Редль владел роскошно обставленной квартирой. В ней описали 195 верхних рубашек, 10 военных шинелей на меху, 400 пар лайковых перчаток, 10 пар лакированных ботинок. В винном погребе обнаружили 160 дюжин бутылок шампанского самых престижных марок. Кроме того, было установлено, что в 1910 г. агент приобрел дорогое поместье, а в период с 1907 по 1913 г. — четыре авто и трех первоклассных рысаков. На деньги, полученные от русских, Редль «баловал» автомобилями не только себя, но своих любовников, а для наиболее любимого партнера — молодого офицера уланского полка — установил даже ежемесячное денежное содержание в 600 крон — сумма внушительная по тем временам.
Провал агента был закономерен: не скрываемые им расходы явно превосходили его доходы, потеря бдительности, притупление чувства опасности — все это составляющие, сопутствующие печальному завершению некогда успешно начавшегося тайного сотрудничества с разведкой. Так, на квартире у Редля хранились многочисленные неудачные снимки с секретных документов, фотоаппарат с отснятой, но непроявленной фотопленкой, на которой зафиксирована информация закрытого характера.
Кстати, вещи покойного были проданы с аукциона. Некий ученик реального училища приобрел себе упомянутый фотоаппарат. Контрразведке в голову не могло прийти, что там находится и пленка с отснятыми секретами. Каково же было удивление сотрудников спецслужбы, когда им принесли и выложили проявленное на стол!
В австрийском Генштабе в системе военной контрразведки работал еще один отдельный российский агент, которому был присвоен оперативный номер № 25. Это позволяло получать информацию из двух не связанных между собою источников, что повышало степень ее достоверности. До 1903 г. агент находился на руководстве у полковника Роопа В.Х., затем продолжил сотрудничество на материально-денежной основе с капитаном Самойло А.А. Полученные от него сведения обеспечивали деятельность штаба Киевского военного округа.
В ноябре 1908 г. генерал-квартирмейстер округа докладывает в ГУГШ: «За последний год от упоминаемого выше венского агента были приобретены следующие документы и сведения: новые данные о мобилизации австрийских укрепленных пунктов, некоторые подробные сведения об устройстве вооруженных сил Австро-Венгрии, сведения о прикомандированном к штабу Варшавского военного округа П. Григорьеве, предложившем в Вену и Берлин свои услуги в качестве шпиона, полное расписание австрийской армии на случай войны с Россией.»
В 1911 г. после более чем 7-летней заграничной командировки Самойло А.А. переводят для дальнейшего прохождения службы в Особое делопроизводство ГУГШ. Однако агент под № 25 так и остался у него на руководстве.
В 1913 г. от источника получены:
— планы боевого развертывания австрийских войск на случай войны с Россией и на Балканах;
— мобпланы укрепленных пунктов;
— инструкция об этапной службе;
— положение об охране железных дорог в особый период;
— штаты соединений и частей на военное время.
Последняя встреча с агентом состоялась в Берне в 1914 г. накануне войны.
Объект особого внимания — Российская империя
Как же обстояли дела с разведкой накануне Первой мировой войны и Октябрьской революции в России в ведущих странах Запада и Востока? Например, английская секретная служба, после своего расцвета во времена Даниеля Дефо, пережила упадок и приобрела более-менее весомые очертания и разветвленную структуру лишь в 1909 г. Являясь на протяжении трех последних столетий крупнейшей колониальной державой, Великобритания создала за это время одну из самых сильных и опытных спецслужб в мире. Примечательно, что в течение более чем трехсотлетней истории этой организации государство очень внимательно следило за соблюдением секретности в ее деятельности. Например, фамилия начальника секретной службы может быть обнародована не ранее чем через 20 лет после того, как он уйдет с этого поста. Всем известное название Интеллидженс сервис на самом деле является обобщающим, а как в действительности называется английская секретная служба, до сих пор доподлинно не известно практически никому.
При этом следует отметить, что до начала Первой мировой войны она оставалась все еще относительно небольшой организацией с профессиональными кадрами, но с бюджетом, не позволяющим иметь за рубежом ни одного резидента на постоянной основе. Из-за нехватки средств вплоть до 1914 г. эта служба использовала случайных агентов, чья деятельность оказалась абсолютно неэффективной.
Однако во время Первой мировой войны английская разведка добилась больших успехов и по праву считалась самой эффективной в мире спецслужбой. Ее положение значительно улучшилось к 1917 г. А к началу 1918 г. она имела сеть из более 400 бельгийских и французских агентов, регулярно сообщавших о передвижении немецких войск в оккупированной Бельгии и Северной Франции.
Рост антивоенных настроений в России в 1917 г. беспокоил Лондон. Желая по-прежнему гнать на убой русских солдат, английское правительство подготовило заговор, руководить которым должен был известный английский писатель и не менее известный разведчик Уильям Сомерсет Моэм. В автобиографии «Подводя итоги» и рассказах о разведчике Эшендене, в которых он описал собственную деятельность в годы Первой мировой войны, Моэм поведал о своем участии в организации во второй половине 1917 г. заговора с целью осуществления государственного переворота в России. Кроме Моэма в британской разведке подвизались Грэм Грин, Ян Флеминг и немало других видных авторов.
Возможно, что готовность писателей Альбиона превращаться в «штирлицев» объяснялась и романтическим ореолом, которым была всегда окружена разведка в этой стране. До сих пор Великобритания заметно опережает другие страны мира по тиражам «шпионских романов». Сам Моэм объяснял свое согласие сотрудничать с военной разведкой Великобритании так: «Работа привлекала меня благодаря моей любви к романтике и в тоже время из-за тяги к абсурдным и смешным ситуациям». Судя по его автобиографии и его рассказам о разведывательной деятельности в России в 1917 г., писатель смог получить в избытке «романтику», а также немало «абсурдных и смешных ситуаций».
Говоря о своей поездке в Россию, которая началась в августе 1917 г. с прибытия во Владивостокский порт, Моэм писал: «Я направлялся как частный агент, которого при необходимости могли дезавуировать. Мои инструкции требовали, чтобы я вступил в контакт с силами, враждебными правительству, и подготовил план, который бы удержал Россию от выхода из войны». До конца жизни Моэм был уверен, что «существовала известная возможность успеха, если бы я был направлен на шесть месяцев раньше». По словам писателя, для реализации задания он имел «неограниченные денежные средства». Моэма сопровождали «четыре преданных чеха, которые должны были действовать в качестве офицеров связи между мною и профессором Масариком, имевшим под своим командованием что-то около шестидесяти тысяч своих соотечественников в различных частях России».
Руководство чехословацкого корпуса играло значительную роль в планах британской разведки, разработанных задолго до мая 1918 г. и даже до установления советской власти в октябре 1917 г. «Военно-полицейская» миссия, которую должен был выполнить чехословацкий корпус, означала не контроль за соблюдением порядка на улицах российских городов, а осуществление государственного переворота в интересах Великобритании.
Чехословацкий корпус был не единственной организованной силой, участвовавшей в исполнении замыслов Лондона. Моэм упоминает о своих постоянных контактах с вождем эсеровских террористов Борисом Савинковым. Беспощадный убийца произвел на Моэма неизгладимое впечатление — «один из самых поразительных людей, с которым я когда-либо встречался». Очевидно, что вместе с Савинковым в организации заговора участвовали правые эсеры — его единомышленники. Поскольку же Савинков стал в 1917 г. заместителем военного министра Временного правительства и комиссаром ЮгоЗападного фронта, он сблизился с Алексеевым, когда тот заменил Корнилова после его ареста на посту начальника Генерального штаба. Благодаря Савинкову Моэм смог привлечь к заговору и военных, которые затем возглавили Добровольческую армию.
Вполне возможно, что действия военных и политических организаций, если бы они выступили одновременно и согласованно, под единым командованием, могли бы изменить характер событий или, по меньшей мере, серьезно повлиять на их ход. Одной из причин провала заговора стала быстрая утрата управляемости в России в 1917 г., чему в немалой степени способствовала спесивая самонадеянность главы Временного правительства.
Когда Моэм прибыл из Владивостока в Петроград, обстановка в стране была критической. «Дела в России ухудшались, — писал Моэм. — Керенский, глава Временного правительства, был снедаем тщеславием и увольнял любого министра, который, как ему казалось, представлял угрозу для его положения. Он произносил бесконечные речи. Нехватка продовольствия становилась все более угрожающей, приближалась зима, и не было топлива. Керенский произносил речи. Находящиеся в подполье большевики активизировались, Ленин скрывался в Петрограде, говорили, что Керенский знает, где он находится, но он не осмеливался арестовать его. Он произносил речи».
