С воцарением Мохаммед-шаха Персия повернула внешнюю политику на север. Новый шах с самого начала к английским офицерам отнесся прохладно, видимо памятуя о том, как англичане несколько раз втянули его отца в войну и что из этого вышло, и главное, как англичане себя вели, когда персидская армия терпела поражение. И через два года он постепенно избавился от британцев, которые с напряжением стали наблюдать за усилением русских в Персии, за тем, как на места военных инструкторов в армии приходят ветераны Отечественной войны 1812 года, русско-турецких войн и как русский посол Иван Осипович Симонич становится одним из самых желанных гостей при дворе.
Симонич не был профессиональным дипломатом. Он вообще русским подданным стал за шесть лет до этого, в 1826 году, хотя и командовал Грузинским гренадерским полком. Родился Симонич в 1794 году в городе Шибеник в Хорватии. Юношей он оказался во французской армии, участвовал в русском походе, попал к русским в плен, жил в Казани. Он был отпущен домой, но не пожелал жить в Далмации, которая тогда находилась в составе Австро-Венгрии. И в 1816 году Симонич приехал на службу в Россию, был зачислен в армию в чине капитана в Кременчугский пехотный полк. В 1818 году он стал майором, а через два года подполковником. Его военная служба проходила на Кавказе, он был ранен, когда воевал против Персии под командованием Ивана Паскевича, и как раз по его протекции стал русским послом в Тегеране. Убежденный монархист, Симонич совершенно искренне служил Николаю I, считая его лучшим монархом Европы, решительным и серьезным защитником традиционных общественных устоев. Убежденный бонапартист — а именно таким он был, — Симонич искренне ненавидел все, что связано с Британией. Русский дипломат и западносибирский генерал-губернатор Александр Осипович Дюгамель, сменивший Симонича в Тегеране через несколько лет, вспоминал:
«Симонич был ярый бонапартист, такой ярый, каких я редко встречал, и он в высшей степени разделял все предубеждения и личную ненависть знаменитого пленника, жившего на о-ве св. Елены, — то есть, другими словами, от всей души ненавидел англичан. В его приемной гостиной в Тегеране висела на стене только одна литография, та хорошо всем известная литография, на которой тень Наполеона изображена двумя пнями с надписью: «Я оставляю царствующему в Англии дому в наследство позор моей смерти». Повесить литографию на видном месте в том самом салоне, в котором он принимал визиты английского посланника, значило не иметь никакого такта и нарушать все приличия»[106].
Вот такой человек, к ужасу англичан, стал представлять Россию в Персии. И они делали все, чтобы убрать его с этого поста. Тем более что и в Турции русские добились огромных успехов. А это означало, что самые страшные пророчества начинают сбываться — путь на Индию теперь открыт для армии русского царя.
Русско-турецкая война 1828–1829 годов, итоги которой так обеспокоили Лондон, как ни странно, начиналась с его молчаливого одобрения и обещания нейтралитета, что и было сделано. Британия не могла не воспользоваться таким удобным случаем: ослабить одного геополитического противника с помощью другого, которого, если что, можно чуть притормозить с помощью экономических рычагов (а Англия, конечно, была промышленно и экономически более развитой, нежели Россия), — это очень по-британски. Англичане и до того, поддерживая греческое освободительное движение, потихоньку выдавливали турок с Южных Балкан, чтобы самим занять там контролирующие позиции. А конфликт, точнее, очередной конфликт, между Петербургом и Стамбулом назревал давно, с начала 20-х годов. Потому что турецкие интересы на Кавказе, несомненно, противоречили русским.
Формальным же поводом для начала военных действий послужило несоблюдение Турцией Аккерманской конвенции, заключенной в 1826 году. Еще в 1812 году между странами был заключен Бухарестский мирный договор. И он вроде как существовал и вроде как выполнялся, и Россия, которая вела войну и в Европе, и на Кавказе против Персии, не слишком требовала его выполнения от Стамбула. А потом, в 1826 году, Николай I решил все же потребовать от турок более последовательного поведения и предъявил им требования в ультимативной форме.
Турки подумали и 25 сентября 1826 года в городе Аккермане (сейчас это Белгород-Днестровский) подписали конвенцию, в которой признавали переход под контроль России городов Сухума, Редут-кале и Анакрии. Также Турция обязалась в короткие сроки сделать выплаты по всем исковым требованиям русских подданных, предоставить им право беспрепятственной торговли на всей территории Турции, а русским торговым судам дать право свободного плавания в турецких водах и по Дунаю. Была гарантирована автономия Дунайских княжеств и Сербии, а господари Молдавии и Валахии должны были назначаться из местных бояр и только по согласованию с Россией.
Это был, конечно, успех, впрочем, турки с самого начала выполнять ничего не собирались. По восточной традиции они полагали, что подписанные документы вовсе не являются обязательными к исполнению, а возможно, они рассчитывали, что документы можно будет «потерять», как обычно и поступали в Средней Азии. И в декабре 1827 года султан Махмуд II объявил об одностороннем аннулировании Аккерманской конвенции. В Петербурге сочли, что это вполне достаточный повод, чтобы начать войну. 7 мая 1828 года русская армия начала наступление по двум направлениям — через Балканы и на Кавказе. Австрия открыто оказывала туркам материальную помощь. Франция, Пруссия и Британия заняли нейтральную позицию.
Несмотря на численное превосходство турецких войск, наступавшие в меньшинстве русские одерживали одну победу за другой. Особенно успешно действовал Отдельный Кавказский корпус Ивана Паскевича — 23 июня 1828 года был взят Карс, через месяц Ахалкалаки, в августе Ахалцихе, были взяты Поти и Баязет. Закаленные в боях с Персией ветераны побеждали вопреки тому, что против 20 тысяч русских сражались 100 тысяч турок, то есть, пятикратно превосходя, турки все равно отступали. Исход войны в Азии был решен после взятия Паскевичем города Эрзурума в 1829 году. Это был ключевой пункт, открывавший дорогу в Сирию, на средиземноморское побережье Турции и на Стамбул.
На европейской территории армия генерала-фельдмаршала Ивана Дибича, разгромив в битве при Кулевче основные турецкие силы, опять же будучи в меньшинстве, прошла маршем через нынешнюю Болгарию, громя по дороге турецкие отряды и гарнизоны, и вышла в долину реки Марицы. Дальше русские взяли Адрианополь, и для армии Дибича тоже открылся путь на столицу. Одновременно с этим русский флот громил турок на Черном и Средиземном морях, и в какой-то момент вообще возникла угроза того, что корабли с Андреевским флагом блокируют проливы Босфор и Дарданеллы. Русские конные отряды находились в 40 километрах от Стамбула. И тут султан Махмуд II понял, что воевать с русскими ему больше не нравится. Во всяком случае пока.
14 сентября 1829 года в Адрианополе был подписан мирный договор. Османская империя, пережив позор и разгром армии, страх захвата столицы, согласилась сделать то, что могла выполнить и так, без войны. Только теперь русские попросили чуть больше. Османская империя отдавала России весь черноморский берег от устья реки Кубань до пристани Святого Николая (это возле нынешнего Поти). Граница между двумя государствами устанавливалась по реке Прут до ее впадения в Дунай, к России отходили острова в дельте Дуная. Турция признала присоединение к России областей Закавказья и Туркманчайский мирный договор с Персией, предоставила российским судам право свободно проходить через Босфор и Дарданеллы.
Правда, есть один момент — русская армия могла спокойно добить Османскую империю, раз и навсегда устранив угрозу с Востока. Но помешали англичане. Через дипломатов они принялись убеждать русское правительство, что делать этого нельзя, что если Османская империя рухнет, а Россия оккупирует Константинополь и установит свой контроль над проливами, то европейским государствам придется вступить в схватку за дележку наследства султанов. И придется по-новому перекраивать карту Балкан, Ближнего Востока и Малой Азии. А это означает общеевропейскую войну, в которую будет втянута и Россия. В Петербурге тоже понимали, что проще оставить догнивать слабеющую империю, но взять с нее огромную контрибуцию, тем более что Британия и Франция намекали, что в случае отказа русских они отправят в проливы свои флоты. Более того, через несколько лет Россия вообще спасла Османскую империю, казалось бы, от неминуемого развала, но об этом чуть позже.
А сама война 1828–1929 годов, конечно, заслуживает куда больше нескольких абзацев в книге. В ней было немало подвигов и героических эпизодов. Один только отчаянный бой 20-пушечного брига «Меркурий» под командованием капитана Александра Казарского против двух турецких кораблей — 110-пушечного «Селимие» и 74-пушечного «Реал-бея», за которыми шла вся турецкая эскадра, стоит того, чтобы снимать про это фильмы и писать отдельные книги. Русский бриг из боя вышел победителем, оторвался от преследователей, нанеся их парусному вооружению такие повреждения, что те просто не могли двинуться с места.
