Получилась классическая картинка из жизни первобытных людей — в полукруглой пещерке жарко пылал костер, на котором Мазур решил приготовить всего барсука зараз (жареное мясо все же чуточку дольше сохранится, чем сырое). Пещерка была большая, и потому углы тонули во мраке, а женщины в колышущихся отсветах чистого, бездымного пламени казались прежними красавицами, чья прелесть ничуть не пострадала от долгих странствий по дикой тайге, где единственным аксессуаром дамского обихода был вырезанный Мазуром гребешок, с первого взгляда напоминавший старинное орудие пытки. Чтобы чем-то занять руки, а заодно и голову, он принялся вырезать из кедрового сука другой, стараясь сделать его чуточку поизящнее. Не дожидаясь, Ольга расплела косу и принялась расчесывать волосы старым, временами морщась. В пещере стало тепло, даже жарко, и она непринужденно расстегнула куртку до пояса. Сам Мазур давно уже сидел голым по пояс и пытался прикинуть, сможет ли побриться ножом, тем, что с роговой рукояткой. А заодно — где бы ему уединиться с Ольгой. Несмотря на многодневный марш-бросок, выматывавший тело и душу, он, стоило задержать взгляд на молодой жене, всегда слышал над ухом шепот беса. Особенно сейчас, когда в пламени костра Ольга казалась чуточку незнакомой и оттого еще более влекущей.
На алых головешках трещало капавшее туда барсучье сало. Поплыли аппетитные запахи. Поблизости, где-то внизу, журчал невидимый ручеек.
— Что вы на меня так уставились, гардемарин? — спросила Ольга наивным тоном. — Взгляд у вас больно уж звероватый… Вика, меня, чует мое сердце, соблазнить хотят. Вступишься, если угроза для добродетели возникнет?
Никакой реакции. Вика лежала спиной к костру, в тени, подложив под щеку сложенные ладони — вот уже добрых полчаса, почти не шевелясь, только иногда вздрагивая всем телом. Больше всего Мазур боялся, что она сломается. Тут все как на ладони, муженек, хоть и дешевка, был для нее единственным близким существом, надежно связывавшим с большим миром и всем, что там осталось. Они с Ольгой, как ни крути, — не более чем случайные попутчики, чужаки. У них — своя связь, свой мирок, замкнутым он и остается, как ни притворяйся, будто сей микрокосм открыт для бедолажной спутницы…
— Вот, — гордо сказал Мазур, вручая Ольге вполне приличный на вид гребешок, — точная копия изделия неизвестного мастера, творившего в каменном веке неподалеку от будущего Рима…
— Похоже, — фыркнула она. Подсела к Вике, все-таки растормошила чуточку, заставила сесть и стала причесывать, как маленькую. Украдкой посмотрела на Мазура с немым вопросом во взгляде. Он растерянно пожал плечами, решительно не представляя, что тут можно сделать. Поправил вертела с барсучатиной — заранее натаскал больших камней, обложил ими костер, и получился вполне приличный очаг.
— Ладно, — сказал он, вставая. — Вы тут пошепчитесь о девичьих секретах, а я дозором пройду…
Повесил на плечо автомат, взял горящую ветку и, пригибаясь, двинулся по туннелю. Оказавшись у поворота, за которым был выход, тщательно ветку затоптал, прислушался и выскользнул наружу, под звездное небо.
Воздух в ложбинке был совершенно неподвижным, ни малейшего дуновения. Высоко над верхушками сосен висела луна, похожая на освещенный изнутри стеклянный шар. Ночная жизнь, как обычно, себя почти что и не проявляла звуками: пару раз в глубине тайги жутко ухнула сова, кто-то пискнул неподалеку, шустро взбегая по стволу. Мазур пошел по ложбинке. На откосе, на уровне его взгляда, на миг сверкнули два серебристозеленых глаза, но он равнодушно прошагал мимо: судя по размеру глаз и расстоянию меж ними, на него таращилась какая-то таежная мелочь вроде лисы.
Поднялся по косогору, повернулся лицом к северу. Потом передвинулся левее, чтобы округлая сопка не закрывала горизонта. Ага. Далеко на севере на горизонте чуть заметно подрагивала бледно-золотистая полоса — пожар зажил собственной жизнью, ширясь и распространяясь. Все было в порядке, скоро там начнется ад кромешный…
Второй раз в жизни он устраивал пожар, чтобы спастись. Так что беспокоиться рано, чертов колдун напророчил насчет третьего…
Первый пожар был двенадцать лет назад, в месте, которое Мазур даже сам с собой привык называть просто Порт. Потому что секретность была небывалая, превосходившая все прежнее, — и, как ему потом мимоходом шепнули по великому секрету, даже обаятельный англосакс Драммонд, инкогнито стоявший за теми, кто пытался группу Мазура отловить, твердый профессионал, чье генеалогическое древо где-то в прошлом соприкоснулось боковой веточкой с потомками Генриха Плантагенета, даже он так и не просек, с кем конкретно имеет дело.
…Им сели на хвост уже в Порту, когда семерка возвращалась из чужого пекла, унося невеликий железный чемоданчик-кассету, с бумагами, которые адмиралы одной стороны не обменяли бы и на бриллианты по весу, а адмиралы другой как раз обменяли бы, подвернись им возможность уладить дело чейнджем. Именно там они и нашли Володю Чемякина с крутым местным сержантом — в неузнаваемом почти виде. Случайную группочку «синих аксельбантов», это устроивших, ребята Мазура кончили наспех, но катер те успели спалить — вместе с аквалангами, подводными буксировщиками и прочей роскошью, предназначенной для потаенного отхода. Получалось насквозь хреново — в Порт вот-вот должны были ворваться джипы с погоней, судно-база торчало за пределами территориальных вод, имея строжайшие инструкции в таковые не входить, рация, правда, работала и даже обещала подбросить на выручку корабль правительственных ВМФ, но верилось в это плохо — Мазур помнил, что почти все корабли незадачливого президента заперты в бухте тройной цепочкой морских мин, выброшенных ночью с вертолетов. Такая уж шла игра, флот стоял за президента, авиация — за претендента, а сухопутные силы причудливо раскололись примерно пополам…
Он послал турундаева поджечь емкости с горючим — очень уж удобно были расположены, пылающий бензин отрезал бы мол, где они засели, от всего остального мира. Все понимали, что поджигатель живым уйти не успеет, и Турундаев тоже — но пошел, конечно. И поджег. И получилось все, как Мазур рассчитывал: джипы появились-таки, но охотнички остановились перед стеной огня, понемногу захватывавшей и склады, постреливали наугад сквозь пламя и на двух диапазонах требовали подмоги. Перехвативший их переговоры Морской Змей сообщил, что они вызвали вертолеты, так что развязка — вопрос времени.
И они лежали на молу, потому что ничего другого делать не могли, могли только ждать, а стоявшая тут же рация бубнила открытым текстом, хоть и условными терминами радист базы призывал их к бодрости духа, словно ребенка конфетами, прельщал кораблем — и надсажался до тех пор, пока Морской Змей точным грациозным пинком из положения лежа не сбил рацию в воду, и она потонула, даже не булькнув.
А поскольку чудеса на войне нередки — корабль пришел, еще издали паля по замаячившим на горизонте вертолетам из носового «Бофорса», в гавань ворвался серо-стальной, изящно-хищный фрегат шведской постройки под правительственным флагом, лихо отшвартовался у мола, и на него сыпанула здешняя морская пехота — кофейного цвета орелики из одного с президентом племени, в чистеньких «леопардовых» комбинезонах, свеженькие и даже выбритые…
Ну, наградили, конечно. А за рацию он потом отписывался в четырех экземплярах, как старший группы. Четырежды заверял своей незамысловатой подписью, что данный портативный агрегат инвентарный номер такой-то все же получил непоправимые повреждения в ходе операции, а не продан на знаменитой столичной толкучке.
Там, на известном всему континенту базаре, на него и наскочил полуколдун-полуюродивый, каких в столице водилось изрядно, — в удивительно чистом белом балахоне с коричневой вышивкой, ритуальными насечками на щеках, увешанный амулетами, как Брежнев орденами. Долго следовал параллельным курсом, суя под нос то загадочные лечебные корешки, то корявые эбеновые фигурки, порывался гадать, а потом заорал вслед на здешней базарной латыни, дикой смеси семи языков, европейских и окрестных:
— Бойся третьего пожара, сотник! Третьего пожара бойся!
Если перевести его чин в старинные местные ранги, то Мазур, пожалуй, и впрямь был тогда сотником. Он, как и положено, тут же заложил колдуна резиденту, чтобы проверили как следует, пресловутое местное ясновидение тут замешано, или что-то другое, но результатов проверки уже не узнал: сделавшую свое группу отправили домой, в столице началась заварушка, и с резидентом он больше никогда не встречался — тот был сухопутчиком.
…Притоптал окурок подошвой и пошел обратно. Чиркнул спичкой и шагал, держа ее на вытянутой руке, пока впереди не забрезжил колышущийся отсвет костра. В пещере ничего почти не изменилось, только Вика не лежала, а сидела, притянув колени к подбородку, обхватив их руками, глядя в огонь неотрывно и тоскливо.
