Вступление в Священную лигу христианских государств для России означало начало войны против Османской империи и Крымского ханства. В конце 1686 г. на всем протяжении границы начались боевые действия против Османской империи и Крыма. Летом 1687 г. русские войска выступили в поход на юг под командованием все того же В. В. Голицына, который получил звание дворцового воеводы Большого полка (т. е. верховного главнокомандующего). Князь надеялся, что его внешнеполитические успехи будут способствовать венчанию Софьи на царство наравне с братьями. Однако как первый, так второй (1689 г.) Крымские походы не принесли успеха России, что способствовало падению популярности Голицына и усилению его противников.
Основной причиной неудач русского войска в указанных походах была его низкая боевая выучка. К концу XVII в. солдаты и особенно стрельцы утратили воинский дух; последние находились под ружьем не более двух месяцев в году, в остальное время занимаясь ремеслами и торговлей. А. А. Керсновский писал: «Безвременье 70-х и 80-х годов особенно пагубно отразилось на стрельцах, превратившихся в смутьянов и бунтарей – каких-то янычар Московской России и представлявших своим существованием государственную опасность»[149]. Не менее (а порой и более) страшна для падения обороноспособности страны борьба группировок: стрелецкие бунты или их постоянная угроза в 1682–1689 гг. – яркое тому подтверждение.
Вторая причина неудач – распри в командном составе войск, во многом являвшиеся следствием политических интриг в Москве. В условиях непрекращающейся борьбы за политическое влияние придворные партии старались создать свои службы – более продвинутые, изощренные, действенные, оперативные. Голицын справедливо полагал, что идея крымских походов принадлежала его противникам, надеявшимся в случае неудачи устранить его от двора или уменьшить влияние на Софью. Частые отъезды и долгое отсутствие при постепенном усилении позиций молодого Петра вынуждали Василия Васильевича искать союзников, обладавших в столице реальной военной силой.
Длинная цепь придворных неурядиц и неразберихи ослабила полки иноземного строя. Некоторые офицеры предпочли искать удачи в государствах с более предсказуемым будущим, другие постарались избежать придворных интриг и до поры до времени отошли в тень, переведя свои полки на положение, обозначенное И. Ильфом и Е. Петровым как закон монтера Мечникова («утром деньги – вечером стулья»). Таким образом, создававшаяся на протяжении десятилетий система военной и политической безопасности государей в который уже раз оказалась под угрозой уничтожения.
Петр I. Фрагмент гравюры П. Гунста с оригинала Г. Кнеппера (конец XVII в.)
Одним из союзников Голицына был думный дьяк Ф. Л. Шакловитый[150] – начавший тайную службу еще при Алексее Михайловиче, Федор Леонтьевич возглавил Стрелецкий приказ после устранения Хованского. Те из стрельцов, кто продолжал митинговать и подстрекать к неповиновению, были частью арестованы и сосланы, частью направлены на службу в отдаленные гарнизоны. Так, в 1683–1684 гг. «на вечное житье» в Киев были высланы московские стрелецкие полки полковников И. К. Ушакова, И. Скрипицина, М. Ф. Сухарева. Тогда же в Белгород отправили стрелецкие полки полковников В. С. Елчанинова, И. И. Дурова, М. Ф. Кривцова. Воинскую дисциплину удалось более или менее восстановить, но боевая подготовка стрелецкого войска продолжала оставаться на низком уровне. Начальника Стрелецкого приказа более всего интересовали дела придворные: усиление партии Петра и интриги в окружении царевны Софьи.
Многие сторонники правительницы не разделяли ее желания стать царицей. Царь, повелевающий ими, родовитыми и имеющими заслуги, – это одно, а «незамужняя девица» царевна – совсем другое. Время императриц на Руси еще не пришло. И Голицын, и Шакловитый понимали, что основа их благополучия – расположение Софьи. Они обменивались информацией о делах в столице, особенно о настроениях влиятельных лиц. Петр становился все старше и в любой момент мог заявить о своих правах самодержавного государя.
Еще одним приближенным Софьи Алексеевны был ее духовник монах Сильвестр Медведев[151]. По официальной версии, получив распоряжение отправиться «на посольство в Курляндию», Медведев постригся в монахи, ушел из приказа и прослыл «чернецом великого ума и остроты ученой». При этом деятельность в качестве лица духовного звания не была для него единственной. В 1682 г. он способствовал передаче власти Софье при малолетних Иване и Петре. По некоторым признакам Медведев координировал работу одной из секретных служб царевны-правительницы.
О том, что эта служба работала достаточно эффективно, говорит тот факт, что царевна получала информацию о своих противниках непосредственно из окружения Н. К. Нарышкиной. Две постельницы Нарышкиной сообщали Софье обо всех, кто неодобрительно высказывался в ее собственный адрес и в адрес ее приближенных. Помощники царевны проводили специальные операции, направленные на разжигание недовольства среди стрельцов. По данным С. М. Соловьева, это делалось так: «Ночью в двух местах подъезжала к стрелецким караулам вооруженная толпа, схватывала десятника, и начальник толпы приказывал его бить до смерти; несчастного начинали колотить, но слышался голос из толпы: „Лев Кириллович! За что его бить до смерти? Душа христианская!“ После было узнано, что мнимый Нарышкин был подьячий приказа Большой казны Шорин, доверенное лицо правительницы»[152].
К лету 1689 г. противостояние Софьи и Петра достигло критической отметки.
Став царем в 10 лет, Петр не имел реальной опоры – как социальной, так и силовой. Вероятно, поэтому уже в 1683 г. он начинает формирование личных «потешных» подразделений, ставших основой Преображенского и Семеновского полков. «Трудно, конечно, предположить, чтобы одиннадцатилетний юноша, несмотря на всю свою развитость, мог самостоятельно составить план такой коренной государственной реформы, как учреждение постоянного войска. Но весьма вероятно, что Петр, может быть, и несамостоятельно, но под влиянием посторонних разговоров „в верху“ и отчасти под влиянием близких к нему, а может быть, даже самих Нарышкиных, ввиду смутного времени и боясь за личную свою безопасность, возымел намерение создать себе отрядец для собственной охраны. Это предположение тем более вероятно, что царская команда состояла, как мы ниже увидим, не из сверстников его и не из приближенных к нему бояр и дворян, а из людей взрослых и вместе с тем низших сословий. Была ли эта команда началом „потешных“? Можно положительно сказать, что да»[153]. Первая «потешная стрельба» была проведена 30 мая (в день рождения государя) в с. Воробьево под руководством «огнестрельного мастера» Семиона Зоммера.
История не сохранила подробные списки первых «потешных», состоявших при Петре. С уверенностью можно говорить лишь об отдельных лицах: так, в числе будущих преображенцев были стряпчие конюхи Сергей Бухвостов, по определению самого Петра – «первый российский солдат», и Яким Воронин, будущий семеновец, стольник Никита Селиванов. И пусть никого не вводит в заблуждение слово «потешные». Петровские «ближние люди» проживали в потешных[154] (еще со времен Алексея Михайловича) селах: Преображенском и Семеновском – отсюда и название. Среди «потешных» были спальники, стольники, стряпчие, комнатные и постельные истопники, многие из них значительно старше Петра по возрасту. Мы предполагаем, что у «потешных» было две важнейшие задачи: первая – создание гласной и негласной охраны молодого царя; вторая – создание личного царского войска «иноземного строя», способного противостоять стрельцам.
Для «потешных забав» молодого государя выписывали и доставляли настоящие пушки (к 1684 г. – более 16) и пороховое зелье, от игрушечных и неисправных пищалей быстро перешли к боевому оружию. Изменения в вооружении «потешных войск» происходили быстрыми темпами, особенно с учетом известной московской волокиты.
«В январе 1684 г., по возвращении в Преображенское, требования его [Петра] постоянно учащаются и усложняются. Вооружение его команды со дня на день увеличивалось и по числительности, и по составу оружия, что дает право пред полагать, что и наличный состав „потешных“ увеличивался постоянно сам собою – охотниками поступить в ряды царские. Только что Петр переехал из Москвы, как уже в январе требуются протазаны[155], обтянутые малиновым бархатом и перевитые золотым галуном, пищали винтованные и к ним все принадлежности: шомпола, затравки, принадлежности для чистки, огнестрельные припасы, порох, свинец, пулейки, дробь и пищаль скорострельная о десяти зарядах. Год спустя к вооружению „потешных“ прибавляются алебарды, палаши, шпаги, посольские булатные мечи и топоры, бердыши и мушкеты; каждая отправка из Москвы в Преображенское настолько уважительных размеров, что требует на перевозку сразу по нескольку подвод»[156].
