— Я, понял, Георгий Александрович, посмотрим на проверяемых через эту призму, — заверил Рудаков.
— В таком случае пожелаю тебе и твоим подчиненным терпения и удачи, — закончил совещание Градов.
Но в тот и два последующих после совещания у Градова дня Рудакову и его оперативному составу пришлось отложить в сторону поиск агента ЦРУ в 53-м НИИ, а также многие другие дела и сосредоточиться на том, чтобы не допустить акции протеста профессорско-преподавательского состава на Красной площади. Он, Первушин и Сахнов проводили одну за другой встречи с руководством вузов и НИИ, сотрудники управления активно работали с агентурой и профессурой, пользующейся авторитетом в коллективах и не находившейся в состоянии психоза и патологической ненависти к реформаторам. В беседах с ними контрразведчики обращались к их разуму, здравому смыслу и убеждали отказаться от проведения акции протеста на Красной площади, предлагали вместо непредсказуемой митинговой стихии перейти к конструктивному обсуждению своих требований к реформаторам в рабочей обстановке.
В свою очередь, Градов и Шепелев использовали свои неофициальные и официальные возможности в Министерстве обороны и департаменте образования, чтобы убедить чиновников от науки начать конструктивный диалог со своими оппонентами. Их доводам вняли, и две группы седовласых полковников и генералов, игравших не последние роли в отечественной военной науке, ринулись в бой за ее реформу. Их стремительный дискусс — бросок по академиям, военным институтам и НИИ — дал результат. К концу недели в большинстве вузов митинговые страсти, грозившие бессмысленным и беспощадным русскими бунтом, остыли. Не без помощи негласных помощников контрразведчиков из числа авторитетных ученых была сформирована Согласительная комиссии. Вместе с представителями департамента образования она приступила к работе над корректировкой программы реформ.
После этого Рудаков и его подчиненные, наконец, смогли перевести дыхание и полностью сосредоточиться на поиске агента ЦРУ в 53-м НИИ. Подсказка с германским шпионом, которую дал Градов, стала толчком для нового направления по его розыску. Еще раз изучив материалы на всех проверяемых, Рудаков пришел к выводу: под модель агента ЦРУ подходит заместитель руководителя института, кандидат технических наук Борис Флегонтович Орехов. Не блиставший свершениями в науке, он, где локтями, а где используя свои связи, сумел обойти маститых ученых и занять руководящее кресло. Но не это привлекло внимание Рудакова к Орехову, а его расходы. Их анализ показал: его официальной зарплаты и левого приработка явное не хватало на то, чтобы за год купить дачу в престижном месте ближнего Подмосковья, поменять машины себе и ловеласу сыну, учившемуся через пень-колоду в Институте нефти и газа им. Губкина. Столь стремительный рост материального благополучия Ореховых, как полагал Рудаков, не мог обойтись без помощи ЦРУ. Дополнительно шпионскую версию усиливало еще одно немаловажное обстоятельство: Орехова отличала просто маниакальная страсть к курительным трубкам. Поговаривали, что в его коллекции имелись трубки самого Иосифа Сталина и первого директора ЦРУ Аллена Даллеса. Ради редкого экземпляра Орехов готов был лететь хоть на край света и заложить душу самому дьяволу.
Логика контрразведчика подсказывала Рудакову: именно страсть Орехова к коллекционированию могла привести его в сети ЦРУ. В шпионской версии не хватало нескольких звеньев — фактов его связи с американской разведкой и передачи ей секретных сведений. Уже больше часа Рудаков, Первушин и Охотников ломали голову над тем, как добыть доказательства преступной деятельности Орехова и затем усадить на скамью подсудимых. Привычная палочка-выручалочка, работающая в делах на шпионаж, — сбор агентом секретных сведений — в случае с ним не работала. При должностном положении Орехова, открывавшем ему прямой доступ ко всем закрытым НИОКРам института, и ушлом адвокате доказать это было делом почти безнадежным.
Рудаков еще раз прошелся по лицам Первушина и Охотникова — их унылый вид говорил сам за себя, и потребовал:
— Так, товарищи, носа не вешать! Надо искать свежие идеи!
— К сожалению, Александр Юрьевич, ничего путного на ум не приходит, — посетовал Первушин.
— Ну почему? Есть кое-что, — возразил Охотников и, помявшись под взглядом Первушина, решился сказать: — Правда, Александр Васильевич считает их сомнительными.
— Говори, Андрей Михайлович, посомневаемся вместе, — пригласил к разговору Рудаков.
— Первая идея — провести в отношении Орехова оперативный эксперимент на мнимое затруднение, — предложил Охотников.
— Эксперимент? Думаю, что это не лучшая идея, — усомнился Рудаков и пояснил: — Я с трудом представляю, какие секреты института не может знать Орехов? Отсюда вытекает следующий вопрос: к чему затруднять доступ?
— Александр Юрьевич, я имею в виду другой институт и другие секреты — 4-го НИИ. Помните, как это сделали при проверке Ефимова?
— Как же, помню, коньяком накрылся тот эксперимент. А на этот раз чем?
Язвительная реплика Рудакова не смутила Охотникова, и он продолжал отстаивать свою позицию.
— И все-таки, товарищ генерал, я предлагаю провести эксперимент в 4-м НИИ и привязать его к конференции. Ее тема «Выявление летательных объектов, изготовленных по стелс— технологиям». Она по ориентировкам Центра проходит как объект первоочередных устремлений американской разведки, а значит, будет интересна Орехову, и он клюнет на эту наживку.
Рудаков покачал головой и не согласился:
— Не пойдет! Мы повторяемся. Тем более Орехов был задействован, пусть и втемную, в подготовке эксперимента по Ефимову. А он далеко не дурак, и если все сопоставит, то поймет, в какую ловушку его загоняют. Нет, надо искать нестандартные варианты.
— Александр Юрьевич, тогда разрешите второе предложение? — не сдавался Охотников.
— Слушаю, но только о коньяке ни слова, — добродушно заметил Рудаков.
— Со вторым предложением все может скипидаром обернуться, — съязвил Первушин.
— Ну, положим, это иногда полезно, — с иронией произнес Рудаков и поторопил Охотникова. — Так что за предложение, Андрей Михайлович?
— Взорвать ситуацию вокруг Орехова!
— Взорвать? Ты меня пугаешь, Андрей Михайлович, — насторожился Рудаков, но его глаза говорили обратное.
В них Охотников увидел неподдельный интерес и уже без оглядки принялся излагать свое предложение.
— Для нас свидетельством связи Орехова с ЦРУ, а для суда доказательством будет его контакт с резидентурой. Такое доказательство ни один адвокат не опровергнет.
— Правильно полагаешь, Андрей Михайлович. Вот только, как получить такое доказательство? — задался вопросом Рудаков.
— А если Орехова подтолкнуть к выходу на резидентуру ЦРУ в Москве?
— Каким образом?
— Имитировать ложный выход на него американца.
Что-о?! Какой еще американец? О чем ты говоришь, Андрей Михайлович?! Это красиво выглядит только в романах про шпионов. Нам же их не писать, а ловить надо. Нет, нам такой эксперимент не нужен, после него Орехова днем с огнем не сыщем! — категорически был против Первушин.
— Погоди, погоди, Александр Васильевич, не руби с плеча! — не спешил с выводами Градов и предложил к Охотникову: — Продолжай, Андрей Михайлович.
— Так вот американец выходит на Орехова с предложением о продаже патента на промышленное изготовление в США устройства по определению структуры материала при гиперзвуковых скоростях. С одной стороны, выход будет обоснованным, а с другой — в психологическом плане…
— Стоп, Андрей, не спеши с психологией! — остановил его Рудаков и уточнил: — Во-первых, что за устройство? Во— вторых, откуда о нем известно американцам? И последнее, какое к нему отношение имеет Орехов?
— Это тема его кандидатской диссертации. Часть ее — не секретная публиковалась два года назад в открытых источниках.
— Здесь все понятно. А что с психологией?
— Несогласованный с ЦРУ выход американца на Орехова — тут Александр Васильевич прав — станет для него серьезным психологическим стрессом. Вопрос: каковы будут его реакция и действия?
— Яснее ясного, и к гадалке не ходи: сиганет в американское посольство, и поминай как звали! — сделал однозначный вывод Первушин.
— Это — если мы ушами прохлопаем, — не склонен был драматизировать ситуацию Рудаков и снова обратился к Охотникову: — Так что ожидать от Орехова, Андрей Михайлович?
— Вариант первый: Орехов не агент ЦРУ. В этом случае он, будучи секретоносителем, обязан доложить руководителю института и нам о контакте с иностранцем. Вариант второй: Орехов — агент ЦРУ. И здесь логика подсказывает: он выйдет на связь с резидентурой в Москве, чтобы разобраться с возникшей непоняткой, — заключил Охотников и с нетерпением ждал реакции Рудакова.
