Кальтенбруннер: Я заявил вчера и здесь и моему защитнику, что я не получал этих документов. Я должен был бы знать это. Конечно, я частично виноват в том, что не обращал внимания, не даются ли от моего имени такие приказы. Я вчера совершенно не отрицал эту свою вину. Но какова была моя точка зрения по этому вопросу, явствует из показаний Келлера.
Председатель: Я не понимаю, либо вы говорите, что это не ваша подпись на документе, либо, что подписали этот документ, не глядя на содержание? Что именно вы утверждаете?
Кальтенбруннер: Господа! Я никогда не получал этого документа, этого приказа. Я не мог подписать его, так как это противоречило бы моим убеждениям. А каковы были мои убеждения видно из показаний свидетеля Келлера.
Председатель: Я не спрашиваю о ваших внутренних убеждениях, я спрашиваю только о том, подписывали вы этот документ или нет?
Кальтенбруннер: Нет.
Смирнов: Господин председатель, мы имеем несколько вопросов к подсудимому.
Председатель: Полковник Смирнов, сообщите, пожалуйста, Трибуналу, по каким пунктам Вы хотели бы подвергнуть свидетеля перекрестному допросу?
Смирнов: Вчера подсудимый, давая ответы полковнику Эймену и отрицая свое участие в уничтожении евреев в Варшавском гетто, выдвинул версию о том, что полицайфюрер оккупированной Польши Крюгер якобы подчинялся непосредственно Гиммлеру и никакого отношения к Кальтенбруннеру не имел. В польских документах, которые только что доставлены мне, это опровергается, в связи с чем советская делегация и изменила порядок, которого она намерена придерживаться в дальнейшем…
Второй пункт касается одного документа, предъявленного ранее советской делегацией, который не был охвачен предыдущим вопросом, но представляет интерес с точки зрения предъявленных ранее документов. По этим двум вопросам я и хотел допросить подсудимого.
Председатель: Очень хорошо.
Смирнов: Подсудимый, вчера полковник Эймен предъявил Суду документ, изобличающий ваше активное участие в ликвидации Варшавского гетто. Опровергая это, вы пытались утверждать, что начальники полиции в оккупированных областях подчинялись рейхсфюреру СС Гиммлеру и к вам отношения не имели. Вы подтверждаете это заявление?
Кальтенбруннер: Да, но оно нуждается в дополнении, ибо я вчера уже сказал, что в подчинении Гиммлера находился начальник СС и полиции генерал-губернаторства и что последнему подчинялись начальники СС и полиции областей.
Начальнику СС и полиции генерал-губернаторства были подчинены начальники полиции охраны порядка, полиции безопасности и войск СС; начальникам СС и полиции областей — командиры соответствующих частей полиции по области.
Смирнов: Может быть, вы скажете, кому подчинялись полицейские чиновники?
Может быть, вы помните и второе заявление, где говорили, что вы были против крайних мер Крюгера в отношении польских евреев и старались удержать его от этого?
Кальтенбруннер: Я заявил, что я выступал за устранение Крюгера от занимаемой им должности в генерал-губернаторстве.
Смирнов: Я прошу передать подсудимому дневник Франка. Пусть он обратит внимание сначала на страницу 13, где выступает Крюгер, а потом на страницу 15. Я оглашу три абзаца из этого места на странице 15. Читайте и следите, правильно ли это переведено:
«Нет сомнения, — говорит Крюгер, — что устранение евреев повлияло на успокоение…»
Кальтенбруннер: Это место мне не передано. У меня в руках страница 13 документа. Смирнов: Я снова начну: «Нет сомнения, что устранение евреев повлияло на успокоение. Полиции пришлось выполнить самую трудную и неприятную задачу, но она выполняла ее по приказу фюрера ради защиты интересов Европы. Мы вынуждены устранить евреев также из военной промышленности».
Я пропускаю один абзац, прошу вас тоже пропустить его. Читаю дальше:
«Мы вынуждены устранить евреев также и из военной промышленности и с заводов, имевших военно-хозяйственное значение, если их использование не вызывалось исключительно важными соображениями военного характера. Евреи в этих случаях будут сосредоточены в больших лагерях и оттуда в дневное время будут отправляться на работу на военные заводы. Рейхсфюрер СС, однако, желает, чтобы и эти евреи были устранены с заводов. По этому поводу он, Крюгер, вел разговоры с РСХА и предполагает, что это желание рейхсфюрера не может быть выполнено в полном объеме. Среди рабочих-евреев имеются специалисты, механики по точным работам и прочие квалифицированные рабочие, которых нельзя сегодня без всяких последствий заменить поляками».
Я обращаю ваше внимание особенно на следующую фразу:
«Поэтому он просит доктора Кальтенбруннера доложить об этом рейхсфюреру СС и просить его, чтобы он отказался от устранения этих рабочих-евреев. На заводах остались наиболее выносливые в физическом отношении евреи, так называемые маккавеи, которые отлично работают. Кроме них, работают также женщины, в отношении которых установлено, что они сильнее евреев. К такому же заключению мы, впрочем, пришли и во время ликвидации Варшавского гетто. Выполнение этой задачи было сопряжено с большими трудностями».
Я опускаю одну фразу и привожу следующую: «Есть сведения, что в этом случае евреи также защищались до последнего с оружием в руках от СС и полиции».
Не свидетельствует ли это место о том, что Крюгер расценивал вас как своего начальника и тогда, когда большинство евреев в Польше уже было умерщвлено и осталось очень небольшое количество хороших специалистов, умерщвление которых могло причинить большой ущерб промышленности. Крюгер обратился через вас, как своего начальника, к Гиммлеру с тем, чтобы сохранить жизнь евреев, оставшихся в живых. Не свидетельствует ли это о том, что Крюгер расценивал вас как своего начальника и действовал через вас?
Кальтенбруннер: Нет, господин обвинитель, этот документ доказывает нечто совсем иное. Во-первых, автор его сам говорит здесь, что эвакуация Варшавского гетто уже была произведена к этому моменту. Во-вторых, он говорит, что он просил меня пойти к Гиммлеру и сделать представление. О чем я говорил с Гиммлером, здесь, однако, не сказано. О том, что я тогда в первый раз мог ясно заявить Гиммлеру: «Теперь я знаю, что происходит», и о том, как я выступил против происходящего, об этом тоже ничего не сказано в документе. Сейчас мне должна быть предоставлена возможность дать объяснения и доказать, что я выступал против проводимых мер; если вы при допросе Франка или свидетелей…
Смирнов: Минутку, вы уже говорили об этом, подсудимый.
Кальтенбруннер: Я еще не кончил… Вы не можете ведь, с одной стороны, обвинять меня в том, что я знал об этих вещах, а с другой стороны, — не дать мне возможности сказать, как я на это реагировал. Лишь в последние два года войны я был в состоянии знакомиться с происходящим в империи, а позже, к концу войны, и в генерал-губернаторстве…
Смирнов: Минуточку. Но почему все-таки Крюгер действовал через вас?
Кальтенбруннер: И затем в этом документе совсем не указано, в качестве кого я там был. Он ни одним словом не говорит о том, что я был там в качестве его начальника по линии полиции. Он знает лишь одно, что я в качестве начальника службы информации часто, как само собой разумеется, приходил к Гиммлеру с докладом, и он просит меня доложить и по этому вопросу. Но Крюгер был, как действительно написано в этом документе, статс-секретарем безопасности в генерал-губернаторстве, как таковой он подчинялся генерал-губернатору и…
Председатель: Вы говорите слишком быстро и произносите речи, не отвечая на вопросы.
Кальтенбруннер: Как статс-секретарь по линии полиции в генерал-губернаторстве он подчинялся непосредственно Гиммлеру.
Смирнов: Я вас прошу ответить коротко: просил ли вас Крюгер представить отчет Гиммлеру по данному вопросу или нет? Это все, о чем я вас спрашиваю.
Кальтенбруннер: Насколько я знаю, на этом совещании присутствовало много чиновников администрации и каждого, кто был близок к фюреру или Гиммлеру, кто-нибудь о чем-нибудь просил…
Смирнов: Я вас прошу ответить на вопрос, «да» или «нет». Просил он вас доложить или нет?
Кальтенбруннер: Этого я не знаю.
Смирнов: Не знаете? Тогда я вам задам второй вопрос…
Председатель: (обращаясь к подсудимому): Что вы ответили на последний вопрос? Я Вас (обращаясь к обвинителю) попрошу повторить последний вопрос.
Смирнов: Просил ли Крюгер Кальтенбруннера доложить об этом Гиммлеру. Я спрашивал подсудимого об этом.
