Ну а занятую территорию Япония интенсивно осваивала. Маньчжурский император подписывал кабальные соглашения, сюда хлынули представители японских фирм. Захватывали существующие предприятия, основывали новые. Вводились новые порядки, по сути, оккупационный режим. Крестьяне облагались огромными налогами, должны были сдавать почти всю произведенную продукцию. Для снабжения городских жителей вводились жесткие нормы, причем самих жителей делили на категории по национальному признаку. Выше всех стояли японцы, за ними шли маньчжуры и корейцы, ниже китайцы, а в самом низу русские. Эмигрантов в Маньчжурии набралось много – и белогвардейцы, и беженцы от коллективизаций и раскулачиваний. Сейчас им пришлось туго. Снабжение они получали в последнюю очередь и самое худшее. Впрочем, можно было улучшить свое положение – наняться на службу к интервентам. Или мафии. Здешние преступные группировки японцы не тронули – при условии, что будут лояльными. А мафия готова была и русских использовать. В Харбине и Мукдене стала нанимать молодежь из белых формирований для охраны злачных мест, складов. Кушать хочешь – милости просим.
Альянс оккупантов с мафией был совсем не случайным. Для окончательного закрепления в Китае японцы применили тот же метод, которым когда-то пользовались англичане и французы. Наркотизацию. Правительство Гоминьдана пресекало ее, пыталось бороться. Япония же внедряла широко и целенаправленно. В любом городе, переходившем под контроль захватчиков, одним из первых приказов легализовалась продажа опиума. Расширялся его ввоз, всячески поощрялось производство на месте. Для крестьян Маньчжурии оккупационная администрация ввела особые нормативы по выращиванию мака. Лица, выполняющие нормы, освобождались от земельного налога. А за перевыполнение предусматривалась шкала наград. В зависимости от площадей участка, занятого под опиумный мак, крестьяне освобождались от воинского призыва, получали почетные грамоты, самых активных производителей было велено ставить деревенскими и уездными старейшинами [117].
Города покрывались сетями опиумных притонов, в них продавались и морфий, героин. Но японцам посещать их строго запрещалось, за этим следила военная жандармерия. Наркотики оставлялись на долю китайцев. Получалось очень удобно. Люди трудились до седьмого пота, чтобы заработать на дозу зелья. Витали в ядовитом тумане, в бесовских химерах, не доставляя никаких хлопот оккупационным властям. Неужели наркоман загорится освобождать родину? Да на что он годится? Китайцам предстояло постепенно вымирать – да еще и платить за это завоевателям! Но мирный договор, по сути, не выполнялся. Как японцы, так и Чан Кайши вели операции против партизан, коммунистов и готовились к новой схватке между собой.
Но и в Европе периоду стабильности пришел конец. Пример Германии оказался соблазнительным для многих. Партии и группировки, сходные с нацистскими, возникли во Франции. В феврале 1934 г. в Париже уволили префекта полиции, задевшего интересы слишком высоких кругов. Но префект был связан с фашистскими организациями. На улицы выплеснулись манифестации. Под лозунгами «Долой воров!» хлынули к зданиям правительства и парламента. На них выпустили конную полицию – демонстранты привязывали ножи к палкам, пыряли лошадей, силились подрезать жилы. Беспорядки не вылились в революцию только из-за того, что ими воспользовались некоторые политики. Подкупили вожаков самых влиятельных фашистских структур, чтобы они бузили, давили на парламент, но удерживались от штурма. Кончилось отставкой правительства Даладье и приходом к власти этих самых сообразительных политиков во главе с Думергом. А обошлись перемены в 15 убитых, полторы тысячи раненных и покалеченных.
По соседству, на Пиренейском полуострове, два государства пошли по противоположным путям. В Португалии в ходе борьбы с кризисом выдвинулся талантливый министр финансов Салазар. Он предпринимал успешные меры, чтобы противостоять бедствию, запросил для себя большие полномочия и получил их. Был назначен премьер-министром, в 1933 г. ввел новые законы, напрочь отменившие парламентскую демократию, начал строить «корпоративное» государство. Партии разогнал, оппозицию подавлял, причем сумел это делать относительно мягко, без смертной казни. В Испании, наоборот, усиливались левые партии, углублялись разброд и раскачка.
А рядом с Германией лежала ее прежняя союзница, Австрия. Совсем недавно – центр обширной империи, а сейчас скромненькая маленькая республика. После поражения в Первой мировой и расчленения здесь прошел плебисцит, и большинство австрийцев высказались за «аншлюс», соединение с Германией, но победители не позволили. Оба государства, проигравших войну, были населены немцами, в обоих были сходные проблемы. Нацисты не преминули этим воспользоваться, в Австрии появилась своя нацистская партия, свои структуры СА и СС. Вроде бы австрийские, но они подчинялись германскому руководству.
25 июля 1934 г., когда в Берлине делили плоды победы над Ремом и ждали кончины Гинденбурга, вдруг выступили венские эсэсовцы. Они напали на резиденцию канцлера Австрии Дольфуса, подавили и разоружили охрану. Сам канцлер в перестрелке был смертельно ранен. Путчисты объявили об «аншлюсе» с Германией, требовали от Дольфуса подписать соответствующие указы, но он не сделал этого, умер. Не поддались на призывы эсэсовцев и полиция, армейские части. Резиденцию канцлера окружили, очаг мятежа блокировали. Незамедлительно вмешалась и другая соседка Австрии, Италия [39].
Муссолини в это время свысока смотрел на Гитлера. Он-то был уже признанным диктатором, а германского фюрера считал выскочкой и плагиатором, копирующим итальянские методы. Гарантом нейтралитета Австрии дуче видел себя. Он двинул к австрийской границе 5 дивизий, и этого оказалось достаточно. Германия не посмела даже пальцем пошевелить в поддержку заговорщиков. Им осталось только сдаться. Правда, подоплека путча была слишком прозрачной. Неужели горстка членов СС замыслила бы переворот без санкции германских предводителей? Но Гитлер и его правительство открестились от австрийских последователей – мол, знать их не знаем, это внутреннее дело Австрии. Виновные подтвердили – действовали сами по себе. А международные политические и общественные круги сделали вид, будто поверили. Взбунтовалась группа горячих голов, их подавили, ну и что?
Настоящей пороховой бочкой выглядели в это время и Балканы – примерно так же, как перед Первой мировой [27]. В Болгарии правое правительство Цанкова и офицеры-монархисты стабилизировали ситуацию очень ненадолго. Они-то старались «укрепить царский трон», видели перед собой идеал православной монархии: примерно такой же, как погибшая российская. Но забывали – в Болгарии цари были пришлыми. После ее освобождения от турок вмешалось международное сообщество и возвело на престол германскую династию Кобургов.
А уж Борис III идеалу царя соответствовал меньше всего. Он страдал алкоголизмом и всевозможными комплексами, был коварным и мстительным. Женился на итальянской принцессе Джованне. Она, как и положено болгарской царице, перешла из католицизма в православие, стала Иоанной. Но христианкой она оказалась куда лучшей, чем ее муж. Духовником и наперсником Бориса являлся Любомир Лулчев. Иногда его называют «болгарским Распутиным», но это совершенно несправедливо. Распутин-то был православным человеком. А Лулчев сектантом. Один из болгарских священников, Петр Дынов, поездил по Америке, пообщался с местными оккультными кружками и совершенно перековался. Объявил, будто ему были видения, голоса, и на него возложена высшая миссия, «формирование новой культуры и расы», основал «Всемирное белое братство».
Дынов внушал последователям, будто он сам светится, «нет такого человека в Болгарии, который светил бы сильнее меня», сектанты заговорили о нем как о «воплощении Христа». Вот в такую веру Лулчев вовлек Бориса III, при дворе кучковались «дыновисты». Джованна Лулчева невзлюбила, просила удалить. Наконец, стала просто избегать. Муж за это возненавидел ее, за глаза называл «гадюкой». Но для такого царя и идеалисты-монархисты оказывались неудобными. Через окружающих любимцев и проходимцев к нему находили дорогу политики и предприниматели другого сорта, соблазняли теми или иными выгодами. Правительство Цанкова отправили в отставку, к власти дорвались либералы.
А тут и Великая Депрессия грянула. На нее отлично списывалось воровство, под предлогом кризиса испарялись деньги, выделенные на социальные, военные, хозяйственные программы. Этот разгул пришелся на руку коммунистам, они опять возбуждали народ и нацеливались на власть. В результате события закрутились по второму кругу. Правые организации стали готовить сразу два переворота. Один организовывал Цанков, но его опередили офицеры из «Военной лиги» и монархический кружок «Звено». 19 мая 1934 г. их лидер Георгиев явился к царю, представил доклад, где указывалось на «моральный кризис», «глубокое разложение политических партий».
