле или августе после июльских выборов, но это не имеет никакого отношения к назначению Гитлера, о котором стали говорить лишь после отставки кабинета Шлейхера.
Яльмар Шахт
Джексон: В ответ на мой вопрос вы только что заявили, что вы не имели никакого отношения к его назначению на должность канцлера.
Шахт: Это правда.
Джексон: А здесь сказано, что вы просили фон Папена передать свой пост Гитлеру?
Шахт: Да.
Джексон: И вы утверждаете — я хочу, чтобы вы сообщили по этому поводу все, что хотите, — вы утверждаете, что вы не способствовали приходу Гитлера на пост канцлера?
Шахт: Я не знаю, было ли это помощью Гитлеру. Во время допроса в качестве свидетеля меня спросили, оказывал ли я какое-либо влияние на выборы Гитлера и на назначение его канцлером в январе 1933 года. Я назвал имена Гинденбурга, Мейснера, то есть тот круг, который существовал вокруг Гинденбурга. С начала ноября 1932 года Папен уже не был канцлером, то есть не оказывал на эти дела никакого влияния. И в эти недели я ни разу не говорил с ним. После выборов 1932 года я, напротив, сказал Папену, что человек, получивший столько голосов в рейхстаге, неизбежно должен взять на себя политическое руководство.
Джексон: Я хочу правильно понять вас. Когда вы увидели, что Гитлер должен победить, вы к нему присоединились?
Шахт: Нет.
Джексон: Я сейчас разъясню то, что вы только что сказали. Вы не помогали ему до тех пор, пока он не захватил в рейхстаге большее количество голосов, чем какая-либо другая партия?
Шахт: Я присоединился к Гитлеру не тогда, когда я увидел, что он победит, а тогда, когда я констатировал, что он уже победил.
Джексон: Ну, хорошо, я принимаю эту поправку. Вы ссылались на ваше письмо к Гитлеру от 20 августа 1932 года…
Шахт: Да.
Джексон: …в котором вы советовали ему не выдвигать никакой детализированной экономической программы?
Шахт: Да.
Джексон: Вы утверждали в этом письме, что нет такой экономической программы, с которой бы согласились 40 миллионов человек?
Шахт: Да.
Джексон: И вы сказали ему, что экономическая политика не может являться фактором при построении партии?
Шахт: Да.
Джексон: И вы добавили: «Вы всегда можете полагаться на меня как на заслуживающего доверия помощника». Вы так сказали?
