добровольцев армии северян сохранили достаточно энтузиазма, чтобы завербоваться вновь после истечения сроков их контрактов, однако при этом ясно дает понять, что этот энтузиазм был перемешан с манипулятивными призывами не посрамить честь полка, внушительными финансовыми стимулами и посулами длительных отпусков [49]. Правда, давление коллектива способно не только подтолкнуть многих (а возможно, и большинство) людей к насилию, но и удержать от него. Верность этого заключения подкрепляется одной из вариаций эксперимента Милгрэма. Когда ничего не подозревающий испытуемый оказывался между двумя людьми, действовавшими по договоренности с организатором, которые по условному знаку отказывались исполнять его приказ «ударить током» предполагаемую жертву, почти все участники, не знавшие о сути эксперимента, прекращали участие в нем и отказывались наносить новые удары [50].
В целом просматривается два способа формирования боевых сил, при помощи которых успешно удается уговорами или силой заставить сборища людей погрузиться в такое жестокое, нечестивое, требующее жертв, полное неопределенности, мазохистское и по сути бессмысленное предприятие, как война. Каждому из этих двух способов соответствуют две разновидности ведения войны, и различие между ними способно рассказать о многом.
На интуитивном уровне может показаться, что наиболее простым (и самым дешевым) способом вербовки людей для войны будет положиться на первую из рассмотренных выше мотиваций – поставить под ружье тех, кто упивается насилием и регулярно к нему стремится, либо тех, кто постоянно прибегает к насилию ради обогащения, либо представителей обеих этих групп. В обычной жизни мы называем таких людей преступниками, однако к данной категории можно также отнести тех, кого в разговорном языке именуют громилами, хулиганами, бандитами, головорезами и отморозками. Насильственные конфликты, участниками которых преимущественно выступают подобные лица, можно отнести к криминальному типу ведения боевых действий: для этой разновидности войны характерно, что ее участники склонны к совершению насилия прежде всего ради развлечения и материальной выгоды, которую они извлекают из таких деяний.
Представляется, что криминальные армии возникают в результате двух процессов. Иногда преступники – воры, налетчики, грабители, разбойники, хулиганы, громилы, бандиты, пираты, гангстеры, отщепенцы – организуются или объединяются в шайки, банды или мафиозные структуры. Когда подобные организации становятся достаточно многочисленными, они могут походить на полноценные армии и во многом действовать соответствующим образом.
Второй возможный вариант формирования криминальных армий – когда тот или иной правитель, которому требуются солдаты для ведения войны, приходит к пониманию, что наиболее уместным или незатейливым способом решить эту задачу будет нанять или заставить пойти на войну преступников и головорезов. В этом случае последние, по сути, выступают в качестве наемников.
Однако на практике преступники и головорезы, как правило, оказываются никчемными солдатами вне зависимости от того, оказались ли они на войне в силу склонности к удовольствию от насилия или же благодаря стремлению на ней поживиться. Прежде всего подобных лиц зачастую трудно контролировать. Представители криминалитета способны создавать проблемы: они недисциплинированны, непокорны и склонны к бунту, а также нередко совершают несанкционированные преступления при исполнении служебных обязанностей или в неслужебное время, что может нанести ущерб всему военному предприятию или вовсе оказаться для него гибельным. Эта естественная для криминалитета неуправляемость нередко усиливается в условиях лишений и скуки, характерных для затяжных перерывов между военными действиями, и для того, чтобы развеяться, такие бойцы могут решить вернуться к своим привычным занятиям, только теперь их жертвами могут оказаться сослуживцы.
Но самое важное заключается в том, что при приближении опасности у преступников может не возникнуть желания удерживать боевые позиции, а при совпадении желания и подходящей возможности они зачастую просто дезертируют. В конечном итоге обычный преступник охотится на слабых – он скорее поднимет руку на хрупкую старушку, чем на дюжего здоровяка. Поэтому преступники нередко готовы и способны казнить беззащитных людей [51], но стоит лишь показаться полиции, как их и след простыл. Не стоит забывать, что девиз преступников – «Хватай деньги и беги», а не формулировки в духе Semper fi, «Один за всех и все за одного», «Долг, честь, Родина» [52], «Банзай!» или «Помни про Перл-Харбор!».
Для преступника гибель в бою (или же при ограблении банка) в самом деле совершенно бессмысленна: глубоко иррационально умирать ради острых ощущений от насилия и тем более ради получения добычи, если с собой не удастся захватить ни то ни другое. Поэтому в целом, несмотря на то что преступники кажутся более склонными идти на риск, чем обычные люди, а заманить их на войну можно посулами денег или добычи и возможностями причинения насилия, эти люди обычно надежно сражаются только в том случае, когда шансы погибнуть не слишком высоки либо когда их к этому активно принуждают.
Свидетельства из некоторых дневников и писем участников Гражданской войны в США, которые исследовал Макферсон, наводят на определенные размышления. «С поразительным единодушием, – отмечает историк, – солдаты из семей среднего достатка пишут домой, что „те, кто дома не отличался бузотерством и драчливостью, держатся под пулями лучше всех“. „Задиры, всегда готовые ввязаться в уличную драку, в сражении оказываются трусами“. „Не знаю ни одного забияки, который не показал бы себя трусом как солдат“. „Обычно те, кто дома слыли тихонями, здесь испытывают меньше всего страха“». Столь же невысокого мнения авторы этих строк были о солдатах, которые отправились служить вместо откупившихся от призыва [53], и об охотниках за наживой, со временем пополнивших армию северян: «Охотники за большой наживой – это вообще не люди», – писал один из участников Гражданской войны. «Большинство из них пожаловали на войну, чтобы захватить добычу и как можно скорее слинять». Резервисты, попавшие в армию вместо откупившихся, производили впечатление «жалких угрюмых грубиянов», «во всем уступавших старым патриотам-добровольцам, которые шли воевать „без денег и не ради денег“». «Платные солдаты не стоят того, сколько на них тратят: когда над головой свистят пули, вы их увидите попрятавшимися в лесу» [54]. Как видно из этих выдержек, присутствие подобных людей в рядах действующей армии может подорвать боевой дух тех участников боевых действий, которые не являются преступниками. В мирной жизни эти люди привычно избегают преступников и прочих нежелательных лиц, а в бою у них есть основания не доверять надежности подобных персонажей.
Исторически перечисленные проблемы, связанные с вербовкой преступников для участия в боевых действиях, приводили к попыткам набора бойцов из рядов обычных граждан, то есть людей, которые, в отличие от преступников и головорезов, в своей нормальной жизни не совершают насилия (хотя могут видеть множество насилия по телевидению). Исследователи боевых действий действительно в целом обнаруживают положительную корреляцию между эффективностью солдата на войне и его принадлежностью
