— Ну, как клиент?
— Да злоеб…й какой-то. Два раза кончил, не вынимая, хорошо, что презерватив оказался фирменный, немецкий, выдержал.
— Молодец, не осрамила Родину. Я бы тебе орден «Дружбы народов» вручил за укрепление связей между советским и афганским народами.
В Афгане с половым вопросом дела обстоят худо. Пока не женишься, хрен кому вдуешь. Правда, там была парочка закрытых публичных домов, которые мне показали знакомые афганцы, в один из них мы как-то по пьяни с Саньком пытались зайти, но туда нас не пустили два здоровых афганских бугая, на всякий случай показав торчащие за поясами огромные ножи. Все мои желания тут же улетучились, хотя Санек еще что-то пытался объяснять, показывая деньги.
— Пойдем, м…к, — сказал я ему. — А то тебя самого сейчас в задницу оттрахают забесплатно.
Чтобы жениться, простому афганцу нужно заплатить приличный калым, а это сделать может не каждый…
Не знаю, правда или нет, но, как мне говорили, в Кабуле существовала «горка невест» — такой своеобразный рынок, куда приходили женихи, которые не могли заплатить калым за невесту, туда же приводили невест, которых по тем или иным причинам не смогли отдать замуж. Родители договаривались между собой, и тут же можно было с помощью муллы заключить брак.
От отсутствия сексуальной жизни нередки там и «голубые» отношения…»[114]
Разумеется, поведение Ольги ни в коем случае нельзя считать типичным. Категория женщин, именуемых «чекистками», разумеется, имелась. Но таковые были именно отдельной категорией.
Помимо умения честными или нечестными способами скопить денег и «отовариться», необходимо было еще и доставить нажитое в СССР.
«Контрактники, служащие в Афганистане, получали 230 чеков. Легально полученная за год сумма равна 2760 чеков, большую сумму провезти было нельзя, лишние бабки считались контрабандой, и излишки на таможне изымались. Также нельзя было провозить ничьи передачи из Афгана, для родственников в Союз — натуральный советский кретинизм. Путей преодоления этих запретов было множество, расскажу только о некоторых из них.
Когда кто-то ехал домой с излишком чеков, он старался подогнать свой отпуск, чтобы поехать вместе с человеком, который не занимался никакими торговыми делами, а свои чеки благополучно проедал и пропивал, не вылезая из полка. Часть лишних денег передавалась ему, и после пересечения границы чеки перекочевывали в карман хозяина, но это был самый простой способ для тех, у кого излишки чеков были небольшие.
Самый верный способ был передать чеки через сотрудников советского посольства, гражданских специалистов или советников, которые работали в Афгане. Они обычно летели через Москву рейсами афганской аэрокомпании, и московским таможенникам было глубоко наплевать, сколько чеков они везли, главное, чтобы они не провозили наркотики и оружие. У ташкентских же таможенников был свой интерес, за 9 лет через них прошли сотни тысяч людей, и к их ручонкам прилипло немало чеков и всякого добра. Говорить о том, что таможенники все поголовно рвачи, было бы несправедливо, но среди них находилось немало уродов, отбиравших у солдатиков, воевавших в Афгане, подарки, которые те везли своим близким. Надеюсь, что справедливость на свете есть, и эти вещи не пошли им впрок.
Те, у кого не было возможности передавать лишние чеки, пробовали провезти их контрабандой. Вариантов было море, — это были чемоданы с двойным дном, аккуратно распечатанные блоки сигарет с упакованными в пачки чеками. Открывались японские магнитофоны, купленные в Афгане, и в них прятались чеки, шились пояса, укреплявшиеся на теле. В общем, у кого на что ума хватало, и большая часть чеков все-таки благополучно преодолевала границу. Были, правда, и некоторые нюансы. Во внешторговских чеках на купюрах с номиналом 50 чеков и выше была вставлена тонкая металлическая нить. И пачка таких чеков довольно таки хорошо «фонила» при обыске ручным металлодетектором и высвечивалась при просвечивании багажа. Поэтому все, кто знал об этом, провозили в поясах на теле купюры номиналом по 20 чеков, на них не было металлической нити.
Итак, я лечу в отпуск, «лишние» чеки, заработанные потом и кровью, уже переправлены в Союз через моего земляка, преподавателя Кабульского политеха, со мной два чемодана подарков родным и близким, в кармане всего триста чеков на дорожные расходы. Кроме этого тяжеленный рюкзак с книгами. Некоторые, наверное, улыбнулись, читая это, но в то время в Советском Союзе даже хорошие книги были в дефиците, и многие из нас покупали их за чеки в полковых магазинах.
…Несмотря на середину зимы, температура воздуха в Ташкенте была примерно +15. Я был одет в черный кожаный плащ, под ним — кожаный пиджак и джинсовый костюм. Вы спросите, почему я не снял все это барахло в такую жару и не упаковал в чемодан? Объясняю: считалось, что вещи, которые одеты на мне, не входят в стоимость провозимого. Тем самым народ как бы легально провозил на себе еще 500–600 чеков. Конечно, были тут и свои минусы: при такой плюсовой температуре с меня пот лился, как с Ниагарского водопада.
Проторчав около часа в аэропортовском накопителе, где нас и наши вещи обнюхали собаки, специально натасканными на наркотики и оружие, мы медленной колонной двинулись через два контрольно-пропускных пункта. Наверное, только в Советском Союзе, а сейчас и в России так встречают своих сограждан. Пересекая границу под хмурым, недружественным взглядом пограничника, чувствуешь себя как минимум законспирированным шпионом и начинаешь сомневаться, а твоя ли фотография в паспорте? И уже с ужасом думаешь, что сейчас выскочит из-за угла какой-нибудь Карацупа с собакой и тебя повяжут, как врага народа…
После прохождения паспортного контроля начиналась следующая полоса препятствий — проход через «рамку» и личный досмотр металлодетектором на наличие оружия. Не прошло и двух часов, как я, весь насквозь мокрый, наконец подошел к таможеннику. Смена состояла из четырех таможенников, которые особо не торопились и работали примерно в одном ритме. Некоторых из нас пропускали за считаные минуты, практически не открывая чемоданов, а вот некоторых шмонали по полной программе.
Рожа таможенника, к которому я подошел, мне сразу не понравилась, — моя ему тоже. Прочитав декларацию, он с удивлением спросил.
— Вы что, везете всего 300 чеков?
— Да, вот подарки родным купил почти на все деньги.
— Ну, открывайте свой чемодан, посмотрим, что за подарки везете.
Бояться мне было нечего, все было подсчитано, ничего противоправного я не вез. Запустив по локоть руку в мой утрамбованный вещами чемодан, он извлек пакет с брелками, который я вез своим друзьям. На одной стороне брелка была выгравирована святыня всех мусульман Кааба, а на другой — красивой арабской вязью «Аллаху акбар». У таможенника загорелись глаза от счастья.
— Вы знаете, что здесь написано?
Я прикинулся «лохом» и сделал удивленные глаза:
— Нет, не знаю, что-то на афганском написано, наверное, что-то про Апрельскую революцию.
Таможенник внимательно посмотрел на меня:
— Нет, здесь написано по-арабски «Аллах велик», а это прямая религиозная пропаганда. Брелки я у вас конфискую, а вот цепочки можете оставить.
И он, с… стал отрывать, цепочки от брелков и складывать их в пакетик.
«Ладно, хрен с тобой», — подумал я.
Через некоторое время, роясь в вещах, он достал свернутые в рулон плакаты, на которых Брюс Ли крушил своих врагов, их я тоже вез в подарок друзьям.
— Не положено, пропаганда культа насилия, это я тоже конфискую.
Тут у меня, запаренного всей этой мутотой, сорвало крышу.
— Не положено, так не положено, — сказал я и разорвал этот рулон с плакатами пополам.
Этого мне делать не стоило, видно, у таможенника имелись на эти плакаты другие планы. В последующий час он перевернул вверх дном оба моих чемодана, прощупывая каждый шов, перелистал все книги и в заключение этого шоу отвел меня в комнату для досмотров, раздел до трусов, обыскал все вещи, кроссовки и чуть ли не заглянул в задницу. Все это время я подбадривал его веселыми репликами, от которых он сатанел еще больше.
К концу таможенного досмотра я стоял с огромной кучей шмоток и книг. Товарищ, с которым мы ехали вместе, прошел таможню за 15 минут и уже битый час ждал меня в здании аэропорта. Придраться больше ни к чему таможенник не смог и нехотя расстался со мной и моими вещами».[115]
Нынешней молодежи, наверное, действительно, многое в этом описании нелегко понять. Нельзя провозить плакаты с Брюсом Ли, потому что это символ насилия? Ясно, что таможеннику очень захотелось получить этот самый символ в придачу к брелоку.
Надо отметить, что нечто подобное могло произойти не только по пути из Афганистана. Автору этой книги довелось видеть, как у покидающего ГДР «дембеля» отобрали плакат с группой «Модерн Токинг» с фразой «Это порнография». «Две башки мужиков, какая порнография», — бормотал растерянный боец. Но ему пообещали всерьез изучить его дембельский чемодан, и он согласился: «Берите, раз порнография». Даже после мирной службы в ГСВГ это было неприятно видеть. Можно себе представить, что испытывали те, кто возвращался с афганской войны. Ташкентская таможня запомнилась многим из них…
