В 1583 году на реке Плюссе было заключено Плюсское перемирие также со Швецией. По нему Россия сохраняла за собой устье Невы, но фактически Балтийское «окно» для русских вновь закрылось. В 1584 году был основан северный порт Архангельск, вначале называвшийся Новые Холмогоры. Уже после смерти Ивана – в 1585 году, последовал указ о переводе всей северной торговли в Архангельск.
Либеральная историография винит в неблагоприятном изменении ситуации Грозного, якобы истощившего Россию и лишившего её в результате репрессий «лучших командных кадров»…
А ведь России тогда впервые пришлось столкнуться с широко организованным всеевропейским заговором против неё.
Непосредственно в конфликте участвовали Ливония, Польша, Литва и Швеция, но ливонский вопрос постоянно был предметом обсуждений на собраниях представителей государств, входивших в Священную Римскую империю германского народа. Император Максимилиан II объявил Москве торговую блокаду. Активность России не устраивала Францию и даже Испанию, имевших собственные «балтийские» планы. Трансильвания боялась усиления влияния Ивана IV на молдаван и валахов, а о позиции Турции по отношению к Русскому государству можно и не упоминать.
Давно устоялось мнение, что Иван Грозный воевал в Ливонии за выход на берега Балтийского моря. Но это – далеко не всё! Ливонская война была для России войной не только за Балтику, за выход на морские торговые пути. Это была и война за возможность установить с Европой надёжные цивилизационные связи, получить свободный доступ к европейской науке, технологиям, культуре, получить возможность заполучить на Русь европейских специалистов.
А этому противилась сама Европа, точнее – её властители, её властные элиты… Мало известен, но показателен следующий факт… В конце 1568 года в Стокгольме был низложен союзник Ивана король Эрик XIV, и к власти пришёл его брат Юхан – противник России. Юхан оскорбил русских послов, что окончательно испортило отношения России и Швеции. Но Юхан вёл войну с Данией, и, не имея возможности отвлекаться на Россию, послал к Ивану абосского епископа Павла и Тоне Ольсона (Онтон Алавеев или Оловеев в русских источниках).
Иван задержал послов, и поступал так ещё дважды, лишь осенью 1571 года послав Юхану грамоту с мотивировкой задержек. В январе 1572 года новые шведские послы, прибыв в Новгород, сообщили о том, что Юхан принимает условия царя, оплатит «бесчестие» русских послов в Швеции, поможет организовать разработку серебряной руды, открытой на Урале, и обеспечит свободный проезд иностранцев в Россию через Швецию и принадлежащую Швеции часть Ливонии…
Итальянец Джиованни Тедальди бывал в России в 50-х—60-х годах и явно встречался лично с царём. Тедальди сообщает, что когда он спросил у Ивана, почему тот не дозволяет выезжать из страны иностранцам, то Грозный ответил, что поступает так, потому что иначе они не возвратятся, поскольку «король Сигизмунд помешал бы их возврату». «Вот почему с тех пор как Нарва принадлежит Московиту, – заключал Тедальди, – ему легче допускать отъезд итальянцев и иностранцев вообще».
Вот за что, в том числе, воевал в Ливонии Иван IV Грозный – за возможность свободной связи с той Европой, с которой, по уверению Даниловых-Яновых, царь якобы не желал дружить.
Иными словами, Ливонская война имела своей цивилизационной целью приобщение России к современным мировым достижениям. Иван Грозный намеревался «прорубить» то «окно» в Европу, которое через сто с лишним лет прорубил Пётр. Причём прорубить в наиболее удобном месте, на уже хозяйственно освоенных территориях с готовыми портами и городами.
И если бы это произошло, то Россия уже в наступающем XVII веке могла бы совершить впечатляющий цивилизационный рывок.
Этого-то Европа и боялась. Точнее – этого боялись, конечно, не Эразм Роттердамский и Галилео Галилей, а коронованные себялюбцы и некоронованные финансовые «короли», которые уже тогда – как, например, германский банкир Якоб Фуггер, обладали такой властью, что могли влиять на избрание тех или иных европейских венценосцев.
В России передовые люди – а таких хватало, не все ведь лаптем щи хлебали – остро сознавали, что Россия отстала, и надо ушедшую в отрыв Европу догонять. И как раз при Иване IV желания стали совпадать с возможностями – молодой Иван и во внутренней, и во внешней политике был динамичен, проявлял себя как новатор. Иван IV смело шёл на выдвижение на государственные посты «худородных», и если что и мешало этому процессу приобрести тот массовый характер, который он приобрёл при Петре, так это – высокомерие и инертность родового боярства. Оно даже во время войн более было озабочено тем, кто на какое место может претендовать по древности рода, а не тем, как эффективнее разбить врага.
Ивана Грозного изображают тираном, а на самом деле он чаще бывал заложником той дурацкой ситуации, в которую его раз за разом ставила княжеско-боярская оппозиция. Другое дело, что Иван – как великий государь, как выдающийся государственный ум и реформатор, решительно подавлял эту самовлюблённую оппозицию – когда политическим манёвром, а когда, в соответствии с обычаями эпохи, – и топором.
Но он был готов сменить топор на перо и даже – на место за партой… Путь же к этой «парте», так необходимой для будущего России, закрывала Ливония, чьи порты и земли оказывались для России не «дверью», и даже не «окном» в Европу, а рогаткой, шлагбаумом, загораживающим России удобные, надёжные торговые и культурные пути и блокирующим развитие связей с Европой.
Объективно расширение контактов России с Европой было при Иване более чем возможно, причём оно было бы взаимно благотворно. В Европе ведь жили не только Генрихи № такой-то, Фридерики № такой-то и Максимилианы с папами римскими – там тоже не все руководствовались своекорыстными вожделениями, не все смотрели на Россию враждебно…
В 1553 году английский мореплаватель Ричард Ченслер открыл северо-восточный путь в Россию, и Иван тут же ухватился за открывшуюся возможность. Ченслер был обласкан, образовалась английская «Московская компания». В 1555 году Ченслер прибыл в Москву во второй раз – уже как официальный английский посол, и был принят 25-летним царём с небывалым почётом. Ченслера сажали за царский стол напротив Ивана, что было высочайшей честью. Английским купцам предоставлялись особые льготы.
В обратный путь Ченслер отправился зимой 1556 года на 4 богато нагруженных товарами судах вместе с царским послом – вологодским дьяком Осипом Непеей. В шторм у Шетландских островов Ченслер утонул, а Непея благополучно добрался до Лондона, где его встретили тоже с большим почётом.
Русский посол пробыл в Англии до мая 1557 года, выговорил для русских купцов такие же льготы, какие давались англичанам в России и нанял для работы в России «мастеров многих, дохтуров, и злату и серебру искателей и делателей и иных многих мастеров». Это была та же самая линия, которую позднее принял Пётр. И неудивительно – передовая Россия Ивана Грозного и сам царь в полной мере понимали значение для нужд развития России приглашения квалифицированных специалистов-европейцев во всех сферах.
Прорубать же «окно в Европу» можно было только через Ливонию. Причём ливонские немцы больше других хлопотали о том, чтобы европейское знание не проникало в Россию. Католические властители Ливонии умели видеть возможные стратегические перспективы, а если бы не очень дальновидными оказались они, их бы поправил Рим, где давно научились видеть вперёд на века.
Сама по себе Ливония была слаба и не смогла бы противодействовать выходу России на удобные берега средней Балтики и установлению широких связей с Западом. К тому же вначале Иван IV намеревался ограничиться лишь необходимым минимумом. Ещё его дед Иван III после войны 1500–1503 года с Ливонским орденом добился от него выплаты дани за Дерпт (Юрьев). Срок действия договора истекал в 1553 году, и Грозный настаивал на его продлении на таких условиях, которые ставили бы Юрьев-Дерпт и его область в положение русского протектората.
Лишь получив отказ, Иван IV начал подготовку к войне. Но, даже уже начав военные действия, он был склонен ограничиться нужным для России мирным договором. Однако провокационные обстрелы из ливонской Нарвы русского Иван-города сорвали наметившийся мирный процесс, а первые успехи воодушевили Ивана, имевшего планы не только выйти к морю, но и вернуть России захваченные Литвой исконные русские земли.
Это, безусловно, само по себе программировало конфликт с Литвой, с Польшей, вело к созданию Речи Посполитой. Польская Варшава воспользовалась тогда страхом литовского Вильно утратить русские владения… Но не могло ведь не быть и руководящих указаний тому же Сигизмунду II Августу из Рима.
После смерти Сигизмунда в общей ситуации изменилось мало что. Вначале на польский трон был избран католический принц Генрих де Валуа. Однако смерть в Париже его брата – короля Карла IX, сделала вакантным французский трон, и недолгий польский король, Генрих бежал из Польши в июне 1574 года, чтобы стать французским королём Генрихом III.
