— Заблудился, — сказал Мазур. — Пока выбирался со двора, ухнул в какую-то дрянь…
— А сержанта зачем ударили?
— Я же не знал, что это сержант, — сказал Мазур. — Начался вдруг переполох, забегали, черта тут поймешь…
Из прохода вылетела собака, кольцо вокруг Мазура в одном месте разомкнулось — отскочили перед разъяренной овчаркой, а она, друг человека долбаный, кинулась так, что до Мазура долетела пена.
— Был он там, тарищ капитан! — азартно-обрадованно заорал проводник, пытаясь оттащить расходившуюся собаку и перекрикивая ее лай. — Рекс по следу, как по ниточке…
— В машину, — распорядился капитан.
Мазура чуть ли не бегом протащили по двору, затолкнули в крохотный кормовой отсек уазика, представлявший собой мини-камеру — вокруг решетки, ручки с внутренней стороны нет. Сквозь мутное стекло он видел, что стоявшая на противоположной стороне улицы машина Кацубы вдруг взревела и на хорошей скорости унеслась.
Глава двенадцатая
В темнице сырой
Уазик ехал целеустремленно, нигде не задерживаясь. К Мазуру никто из троих не обращался ни разу, меж собой они тоже не разговаривали, оставалось таращиться на полутемные улицы, пользуясь редкой возможностью обозревать внешний мир из зарешеченных окошек милицейской машины.
Он не испытывал особой тревоги, полагаясь во всем на Кацубу, — профессионалы своих не бросают и в более безнадежной ситуации. Однако в глубине души было чуточку неуютно — можно за здорово живешь угодить в хитросплетение ведомственных интриг, где иногда гораздо хуже оказаться не виноватой ни в чем разменной монеткой, нежели последним душегубом…
Приехали, кажется. Машина остановилась у двери без вывески, дверцу отперли, Мазуру велели выметаться и шагать вперед без лишних фокусов. Он поднялся по трем выщербленным бетонным ступенькам и оказался в небольшой обшарпанной дежурке, где с одной стороны сидел за пультом усталый старшина, а с другой размещался «обезьянник» — клетка из толстых железных прутьев, занимавшая добрую половину помещения.
Туда Мазура запихнули без всяких церемоний, заперли, двое конвоиров, сержант и капитан, удалились куда-то в глубины здания. Капитана Мазур успел рассмотреть — в годах, худое апатичное лицо старого служаки, повидавшего все на свете и выслушавшего от клиентов все сказки, какие только может измыслить распаленное воображение.
Обилием постояльцев «телевизор» не мог похвастаться — там, кроме Мазура, куковали только двое. Один, вроде бы абсолютно трезвехонький, одетый чисто и неброско, зыркнул на Мазура, но общаться не пожелал, сидел, напряженно шевеля губами, кося глазом на каждое шевеление вокруг, — напряженный, собранный, лихорадочно думавший свою неизвестную думу. «Пожалуй, есть что-то за душой, — определил Мазур, — вон как ерзает…»
Второй, в отличном, но испачканном и заблеванном костюме и сбившемся под мышку галстуке, общаться не мог по причинам чисто технического характера — лежал на грязном полу, вольготно разметавшись навзничь, похрапывал, выдыхая лютый перегар. Время от времени он начинал беспокойно ворочаться — видимо, вот-вот должен был очухаться. Судя по плачевному состоянию физиономии, он основательно проехался левой стороной фейса по асфальту, но все уже успело подсохнуть.
Мазур опустился на узенькую скамеечку, стараясь обрести полное хладнокровие. Лежащий что-то громко, внятно забормотал. Прислушавшись, Мазур поднял брови.
Старшина, не обремененный срочными делами, вылез из-за стойки, подошел, заинтересованно склонился:
— Что он там?
— Просит Эвелину подоткнуть одеяло, а то очень уж жестко, — сказал Мазур. — По-английски просит, что характерно.
— Ну?
Пьяный забормотал громче.
— Точно тебе говорю, — сказал Мазур. — А сейчас требует у бармена еще порцию виски. Опять-таки на чистейшем английском. Звякните в гостиницу, может, ищут давно…
— Хрен моржовый, — с чувством сказал старшина. — Ни единого документика не было, подобрали ребята, когда мордой улицу натирал… Уши ему потри, а? Вдруг и в самом деле с ног где-то сбились…
Добросовестно выполнив просьбу, Мазур по собственной инициативе рявкнул пьяному в ухо на его родном языке:
— Бар закрывается, старина! Выметаться пора!
Заграничный алкаш, не открывая глаз, послал его подальше, повернулся на бок и подсунул ладони под щеку.
— А ну его, — философски махнул рукой старшина. — Проспится, в постельку захочет — как-нибудь договоримся. Он у нас и не десятый такой… А ты, выходит, по-ихнему волокешь?
— Есть немного.
— За что взяли?
— По недоразумению, — сказал Мазур.
Старшина умудренно оглядел его, покачал головой:
— По-иностранному знаешь, трезвый, но пачканный и царапанный — чего-то я в такие недоразумения плохо верю…
— Угадал, — сказал Мазур. — Шпион я, тебе первому, как родному…
— Ври, — лениво сказал старшина. — Тоже мне… Сиди уж, думай. Один уже думает, все извилины заплел…
И вернулся на свое место, перестав обращать внимание на клетку. Мазуру хотелось курить, но сигареты выгребли вместе с прочим содержимым карманов, а просить у старшины гордость не позволяла.
Минут через двадцать вернулся сержант, извлек Мазура из клетки и повел в глубь здания. Смотрел он без особой враждебности — значит, не тот, которого Мазур легонько приложил в проходе. Это хорошо, меньше сложностей…
В крохотном кабинете сидел апатичный капитан, уже снявший бушлат, — а в сторонке, у стены, скромно примостилась на шатком стуле очаровательная женщина Даша Шевчук, глядя на Мазура сквозь сигаретный дым испытующе, не без насмешки.
— Этот и есть? — спросила она почти равнодушно.
— Он, орелик, — кивнул капитан. — Прятался там где-то, потом удирать пустился, оказал сопротивление сотруднику…
— Если бы я видел, что это сотрудник, — сказал Мазур покаянно. — Темнота, переполох, все бегут куда-то, ничего не поймешь…
— А вы-то что там делали? — напористо спросил капитан, перебирая машинально документы и скудные пожитки Мазура. — В таком виде?
Мазур оглядел себя — при ярком свете лампочки вид у куртки был вовсе уж печальный, пропала куртка, придется опять Кацубу в расходы вводить…
Он более подробно изложил свою легенду — пошел вечерком в гости к знакомой, но заблудился по незнанию города, бродил по непонятным закоулкам, споткнулся, влез в мусорную кучу, измазался, услышал суету милицейских машин, решил обойти стороной, тут на него кинулся неизвестный с фонарем, принял его за хулигана, побежал…
Капитан мог бы и не ухмыляться с неприкрытым профессиональным цинизмом — Мазур сам чувствовал, что сметанная на живую нитку баечка выглядит тут жалко и беспомощно…
— А на крыше что делали? — спросил капитан, подождав, не расцветит ли Мазур свою историю деталями покрасочнее.
— На какой крыше?
— Видел сержант, как вы с крыши спрыгнули, — устало, даже вяловато поморщился капитан. — И как это вы ухитрились в том проходике с сотрудниками разминуться, если на крыше не лежали?
— Не лежал я на крыше…
— А если сравнить ржавчинку с куртки и с крыши?
Мазур решил помолчать — крыть было нечем.
— А возле трупа что делали?
— Возле какого трупа? — возопил Мазур.
— Собака прямо к вам вывела…
— Дура она, ваша собака, — сказал Мазур. — Первый попавшийся след нюхнула…
— Хватит, — сказал капитан веско. — Тут вам, дорогой товарищ ученый, не Питер, тут врать надо умеючи… Придется вам до утра поскучать на нарах, а утром…
Даша встала, шепнула ему что-то на ухо. Капитан поднял на нее глаза, выслушал, хмуро обозрел Мазура, пожал плечами:
— Мое дело маленькое… Если такая необходимость… — и нехотя встал. — Андрей, ты тут побудь…
— Да нет, сержант пусть лучше в коридоре подождет, — сказала Даша. — Ничего-ничего, справлюсь…
— Так оформлять его будем?
— Видно будет…
Оба милиционера вышли, и Мазур остался тет-а-тет с рыжей красавицей. Взял со стола свои сигареты, закурил. Даша пересела за капитанов стол и рассматривала Мазура с непонятным выражением лица. Не похоже было, чтобы она куда-то торопилась или сгорала от нетерпения.
— Требую адвоката, — сказал он, подумав.
Даша тяжко вздохнула, полистала его паспорт, бросила на стол:
— У меня профессиональные рефлексы зудят при виде вашей липы…
— Простите? — вежливо произнес Мазур.
— Вам не кажется, господа хорошие, что вы себе чересчур много позволяете?
— Почти согласно классику, — сказал Мазур. — Совершенно не вижу, почему бы благородному дону…
Она вновь вздохнула, поджала губы:
— А они, — мотнула она головой в сторону двери, — вас могут и в самом деле посадить до выяснения всех моментов. Или за плюху сержанту. Имеют полное право, а я над ними не начальник…
