— Почему не раньше?
— 19 апреля я улетел в Северную Италию, и в суматохе наступающего краха мне ничего не сообщили. Однако когда меня допрашивал американский следователь как свидетеля по процессу фельдмаршала Мильха, он зачитал официальный список высших чинов СС, где я стоял на первом месте как оберстгруппенфюрер. Я запомнил это, и когда очутился на свободе и занялся своей пенсией, то решил напомнить о своем звании.
— Ну что же получилось?
— В 1947 году я решил разыскать соответствующий документ и отправился в федеральный архив. Его директор даже поздравил меня, но, к сожалению, документа не дал. Оказывается, он находится в принадлежащем США западноберлинском документальном центре. Стали искать — ив моем личном деле нашли лишь записочку о том, что грамота о присвоении звания изъята из досье и отправлена в Вашингтон. Я так ее и не получил — по весьма понятным причинам.
— Каким именно?
— Видите ли, я вел переговоры с Даллесом. Официальная американская версия, в том числе и версия самого Даллеса, состояла в том, что я вел эти переговоры без ведома и без одобрения Гиммлера и Гитлера. Но посудите сами: 17 апреля я у Гиммлера, 18-го — у Гитлера. Докладываю о переговорах. А 20-го получаю высшее эсэсовское звание. Из факта такого производства логически вытекало, что я вел переговоры не по личной инициативе, а с ведома Гитлера и получил за это повышение. Конечно, американцы поспешили спрятать документ, а я не получил пенсии по моему последнему званию…
Оставим на время Карла Вольфа с его разочарованием и займемся куда более важным вопросом — дипломатической миссией, сведшей воедино на последнем этапе войны высшего чина СС, Аллена Даллеса и других представителей США и Англии. Это была так называемая операция «Санрайз» (англичане называли ее «Кроссворд») — секретные переговоры представителей США и Англии с высшими чинами нацистских войск в Северной Италии.
Об этой операции высказывались разные мнения и суждения, однако самое парадоксальное принадлежит американскому историку Брэдли Смиту. Оно выглядит примерно так: эта операция вовсе не заслуживает того места, которое уделено ей в истории заключительного периода второй мировой войны. И совсем не потому, что на нее обращает особое внимание советская сторона как на свидетельство нарушения США союзнических обязательств. Нет, просто потому, что не кто иной, как Даллес и его начальник Донован, искусственно раздули значение этой операции. Сначала оба нуждались в таком «эффектном достижении» УСС после провала в Арденнах и других неудач, а после войны Даллес уже по инерции приукрасил события в своих мемуарах.
Разве не соблазнительно принять такую точку зрения — ведь она не делает чести инициаторам секретных переговоров, состоявшихся в Швейцарии? Но ради этой тактической выгоды — получить солидного союзника из числа американских исследователей — не стоит жертвовать соображениями принципиального характера. Они же заставляют видеть в операции «Санрайз» нечто большее, чем средство удовлетворения амбиций руководителей американской стратегической разведки. Будь лишь последнее движущей силой столь серьезной политической акции США и Англии на финальном этапе войны, перед самой Победой, в кульминационный момент боевого сотрудничества трех великих держав, — то и тогда никак нельзя было бы понять как упорство в ее проведении, так и «чрезвычайные» меры по ее маскировке и оправданию.
Маскировка, действительно, была исключительно искусной. Не говорю уже о знаменитой западной ноте от 12 марта 1945 года, где Советский Союз ставили «в известность» о действиях УСС с таким опозданием и таким извращением сути переговоров, с которыми может соперничать лишь аналогичная нота на пороге заговора 20 июля 1944 года (о ней мы говорили выше). Но американские власти скрывали свои действия не только от нас: о них долго ничего не сообщали англичанам, которые питались лишь косвенными сведениями. Более того, тот же Брэдли Смит, проанализировав архивы УСС и Белого дома, установил поразительный факт: оказывается, текст посланий Рузвельта И. В. Сталину по этому поводу принадлежал не смертельно больному президенту, а начальнику его личного штаба адмиралу Леги (кстати, известному своими антисоветскими настроениями).
Я добавил бы еще: во время моих бесед с Вольфом, которые происходили в 1982 году в западногерманском городе Дармштадте, Вольф категорически утверждал, что инициатива принадлежала американской стороне. Об этом он говорил и другим, об этом даже писал (хотя ему было бы выгоднее представить себя «инициатором»).
— Судите сами, — говорил Вольф, — какой мне был смысл рисковать, встречаясь с Даллесом, если я не имел бы гарантий успеха? Мы прекрасно знали о всех контактах, которые шли через Ватикан, знали и о том, что «напрашиваться» в таких случаях крайне невыгодно…
При этом Даллеса «не пугало», что нити германских контактов идут не от кого иного, как от СС. Однако Даллес, получив через итальянского посредника барона Парилли сведения о возможности переговоров и данные о том, что участником их будет бывший начальник личного штаба Гиммлера Карл Вольф, не только не отменил их, но поспешил оттеснить от них англичан.
Слушая Вольфа, я вспомнил и другое: о том, что в 1943 году инициатива встречи с Гогенлоэ и Шпитци также принадлежала Даллесу. Кстати, именно тогда у него родилась идея искать связи именно с СС, как «единственной реальной силой» в разваливавшемся рейхе.
Не менее примечательна и настойчивость американской стороны в продолжении переговоров. Уже после первой встречи своих помощников Шульце-Геверница (в Люцерне) и Блюма (в Лугано) с эмиссарами Вольфа Даллес послал в союзный штаб в Казерту и в Вашингтон весьма позитивные донесения. При этом уже во время бесед в Лугано американской стороне стало ясно, о чем идет речь, — именно о том, что Вольф и иже с ним были бы рады окончить войну в Италии, если западные союзники согласятся на создание совместного фронта против Советского Союза в Европе.
7 марта 1945 года Даллес встретился с Вольфом в Цюрихе. После этого он послал в штаб англо-американских войск в Казерте и в Вашингтон ряд донесений, в которых весьма позитивно оценил свою встречу и рекомендовал продолжить переговоры. Так, в докладе от 10 марта прямо указывалось, что «этот план (то есть соглашение с Вольфом. — Л. Б.) в том случае, если успешно завершатся переговоры Вольфа с Кессельрингом, представляет уникальный шанс приблизить окончание войны, захватить Северную Италию и, возможно, при благоприятных условиях прорваться в Австрию». Уже из этих строк можно видеть, какие перспективы рисовались в воображении Даллеса. Ему было при этом безразлично, в какую опасную совместную игру с СС он вовлекает свое высшее начальство.
Более того, Даллес пошел на прямой подлог. В своем первом докладе от 8 марта он заведомо ложно сообщил, что в числе сопровождающих Вольфа лиц находится представитель верховного главнокомандования (ОКВ). Это были не такие уж безобидные слова. Дело в том, что в Казерте и в Вашингтоне не были в большом восторге от переговоров с СС и всячески искали намеков на то, что речь пойдет о военной капитуляции, что входило в компетенцию OK В. В своей очередной телеграмме — от 9 марта — Даллес перечислил участников делегации, однако не опроверг своего предыдущего сообщения. Затем в игру вступил Донован, который «отредактировал» телеграммы Даллеса. Если тот докладывал, что Вольф, «возможно, готов к заключительным переговорам», то Донован поправил: «Они, возможно, готовы дать точное обещание по поводу прекращения немецкого сопротивления в Северной Италии» (как раз этого Вольф не обещал!). С такими «коррективами» он доложил обо всем Рузвельту, государственному секретарю Стеттиниусу и главнокомандующему англо-американскими войсками Эйзенхауэру.
Английский фельдмаршал Александер проявил осторожность: 10 марта он предлагал перепроверить, насколько надежны предложения Вольфа и стоит ли за ними Кессельринг? В Лондоне согласились с этим и даже выразили некоторое неудовольствие по поводу того, что с немецкой стороны фигурируют эмиссары СС. Британское высшее военное командование высказало мнение, что можно было бы согласиться на посылку военных представителей для переговоров, однако при условии, что будет проинформирован Советский Союз. Черчилль наложил резолюцию: «Согласен». На следующий день он подтвердил свое решение: не посылать представителей, пока «не будут проинформированы русские». Однако представители Александера (генералы Лемнитцер и Эйри) были уже в пути; переодевшись в рядовых, они прибыли в Берн к Даллесу и 19 марта встретились в Асконе с Вольфом. Как раз после этой встречи и начался острый конфликт.
Итак, упорство было необыкновенное. Его источники?.
Первым из них можно назвать линию на осуществление так называемых «частичных капитуляций» соединений вермахта, в данном случае — в Северной Италии. Действительно, для врагов сотрудничества с Советским Союзом было очень важно, чтобы капитуляция соединений вермахта происходила бы по частям и вдобавок только через англо-американское командование, без участия советских представителей. Не говорю уже о том, что если бы «обнажились» целые участки фронта в Северной Италии и на западной границе Германии, то войска Эйзенхауэра и Монтгомери получали возможность необычайно быстро продвинуться в центр рейха, в Австрию, в Триест. Примечательно, что мысль о «необходимости частичной капитуляции» пришла в голову и руководителям вермахта. Кейтель, Йодль, Дёниц, Фридебург — все они видели в этом последнюю возможность вбить клин между союзниками, а заодно сохранить живую силу вермахта в англо-американском плену. Именно поэтому немецким частям отдавался приказ — стараться сдаться не советским, а западным войскам.
