По корпусу он не целил — вдруг поддели легкие бронежилеты, выдумщики? Мишенью были ноги. Вот и незадачливый стрелок упал на колено, охая и подвывая, дергая стрелу, — ну, и у него наконечник засел в ране, а в рученьке осталась оперенная палочка…
Искушение оказалось слишком велико. Окинув окрестности быстрым звериным взглядом, Мазур бросил наземь лук и стрелы, рывком выметнулся из-за ствола. С разлету оглушил носком кроссовки вопящего на чистейшем русском языке, ползавшего на коленях раненого, рванул у него с плеча бессмысленно мотавшийся автомат. И кинулся назад, подхватил средневековую амуницию, в кувырке перекатился за поваленный ствол. Вслед снова грохнул пистолет, пуля звучно пробила дорогу среди густой хвои — нет, кто там прыткий-то такой?
И вновь прижался к земле, смирнехонько, как мышь под метлой. Отодвинув указательным пальцем ветку, высматривал противника и оценивал, что в его лагере происходит.
А ничего удивительного или неожиданного — неразбериха. Перестали уже бестолково метаться, засели за деревьями, где кому пришлось, — но, поскольку так и не поняли, с какой стороны следует ждать удара, взгляду Мазура предстали целых три спины, в пределах досягаемости.
Он, однако, не торопился — время работало на него. Пусть послушают вопли раненых, пусть убедятся, что налетевший враг все еще невидим… Мешочек с гнилостной отравой остался валяться где-то в буреломе, три стрелы из торчавшего за поясом пучка сломались, пока полз и перекатывался, но это не страшно, перебедуем…
Выстрелы вразнобой, пара автоматных очередей. Мазур оскалился, видя, как в самых разных направлениях, совсем в другой стороне взлетает сорванная со стволов кора, летят впереверт срубленные картечью сосновые веточки. Его никак не могли нащупать, даже тот, с пистолетом, что-то не подавал признаков жизни. Судя по звуку, пистолет был «Стечкин» — в опытных руках способен натворить дел. А руки не корявые… Может, тоже притих и выжидает, когда Мазур проявит себя?
Кто-то орал, чтобы прекратили стрельбу. И она мало-помалу стала затихать. Мазур тем временем бегло оглядел автомат с откидным прикладом, поставил на предохранитель и закинул за спину — патроны нужно поберечь, считанные…
Меж деревьев промелькнули собаки, чертовски приметные на фоне тайги, белая и черно-белая. И закрутились на месте, дергаясь, визжа. Ах, вот оно в чем дело, поводок был один на двоих, собаки привязаны к обоим его концам — и теперь, сломя голову кинувшись бежать, обогнули дерево с двух сторон, поводок-то и зацепился…
Жалко, но ничего не поделаешь. Мазур снял с шеи тесемку с наганом, прикинул все, прокачал — и взмыл из-за ствола, трижды нажал на спуск. Отбросив бесполезный револьвер, упал, перекатился. Автомат и бинокль больно впились в тело.
Прополз пару метров, выглянул. Все в порядке — собаки лежат неподвижно, а вот один из неосмотрительно подставивших спину, наоборот, орет и ползает вокруг дерева. Мазур целил пониже спины, а значит, туда и попал.
Автоматная очередь хлестнула по стволам высоко над головой. Следом прошлась вторая, уже пониже. А потом загремел «Стечкин», определенно нащупывая мишень. Это уже хуже. Нельзя безобразничать до бесконечности, пора и честь знать. Цель, в общем, достигнута.
Выстрел, взлетели алые клочья — какой-то идиот засадил по висящему рукаву. Почти наугад выпустив оставшиеся стрелы, Мазур пополз в сторону. Чуть ли не там, где он только что лежал, в дерево звонко шлепнули пули — вовремя убрался…
Он кружил по лабиринту поваленных стволов, где согнувшись в три погибели, где пробегая на корточках, где перекатом. Крики и ставшие совсем редкими выстрелы помаленьку отдалялись, и Мазур стал забирать вверх, на ходу обматывая лук отпущенной тетивой. Оглянулся. Метрах в тридцати позади колыхались ветви поваленных деревьев — кто-то настырный пытался его преследовать. Рывком перебросив автомат под локоть, Мазур перевел рычажок на одиночную стрельбу и послал две пули прямо в зеленое шевеление. Там мгновенно воцарилась полная неподвижность. Согнувшись, Мазур двинулся дальше, время от времени оглядываясь через плечо, забирая вправо. Погони не было. Он отметил мельком, что завладел ничем иным, как АКС-74, сработанном в бывшей ГДР, а это уже кое-что — пуля калибра 5,45 убойность сохраняет до километра. Именно ее дилетанты и именуют «пулей со смещенным центром тяжести», а она попросту гораздо легче и тоньше обычной и оттого, попав в цель с большой скоростью, начинает кувыркаться, как дура…
Оказавшись на гребне, оглянулся, стараясь, чтобы его прикрывали сухие кусты багульника. Никого уже не мог рассмотреть, но отчаянные вопли долетали и сюда. Раненых у них, дай боже, половина — и скверно раненых, так что в привыкших к комфорту и безопасности импортных душах поневоле поселится неуверенность. Мазур был чрезвычайно доволен собой, хотя и нечем особенно было гордиться — он всего лишь показал, на что способна дрессированная пиранья. В последний раз глянул вниз, хищно покривил губы, отдал честь двумя пальцами на американский манер, к виску, потом резко вперед, хохотнул:
— Я вам не как-либо что, а что-либо как…
И побежал вниз по склону, держа устойчивый темп. Впервые за все это время он был совершенно точно уверен, что погони за беглецами нет. Однако это еще не повод для беспечности и лени — вовсе даже наоборот: сто шансов против одного, что теперь-то вместо джентльменской охоты начнется самая бешеная травля. В свою очередь, это отнюдь не повод для уныния — ловить кого-то наугад в тайге все равно что играть в жмурки парою на стадионе в Лужниках…
Он остановился, отщелкнул магазин и стал большим пальцем выдавливать в пригоршню патроны, прямо-таки облизываясь от удовольствия, словно кот на сметану. Вместе с тем, что в стволе, насчитал семнадцать. Не царская роскошь, но и не убожество. Хватит, чтобы вторично принять встречный бой… Оказавшись у ручейка, смыл с лица грязь, а тело трогать не стал — сойдет и так. Попутно обнаружил, что его часы накрылись: стекло разбито, минутная стрелка сорвана, а часовая безнадежно погнулась. Жалко, надежные были ходунцы. Это не пуля была, он бы почувствовал — видимо, при одном из перекатов грохнул о камень, какой-то мерзкий хруст в памяти отложился… Ничего, в тайге и без часов можно прожить.
Приближаясь к месту, где оставил свою незадачливую команду, еще издали прислушался, но тишина стояла полнейшая. Не перегрызлись на сей раз, вот удивительно…
Правда, подойдя вплотную, он убедился, что загадывал преждевременно. Определенно за время его отсутствия вновь имела место базарная склока: доктор сидит на корточках у дерева, зыркает бешеным взором, лицо так и дергается, Ольга воинственно выпрямилась над завернутыми в куртку припасами, держа наперевес неведомо где раздобытый здоровенный сук, Вика стоит тут же, неумело зажав в кулаке обкромсанную рукоять ножа. Все действующие лица взъерошены и взбудоражены, у доктора на левой щеке сочные царапины, какие могли быть оставлены исключительно женскими ногтями, и ничем другим, а на груди косой порез — это уже не ногти… Порез, конечно, поверхностный — куртка вспорота, крови самую малость натекло — но все равно видно, что свара была нешуточная. «Не могли уж до смерти прирезать, красотки асфальтовые, — подумал Мазур в приливе черного юмора. — Все хлопот меньше…»
Все вытаращились на него, грязнющего и встрепанного. Мазур хладнокровно прислонил автомат к дереву, уселся рядом и взял сигарету.
— Ну, что уставились? — спросил он, откусив и выплюнув фильтр. — Ничего страшного, поболтали и разошлись…
— Бог ты мой, ничего страшного… — протянула Ольга с таким видом, словно выбирала, рыдать ей или хохотать. — Даже тут слышно было, пальба такая…
— Ага, — сказал он, ничуть не рисуясь. — В тайге выстрелы далеко разносятся… — приподнялся и рявкнул: — Отставить! — и повторил мягче: — Отставить. Глазки не закатывай и слезки не пускай. Место для романтических эмоций ну совершенно не подходящее. Я и так знаю, что ты меня любишь беззаветно, благо сам нечто подобное испытываю… Лучше доложи-ка, что вы тут без меня делали, и почему у вас вид столь романтический…
Ольга все еще стояла, уронив руки, сук валялся у ног, и Мазур, чтобы не выглядеть бесчувственной скотиной, подошел, мимолетно поцеловал в щеку. Получилось довольно неуклюже, он совершенно не привык к столь кинематографическим сценам — его, как правило, и провожало, и встречало хмурое, отнюдь не сентиментальное начальство. А про первую женушку лучше бы забыть начисто…
— Ну, докладывай, — сказал он мягче. — Только в темпе, нам быстренько с места сниматься надо…
В общем, чего-то такого он и ожидал. Через часок после его ухода доктор занервничал и стал в голос требовать свою законную банку тушенки. Ему, естественно, отказали, памятуя об инструкциях отца-командира. Он стал напирать и настаивать, потом попытался взять. Женщины не давали, и развернулся шумный скандальчик, плавно перетекший в очередное выяснение отношений меж супругами. Охрипнув, доктор ненадолго унялся. Главная баталия развернулась потом, когда стала слышна далекая канонада, — тут Егоршин, совершенно потерявши голову, стал изрыгать черные пророчества, заверяя, что Мазура непременно убили или вот-вот убьют, а посему им нужно немедленно сниматься с якоря, естественно, под его чутким руководством. Дамы противились, высказывая вполне законные сомнения как в предсказанном доктором исходе схватки, так и в его командирских талантах. Доктор заявил, что уйдет один, и покусился на припасы. Тут-то и началось генеральное сражение с маханьем ножиками, царапаньем и возней…
