— Бойся третьего пожара, сотник! Третьего пожара бойся!
Если перевести его чин в старинные местные ранги, то Мазур, пожалуй, и впрямь был тогда сотником. Он, как и положено, тут же заложил колдуна резиденту, чтобы проверили как следует, пресловутое местное ясновидение тут замешано, или что-то другое, но результатов проверки уже не узнал: сделавшую свое группу отправили домой, в столице началась заварушка, и с резидентом он больше никогда не встречался — тот был сухопутчиком.
…Притоптал окурок подошвой и пошел обратно. Чиркнул спичкой и шагал, держа ее на вытянутой руке, пока впереди не забрезжил колышущийся отсвет костра. В пещере ничего почти не изменилось, только Вика не лежала, а сидела, притянув колени к подбородку, обхватив их руками, глядя в огонь неотрывно и тоскливо.
— Вот кстати, — сказала Ольга. — А то мне бы в кустики, а одной страшно. Пошли, проводишь.
— Здесь пещер полно… — неохотно встал он.
— Да ну, не будем в квартире гадить…
Однако, оказавшись снаружи, она в кустики не пошла. Встала вплотную к нему, машинально оглянулась на черный вход и прошептала:
— Надо что-то делать. Эта принцесса на горошине вконец расклеилась. Еще немножко — и крыша поедет, точно. Бывают такие беззащитные создания. Мне уже страшно…
Мазур безнадежно пожал плечами:
— Ну, что ты мне делать прикажешь?
Ольга помялась и, глядя ему в глаза, прямо-таки распорядилась:
— Иди ее трахни. На неврастеничек прекрасно действует. Пещер тут и в самом деле куча…
— Ты что, любимая супруга? — Мазур немного оторопел. — Что, вот так вот…
— Да придется мне перетерпеть, — нехотя проговорила Ольга. — Пользы дела для. Она тут всхлипывает, что совершенно чужая, что мы ее бросим завтра, как кутенка… Придется тебе ради ободрения постараться. Только не притворяйся, будто станешь над собой насилие совершать, знаю я тебя… Кинешь ей пару палок, чтобы повеселела.
— Лексикончик у тебя, интеллектуалка… — хмыкнул Мазур.
— Да ладно тебе, — устало сказала Ольга. — Не вижу я что-то другого допинга, вот и все. Точно тебе говорю: если она еще и ночь пропечалится, завтра на спине тащить придется. А то и вовсе подвинется на этом пунктике… Раз уж такая жизнь пошла первобытная, единожды я тебе прощу. Из женской солидарности, жалко дуру. Я к ней немного присмотрелась — без поддержки и опоры моментально в кисель превращается…
Вернувшись в «гостиную», Мазур растерянно затоптался — всякое в жизни бывало, но в столь пикантном и запредельном положении еще не увязал. Расскажи кому — не поверят. Юмор и сложность в том, что Вика ему нравилась, еще и из-за того, наверное, что являла собою полную противоположность Ольге — во всем, от внешности до характера — полные антиподы.
Ольга неожиданно облегчила ему задачу: присела у огня, перевернула тяжелые, курящиеся парком куски мяса и будничным тоном бросила:
— Массаж делать будешь? Вика жаловалась, ногу сводит…
— Я не жалуюсь… — бесцветным голосом произнесла Вика.
— Да жаловалась, — махнула рукой Ольга. — Кирилл, займись-ка делом, что ты торчишь, как часовой у Мавзолея…
Пожалуй, ее голос не был безразличным — не столь уж и легко давалось этакое благородство души, встречавшееся разве что в дамских романах начала века. Впрочем, те романы эротику целомудренно не затрагивали… Мазур все еще торчал у огня, чувствуя себя неуклюжим, как собака на заборе. Ольга глянула на него и с выразительной гримасой постучала себя пальцем по голове.
Он решился, подошел и мягко тронул Вику за плечо:
— Пошли.
Она молча, покорно встала, сделала несколько шагов мимо костра, вопросительно оглянулась. Мазур вынул из костра горящую палку, кивнул на один из проходов, ведущий в пещерку, где он сложил запасы топлива и ворох лапника. Вика пошла туда вялой походкой манекена. Обогнав ее, Мазур осветил дорогу, прикрыл ей макушку ладонью, чтобы не вмазалась ненароком в низкий свод. Поблизости лопотал невидимый ручей. От стен попахивало сырым камнем. «Гостиная» исчезла за поворотом. Вика дрожала.
— Что, холодно? — спросил Мазур.
— Ты меня убьешь?
Мазур даже остановился:
— Сдурела?
Вика смотрела ему в лицо:
— Я вчера сон видела. Как ты меня убиваешь, чтобы не мешала. Зачем я вам, в самом-то деле…
— Сдурела, — повторил Мазур.
— Я же вижу, что лишняя, — повторила она со столь обреченной покорностью судьбе, что Мазура самого бросило в дрожь.
Он притянул ее свободной рукой и поцеловал. Губы у нее сначала были холодными и вялыми, но понемногу потеплели, она почти не отвечала, словно не веря. Тяжко вздохнула и робко прижалась к нему всем телом. Ветка догорала, руку уже обдавало жаром, и Мазур легонько подтолкнул женщину вперед.
Быстро и сноровисто разжег костерок в углу, подальше от «дровяного склада». Вика стояла на коленях на мягких пихтовых ветках, теребила замок «молнии» — и в ее глазах Мазур увидел надежду. «Вот и прекрасно, — сказал он себе. — В первобытном мире лечат первобытными лекарствами. Капитан первого ранга Мазур, психотерапевт племени…»
— Что снимать? — тихо спросила Вика.
— Все, — сказал он, опускаясь рядом и старательно притворяясь перед самим собой, будто им движет исключительно гуманность и филантропия.
Ее взгляд невольно метнулся к проходу:
— А…
Мазур осторожно опустил ее в ворох мягких иголок и медленно потянул вниз «молнию». Она подчинилась, закрыв глаза и, кажется, даже не дыша, полуоткрыв рот. Пока Мазур ее раздевал, Вика оставалась скованной и напряженной, но после первых же прикосновений сплела руки у него на спине, вся подалась навстречу. Он еще никогда не брал женщину, ставшую прямо-таки воплощением покорности, нежной и полной, старавшейся предугадать всякое его движение и последовать за ним — и в то же время остававшейся страстной. Ему ничуточки не пришлось стараться, чтобы кончить одновременно, — Вика мягко и незаметно подвела его к беззвучному взрыву, пронизавшему обоих. Сначала, еще оставаясь расслабленно в ней, Мазур подумал довольно: фантастическая женщина. И лишь потом, немного остывши, прижимая ее к себе и бормоча на ухо что-то бессвязное и утешительное, понял ее до конца и пожалел, чуть ли не ужаснулся — это и есть та лоза, что не способна существовать без опоры, жизнь без половинки для нее сплошной ужас. Бог ты мой, как ей должно быть жутко сейчас…
— А как же Ольга? — спросила она тихо. — Идти-то назад теперь страшно…
— Обойдется, — сказал Мазур, погладив ее по плечу. — В нашем первобытном племени и нравы упростились чуточку… Так что не переживай, поймет.
Вика прижалась к нему всем телом, чуть распухшая от комариных укусов щека лежала на его груди.
— Знаешь, я всегда тайги боялась чуточку, — призналась она тихо. — А он все равно таскал. Как сердце чуяло… Я, правда, во сне видела, что ты меня убил.
— Вот и выходит, что сны надо толковать как раз наоборот, — сказал Мазур философски.
— Ты по обязанности, или как?
— Победительница, ты чудесная женщина, — искренне сказал Мазур. — Вот только скоту досталась, уж извини. И с ним-то, если каким чудом попадется, я цацкаться не буду…
— Ну и пусть, — сказала она решительно. Провела ладонью по его бедру. — Мы когда-нибудь еще…
— Почему — когда-нибудь? — сказал Мазур, перехватив ее ладонь и чуть передвинув. И шепнул на ухо нечто такое, от чего она засмеялась уже совсем весело.
Что скрывать, роль вождя племени ему пришлась по вкусу и по душе. Но, возвращаясь в «гостиную», он все-таки немного робел из-за необычности ситуации. Однако все прошло гладко: возившаяся у костра Ольга глянула на них и совершенно буднично бросила:
— Явились, прелюбодеи? Садитесь жрать.
Чего ей это спокойствие стоило, Мазур мог только догадываться. Не сыщешь женщины, которая в таком положении не испытывала бы ничего, кроме умиления собственным благородством. И все же держалась она прекрасно, мимоходом взъерошила Вике волосы:
— Не бери в голову, Гюльчатай. Коли уж получилась нежданно мусульманская семейка… В городе посмеемся. Только на будущее давай четко прикинем, как нам нашего мужика делить по справедливости…
Мазур сидел, не поднимая глаз, старательно вгрызаясь в горячий кус сочной барсучатины. Женскую логику он давно познал вдоль и поперек, а потому не сомневался, что подсознательно Ольга считает его виноватым, хоть и сама ко всему подтолкнула. Самые лучшие на свете женщины — всего лишь женщины, и не более того, аминь…
По рукам текло горячее сало, в углу лежала щетинистая барсучья шкура, а рядом с автоматом покоился лук с отпущенной тетивой и пучок грубо отделанных стрел. И тут же — электронные часы на руке Ольги и отблески света, матово игравшие на ее полуобнаженной груди, круглившейся под расстегнутой курткой. «сюрреализм — спасу нет, — подумал Мазур. И с сожалением удержал руку, потянувшуюся было к следующему аппетитному куску — экономить следовало, в тайге раз на раз не выпадает.
