Полещук после выпитых двух стаканов виски основательно захмелел и пошёл напролом. При первой же раздаче поставил бóльшую купюру, чем собирался, но выиграл. Эта счастливая ошибка внушила ему уверенность, что судьба ведёт его за руку, и он удвоил ставку. И проиграл. Проиграл и в следующий раз, потом ещё и ещё…
Настал момент, когда выигранной ранее тысяче долларов стала угрожать серьёзная опасность.
Наконец, когда банк перешёл к Полещуку, он, применив все свои шулерские навыки, сумел восстановить статус-кво, более того, довёл свой выигрыш до четырёх тысяч долларов! Сразу вслед за этим он хотел заказать себе ещё одну бутылку виски, но в последний момент передумал…
Каменский и Гржинек вышли из игры, но с неослабевающим азартом следили за схваткой доктора, консула и русского атташе.
— Господа, уже без четверти час, — сказал Каменский.
— Это последний банк, — робко предложил доктор, который понял, что не успеет съездить домой за деньгами в случае проигрыша.
— Нет, заложим ещё — каждый по одному! — заплетающимся языком предложил Полещук.
Консул в знак согласия кивнул головой и тут же объявил такой банк, какого в этой компании ещё не метали, — две тысячи долларов! Каменский и Гржинек, разом охнув, демонстративно отодвинулись от стола.
— Я пас, — едва выдавил из себя доктор.
— Ва-банк! — заорал Полещук и тут же испугался своих слов и даже своего голоса.
Консул открыл девятку, и бумажник разведчика полегчал на тысячу долларов.
— Опять ва-банк! — гаркнул разведчик.
Снова проигрыш. Опрокинув в себя стакан виски, Полещук закурил сигарету, откашлялся и на удивление тихо сказал:
— Ещё раз ва-банк…
Консул молча открыл свою карту. Девятка? Никто не назвал её, и всё-таки присутствующие поняли, что карта была именно этого номинала.
Полещук почувствовал лёгкое головокружение, выхватил из кармана платок, вытер взмокший лоб и обвёл партнёров взглядом. Гольдман не сводил с него гипнотизирующего взгляда.
«Странно, — мелькнула мысль в затуманенном мозгу разведчика, — что это доктор на меня так уставился… Он не сводит с меня глаз с тех пор, как я впервые стал банкомётом… Да и вообще, как, черт возьми, быстро всё произошло! Минутой назад я был обладателем трёх тысяч долларов, и вдруг! Ну ничего, тысяча ещё есть, значит, есть надежда…»
Полещук вынул из бумажника пять купюр.
— Пятьсот? — бесстрастно спросил консул.
Разведчик кивнул и открыл брошенную ему карту. Восьмерка. Консул прикупил. Девятка.
Половина остававшейся у Полещука суммы была проиграна. Он покачал головой, словно не хотел с этим соглашаться. И поставил последние 500 долларов.
Через секунду ушли и они.
«Черт подери, ну до чего же не везёт! — мысленно выругался разведчик. — За десять минут проиграть четыре тысячи долларов, мыслимое ли дело?! Да расскажи я об этом кому-нибудь из сослуживцев, они назовут меня дешёвым болтуном… Да и, действительно, не сказка ли всё здесь происходящее?! Нет, скорее, театр абсурда с участием двух актёров в главной роли!»
— Господин атташе? — раздался голос консула.
Полещуку показалось, что он прозвучал в соседней комнате — в висках молотом стучала кровь, а уши — будто заложены ватой. К тому же ещё больше стала кружиться голова.
«Неужели на меня так подействовало спиртное? — не переставал удивляться своему поведению разведчик. — Но я ведь и бутылки ещё не осилил! Нет, явно что-то не так: говорю не то, что хочу, делаю не то, что собирался… Прямо наваждение какое-то!»
В знак протеста — «Наши просто так не сдаются!» — Полещук помахал рукой перед носом Фогеля и вынул оставшиеся триста долларов. Поставил 50. Выиграл. Снова поставил 50 и опять выиграл.
Фортуна подмигивала ему одним глазом — решайся!
Громко рассмеявшись, Полещук взял стакан виски, за секунду до этого услужливо наполненный консулом, и неспеша выпил. С трудом удерживая своё тело в вертикальном положении, обратился к доктору, который по-прежнему не сводил с него глаз:
— Не будете ли так любезны, господин Голь… Голь… господин доктор, одолжить мне тысячу долларов… Вы же видели — сегодня мой день, я выигрываю!
— Мне бесконечно жаль, господин атташе, но я проиграл всё…
Вслед за этим консул, не пересчитывая, небрежно подвинул Полещуку несколько купюр.
— Прошу вас, господин атташе! Здесь ровно тысяча. Возьмёте карту?
— Почему бы и нет! — рассмеялся Полещук.
— Сколько ставите, господин атташе?
— Всё!
Разведчик взял карту, Фогель со своей преувеличенной медлительностью — тоже.
Семерка. Нет, он не собирается прикупать. Впрочем, консул, даже не спросив его, открыл свою. Восьмёрка. Проклятье!
Фогель безмолвно подвинул разведчику стопку банкнот:
— Здесь две тысячи… Прошу вас, господин атташе, возьмите.
«В благородство играешь, сука, ну-ну… Сейчас посмотрим, чья возьмёт!» — подумал Полещук и тут же объявил:
— Две тысячи, господин консул!
— Две тысячи?
— Конечно, господин консул.
Полещук ничего не прикупил, у него была семерка. А консул вынужден был прикупить.
На этот раз немец изменил своей привычке — поспешил. И было из-за чего! К своей двойке он прикупил семерку пик. Итак, у него ровно девять очков. Впрочем, достаточно было и восьми, чтобы две тысячи вернулись к нему.
После этого их обладателем сразу же стал разведчик. Потом он выиграл ещё. Сколько у него? Три или четыре тысячи?
Не стоит считать — это приносит несчастье!
И так как Полещук уже не знал, сколько он, собственно, должен, он снова поставил две тысячи.
Пришла четверка пик. Мало! К ней надо прикупить. Получил шестёрку пик. Перебор на одно очко. Проклятье! Открыли карты. Оказалось, что консул преспокойненько выжидал, имея на руках всего лишь тройку. Сволочь! Уж не шулерничает ли этот старый змей, консул?!
Две тысячи ещё несколько раз пересекли стол, как вдруг за окном пробили часы на королевском дворце.
— Последний раз! — вскричал Полещук и придвинул ворох купюр к центру стола.
— Сколько?
— Всё!
Восьмерка — до выигрыша рукой подать! Но почему молчит консул, не отрывая взгляда от своей карты?!
Наконец Фогель с непроницаемым лицом, ставшим бледнее обычного, показал присутствующим — нет, не русскому атташе, с которым вёл дуэль уже более часа, а остальным игрокам, затаившимся, как мыши перед рассветом, — свою карту. Девятка…
— Итак, господин атташе, уговор дороже денег… Сейчас две минуты второго, а мне вы должны… — консул выдержал секундную паузу, рассматривая разбросанные по столу купюры. — Мне вы должны шесть тысяч… Долларов! Полагаю, мы можем обойтись без расписки?
— Конечно, — вскричал Каменский, — мы все здесь свидетели!
* * *
Усадив едва державшегося на ногах Полещука на заднее сиденье такси и расплатившись с водителем, консул и доктор вернулись к ломберному столу.
Гржинек сладко похрапывал, забравшись с ногами в глубокое кресло.
Каменский, упёршись подбородком в сложенные на столе руки, не сводил остекленевшего взгляда с разбросанных по столу банкнот. Он устало повернул голову в сторону вошедших. Но вдруг оживился, вскочил на ноги и ринулся навстречу Фогелю.
— Господин консул, я требую объяснений! Зачем вы раскрутили русского на такую огромную сумму?! Вы же таким образом подписали всем нам приговор!
Фогель, даже не удостоив скандалиста взгляда, обеими руками сгрёб деньги в кучу и стал сосредоточенно сортировать банкноты согласно их номиналу.
— Нет-нет, господин консул, я никогда не думал…
— Наконец-то вы признались, пан Каменский, что «никогда не думали»! — торжествующе воскликнул консул. — Я давно подозревал вас в бездумном отношении ко всему, что находится за пределами ваших операций с янтарем, но воспитание не позволяло мне сделать вам замечание… Слава Богу, теперь вы сами признались в отсутствии мыслительных способностей! Да знаете ли вы, что благодаря вашим потугам за карточным столом я едва не стал банкротом?!
Консул взглянул на ставшего пунцовым Каменского и, догадавшись, что тот близок к коллапсу, уже примирительно произнес:
— Ладно, прочь склоки, давайте объяснимся… Если вы заметили, в начале игры я старался придерживаться намеченной тактики. Той, которую предложил пан Гржинек — дать русскому немного выиграть у нас… Но это был первый импульс.
А как говаривал незабвенный мсье Талейран: «Бойтесь первого импульса, ибо он, как правило, благороден!» Вот тогда-то, вспомнив наставление искуснейшего из дипломатов, я решил не играть в благородство, а сделать наоборот…
— То есть?
— То есть выставить русского из денег. Поверьте, эта мера будет иметь значительно большее воздействие на него, чем если бы мы дали ему выиграть какие-то крохи… Теперь он до конца своего пребывания в Катманду прикован к нашей колеснице… Он не в состоянии одним махом погасить свой долг в шесть тысяч долларов, не так ли?
